руку.
- В том, что я здесь, нет ничего удивительного, - сказал он сыну. -
Обычно твоя мать отвозит меня со станции домой на машине. Но сегодня она
опоздала, и я пошел пешком. Раз уж я шел пешком, мне взбрело в голову
срезать угол и пройти по площадке для гольфа.
- Понятно, - произнес Марвин.
- Признаться, - продолжал отец, - кратчайший путь оказался самым
длинным, так как, по моим подсчетам, я гуляю по этой местности почти
час, а то и больше.
- Папа, - сказал Марвин, - только не волнуйся, но дело в том, что ты
уже не на Земле.
- Не вижу в твоей шутке ничего смешного, - заметил отец. - Я,
бесспорно, дал кругаля, да и архитектура здесь не такая, какую
рассчитываешь увидеть в штате Нью-Йорк. Но не сомневаюсь, что, если я
пройду по этой дороге еще ярдов сто, то попаду на Энневдейл-авеню, а она
выведет меня на перекресток Кленового и Елового переулков. А уж оттуда и
до дома рукой подать.
- Наверное, ты прав, - сказал Марвин.
Ему еще ни разу в жизни не удалось переспорить отца.
- Мне пора, - сказал отец. - Между прочим, Марвин, тебе известно, что
у тебя в носу какой-то чужеродный предмет?
- Да, сэр, - отвечал Марвин. - Это бомба.
Отец сурово нахмурился, испепелил сына взглядом, горько покачал
головой и зашагал дальше.
- Не понимаю, - делился позднее Марвин с Вальдецом. - Почему они все
меня находят? Это даже как-то противоестественно!
- Противоестественно, - заверил его Вальдец. - Но зато неизбежно, что
гораздо важнее.
- Может, и неизбежно, - сказал Марвин. - Но и высшей степени
невероятно.
- факт, - согласился Вальдец. - Хотя мы предпочитаем называть это
форсированной вероятностью; другими словами, это одно из неопределенных
обстоятельств, сопутствующих теории поиска.
- Брось, я не совсем понимаю, - сказал Марвин.
- Все довольно просто. Теория поиска - чистая теория; это значит, что
на бумаге она подтверждается всегда. Но стоит только применить ее на
практике, как мы сталкиваемся с трудностями, главная из которых -
явление неопределенности. В самых простых словах происходит вот что:
наличие теории препятствует подтверждению теории. Видите ли, теория не
может учитывать свое влияние на самое себя. Идеальный вариант - когда
теория поиска действует во вселенной, где вообще нет никакой теории
поиска. Практически же (а нас волнует именно практика) теория поиска
действует в мире, где есть теория поисков, которой свойствен так
называемый "зеркальный эффект", или "эффект удвоения самой себя".
- Гмм... - промычал Марвин.
- Конечно, - прибавил Вальдец, - надо принимать в расчет лямбдуши -
выражение, обозначающие обратно пропорциональную зависимость всех
возможных поисков и всех возможных находок. Так, когда в связи с
неопределенностью прочих факторов лямбдуши возрастает, вероятность
неудачного поиска стремительно падает почти до нуля, а вероятность
поиска успешного быстро увеличивается до единицы.
- Означает ли это, - спросил Марвин, - что из-за такого эффекта
теории все поиски будут успешны?
- Именно, - ответил Вальдец. - Вы сформулировали превосходно, хотя и
недостаточно строго. Все возможные поиски будут успешны в течение, или
на протяжении периода, соответствующего коэффициенту раскрытия системы.
- Теперь понятно, - сказал Марвин. - Если верить теории, я
обязательно найду Кэти.
- Да, - подхватил Вальдец. - Вы обязательно найдете Кэти: больше
того, вы обязательно найдете всех и каждого. Единственное ограничение -
коэффициент раскрытия системы, или PC.
- Вот оно что, - протянул Марвин.
- Естественно, поиски бывают успешными лишь в течение срока, или
периода PC. Но длительность PC есть величина переменная, она колеблется
от 6,3 микросекунды, до 1005,34543 года.
- А в моем случае сколько будет длиться ? - спросил Марвин.
- Многие мечтали бы услышать ответ на этот вопрос, - искренне
развеселился Вальдец.
- Этого-то я и боялся, - поскучнел Марвин.
- Наука - жестокий хозяин, - согласился Вальдец. Но тут же игриво
подмигнул и сказал: - Правда, и самого жестокого из хозяев можно обвести
вокруг пальца.
- Вы хотите сказать, что решение есть? - вскричал Марвин.
- К несчастью, не академическое, - ответил Вальдец.
- И все же, - сказал Марвин, - если оно правильно, то давайте
попробуем.
- По-моему, не стоит, - ответил Вальдец.
- Я настаиваю, - сказал Марвин. - В конце концов в поиске
заинтересован именно я.
- С точки зрения математики это к делу не относится, - заметил
Вальдец. - Но вы, наверное, все равно не дадите мне покоя до тех пор,
пока я вас не ублажу.
Вальдец удрученно вздохнул, извлек из пояса клочок бумаги и огрызок
карандаша и спросил:
- Сколько монет у вас в кармане?
Порывшись в кармане, Марвин сказал:
- Восемь. Вальдец записал эту цифру, потом выяснил год и день
рождения Марвина, номер его удостоверения личности, размер обуви и рост
в сантиметрах. Над этими данными он произвел какие-то математические
выкладки. Затем попросил Марвина назвать наудачу любое число от 1 до 14.
К названному числу он прибавил несколько своих, после чего несколько
минут выводил какие-то каракули и что-то подсчитывал.
- Ну? - поторопил его Марвин.
- Помните, результат представляет собой всего-навсего статистическую
вероятность, - сказал Вальдец, - и заслуживает доверия лишь как таковой.
Марвин кивнул. Вальдец продолжал:
- В вашем конкретном случае период раскрытия системы истекает ровно
через одну минуту сорок восемь секунд плюс-минус пять минимикросекунд.
Он сверился с часами и удовлетворенно кивнул.
Марвин собрался было категорически запротестовать против такой
несправедливости и спросить, почему Вальдец не произвел столь
существенных подсчетов раньше. Но взгляд его упал на дорогу,
неповторимой белизной светящуюся на фоне густой синевы вечера.
Он увидел, что по направлению к посаде медленно движется какая-то
фигура.
- Кэти! - закричал Марвин. Ибо это действительно была она.
- Поиск завершен за сорок три минимикросекунды до истечения периода
PC, - констатировал Вальдец. - Еще одно экспериментальное подтверждение
теории поиска.
Но Марвин его не слышал: он устремился по дороге навстречу
долгожданной своей любви и сжал ее в объятиях. А Вальдец, лукавый друг и
молчаливый попутчик, скупо улыбнулся про себя и заказал еще бутылку
вина.
Глава 21
Наконец-то они соединились: прекрасная Кэти, прогневавшая звезды и
затравленная планетами, притянутая таинственной магией пункта
обнаружения; и Марвин, молодой и сильный, с белозубой улыбкой,
вспыхивающей на загорелом добродушном лице. Марвин, с задором и
бездумной самоуверенностью юных собравшихся принять вызов древней
непознаваемой вселенной; и рядом с ним Кэти, моложе годами, но много
старше унаследованной интуитивной женской мудростью, прелестная Кэти, в
красивых темных глазах которой словно притаилась задумчивая грусть,
неуловимