приколе стояли ряды жилых кораблей. Дальше виднелось море. По
нему плыл кораблик - сеятель водорослей. Кормильцами людей
стали моря и океаны, ведь на Земле теперь обитало 110
миллиардов человек. Они сеяли водяные растения и питались ими.
А суша была сплошь, застроена, кормить их теперь она не могла.
И зверей - тоже. Кое-какие животные остались в зоопарках и
цирках, но большинство вымерло.
- Фим, прогуляйся перед работой, - распорядилась
Настя. Серафим покинул кварткомнату и очутился в длинном
коридоре, куда выходили двери трехсот таких же квартир. Здесь
прогуливалось много народу; на улицу идти смысла не было.
Серафим знал, что большинство его однокоридорников вообще не
выходят из дома, благо в нижних этажах есть магазины. И еще он
знал, что теперь никто не путешествует, ибо это неинтересно: на
всей планете - дома, дома, дома... Вскоре к моему приятелю
подошел журналист, жилец соседней квартиры. Лик его сиял.
- Сераф, представь себе, за мою статью "Поспорим с
Мальтусом! " редактор премировал меня десятью сутками
одиночного заключения со строгой изоляцией! Завтра шагаю в
тюрьму!.. Как странно, что когда-то в одиночки сажали не за
заслуги, а за преступления. Ведь единственное место, где можно
отдохнуть от многолюдства, - это тюремная камера.
- А у меня - сплошные неприятности, - пожаловался
Серафим журналисту. - Учащего завлаба теща на днях померла,
так что жилплощадь на три метра увеличилась, а я забыл
поздравить его. И теперь по всему ИРОДу пошел слушок, будто я
- хам отпетый.
- Сераф, но ведь это и в самом деле хамство - не
поздравить человека с таким событием. Когда у нашего редактора
дед скончался, мы на первой полосе поздравиловку жирным шрифтом
тиснули. Коллективно сочинили, с чувством: "Дорогой друг,
группа товарищей радуется вместе с вами и желает вам дальнейших
событий, способствующих освобождению новых метров жилплощади!"
Он очень растроган был. Однако пора было приступать к делу. Как
правило, земляне на работу теперь не ходили и не ездили. Они
трудились, не выходя из своих жилищ, сидя у сверхточных
пространственных манипуляторов и изобразительно-переговорных
устройств. И вот мой приятель вернулся в свою кварткомнату, сел
на стул возле стенного манипулятора, нажал на нужные кнопки. На
экране перед ним возник рабочий зал ИРОДа. В центре его живьем
восседал за своим письменным столом директор, а по стенам
светились индивидуальные экраны. На них уже присутствовали
объемные изображения многих сослуживцев. На крайнем слева четко
вырисовывалась фигура Главсплетни. На шестом справа Серафим
увидел себя.
- Герострат Иудович, сообщаю вам, что я явился на
службу! - доложил он с экрана директору.
- Учел! - суховато отозвался тот. - Напомните
основные данные проекта, разрабатываемого в вашей секции.
- Синтетический театр! - начал Серафим. - Никаких
лож, никаких галерок, сплошной партер - полная демократия! По
трем сторонам зала - три сценические площадки, перед двумя из
них - оркестровые ямы. На четвертой стороне зала - цирковая
арена. Вы занимаете свое вращающееся кресло. Впереди
развертывается действие пьесы, справа - балет, слева - опера,
позади вас - цирковая программа. Зрители вправе избрать что -
либо одно, а при желании могут нажатием кнопки придать креслам
непрерывное вращательное движение. Перед взором и слухом будут
плавно сменяться декорации и ситуации, будут возникать
драматические актеры, оперные певцы и певицы, танцующие
балерины, дрессированные слоны и медведи. Какая яркая смена
впечатлений! Кроме того...
- Кроме того, товарищ Пятизайцев, вам надо поднять
свой моральный уровень, - прервал Серафима директор. - Всему
ИРОДу известно, что вы боитесь высоты и для выхода из дома
пользуетесь не парашютом, а лифтом, и тем самым незаконно
расходуете электроэнергию. И весь ИРОД возмущен вашей
внебрачной связью с престарелой дрессировщицей тигров, которая
тайно подкармливает вас пайком, выделяемым для зверей.
- Гнусная дезинформация! Это все Главсплетня
набрехала! - возопил Серафим - и проснулся. Наклонясь над его
изголовьем, стоял белый заботник с подносиком, на котором
поблескивала стопочка с медицинской жидкостью. Мой приятель
принял успокоительное лекарство и уснул. Проснувшись утром, он
припомнил недавнее сновидение и пришел к выводу, что
хитрюга-мозг хотел утешить его, показать ему, Серафиму, нечто
такое, что вроде бы пострашнее одиночества. "Но нет,
одиночество - страшнее всего", - решил мой приятель. И эта
явь, этот Храм - страшнее самых ужасных сновидений.
21. ПОДКИДЫШ No 2
В следующую ночь Серафиму приснился сон, опять длинный
и обстоятельный. Но в нем не было ни одного человека и вообще
ни одного живого существа - только голые скалы, пустынные
солончаки, непонятные машины, загадочные самодвижущиеся
автоматы... Мой приятель проснулся задолго до (условного) утра
и долго не мог уснуть, охваченный страхом и тоской.
В дебрях одиночества
Он проводит ночь;
Умирать не хочется,
Но и жить - невмочь.
Серафиму стало ясно, что минувшей ночью медик-заботник
включил в свое успокоительное лекарство какой-то ингредиент,
воспрещающий мозгу видеть во сне все живое. Чтобы успокоить
читателей, скажу, что действие этого ингредиента не было
продолжительным. Но тогда, после того безлюдного сна, приятель
мой был прямо-таки в отчаянье. Ну разве мог он предвидеть, что
на этой окаянной Фемиде он даже в снах будет одинок?! Он клял
себя за то, что по собственной дурацкой воле обрек себя на эту
пытку одиночеством. Он - межпланетный подкидыш ( 2, несчастный
подкидыш. Юрик - тот подкидыш счастливый, его подкинули к
живым добрым людям. А он, Серафим, сам зашвырнул себя в это
космическое безлюдье. Зашвырнул из страха показаться трусом,
каковым он является на самом деле...
Теперь с какой-то детской нежностью вспоминал он
Землю-матушку, которая так далека от него нынче. Все земное
казалось ему прекрасным, все люди добрыми. Повстречайся ему
здесь сама Главсплетня, он бы расцеловал ее и сказал бы ей:
Царица склок и королева сплетен,
Ходячий склад словесной требухи,
Твой лик отныне благостен и светел,
Забыты мною все твои грехи!
Но он знал, что никого не встретит в здешних коридорах
- ни врага, ни друга, ни двойника.. Его абсолютный двойник -
Серафим с Земли No 252 - побывал на другой Фемиде, и подбросил
его на ту Фемиду другой Юрик с другой Кумы. Как сложен и
страшен этот мир! Хорошо бы сойти с ума и встретить в коридоре
какого-нибудь самосветящегося старца или полупрозрачную даму в
белом одеянии. Конечно, это страшно, но лучше уж такой страх,
чем .это адское одиночество. На, безлюдье и привидение -
человек. У Серафима возникло убеждение: ему .нужен реальный
страх. Он, подкидыш No 2, пребывает здесь в абсолютной
безопасности. Но эта безопасная явь ужасает его сильнее, чем
самые страшные сны. Быть может, самое страшное для человека -
это когда ему абсолютно нечего бояться. Ибо идеальная
безопасность порождает ожидание какойто неведомой ужасной
опасности.
Серафим решил бежать из Храма Одиночества. А так как
дальше начнутся события самые серьезные, то я, анонимный
приятель Серафима, передаю ему эстафету повествования. Пусть он
опять, как в первых главах, ведет речь от самого себя.
22. ПОБЕГ
Да, я решился бежать. Но на то, чтобы решиться
осуществить это решение, у меня ушло трое суток. Я отощал,
лишился сна и аппетита - и наконец заставил себя приступить к
действиям. В то утро я хотел было направиться в столовую с
рюкзаком, дабы наполнить его булочками, ведь я мог их заказать
в любом количестве, но потом подумал, что заботники могут
догадаться, для чего мне нужен этот пищевой запас. Поэтому я
решил принять как можно больше еды в глубь себя и позавтракал
очень плотно. Вернувшись в свою келью-камеру, я разделся в
санузле и встал под душ. Уже дня четыре я ходил грязнулей, даже
руки и лицо перестал умывать, так придавил меня страх. Но
теперь следовало вымыться с головы до ног. Это для того, чтобы
от меня не пахло человеком, не то хищные звери издалека меня
учуют. Конечно, они все равно узнают о моем присутствии в их
лесу, но вымыться все-таки надо.
Быть немытым неприлично,
Если смерть тебе грозит -
Умирай гигиенично,
Погружаясь в новый, быт!
Подсознательно стремясь оттянуть начало решительных
действий, мылся я долго - предолго. Потом все-таки обтерся,
оделся, потом надел плащ и берет, уложил в рюкзак свои
небогатые пожитки, взял топор - и на цыпочках вышел в коридор.
Вот и дверь энергоблока. Скрещенные белые руки, изображенные на
ней, мгновенно покраснели при моем приближении. Но я решительно
распахнул ее и вошел в тамбур. И тотчас из ниши вышел черный
заботник и преградил мне путь.
"Пусти, жабий сын!" - истерически возопил я и занес
топор. Но механический страж стоял незыблемо, и тогда я изо
всей силы долбанул его обухом по черепу. Однако удар мой не
произвел никакого разрушительного действия; заботник стоял как
ни в чем не бывало. Так мы с минуту простояли один против
другого, а затем произошло нечто странное. Мой оппонент вдруг
поднял руки, сорвал ими со своих плеч свою голову и бросил ее.
Она тяжело упала на каменный пол, а вслед за ней рухнул и ее
владелец. Тут до меня дошло, что он не программирован на
насильственные физические действия против разумных существ; я
понял, что этой пантомимой он хочет убедить меня в неизбежности
моей гибели, ежели я перешагну через его труп. Однако я
мужественно переступил через самоубийцу и вошел в энергоблок.
Там все было по-прежнему. И по-прежнему у загадочных приборов
стояли голубоватые заботники; на мое появление они не обратили
никакого внимания, я не входил в их компетенцию. Я направился к
винтовой лестнице, но прежде оглянулся; я подозревал, что за
мной следят, что заботники обвинят меня в убийстве, - а как я
докажу свою невиновность? И тут я узрел чудо неземное: туловище
черного привратника плавно подползло к оторванной голове,
соединилось с ней - и воскресший заботник встал и чинно
удалился В свою нишу. После этого я ступил на первую ступеньку
винтовой лестницы И начал восхождение в неведомое. Вот я уже
поднялся выше зала, уже исчезли из глаз таинственные приборы и
голубые заботники; теперь путь мой пролегал как бы в
вертикальном тоннеле, облицованном светящимися камнями. Я все
торопливее ввинчивался вверх и вскоре очутился в небольшой
комнате. Окон в ней, как и во всем Храме Одиночества, не
имелось, но зато кроме той двери, которую я открыл, чтобы
войти, в другом конце комнаты Я увидал другую дверь. Я кинулся
к ней, отворил ее - и вышел на балкончик без перил, вроде
того, который недавно мне снился. На Краю того балкончика стоял
металлический столбик, увенчанный небольшим пюпитром, на
котором то вспыхивали, то погасали разноцветные треугольнички и
квадратики. И вот я стоял на той площадочке, а внизу
расстилался луг, поросший лиловатыми цветами; дальше начинался
лес. Тени деревьев падали на луг, но я не знал, утренние это
тени или вечерние. Да это меня и не очень-то интересовало. Я
был пьян от радости, что выкарабкался из Храма Одиночества. И
даже завывания неведомых тварей, доносившиеся из лесной чащи,
не очень пугали меня.
Пусть за невзгодою - невзгода,
Пусть впереди нужда, беда -
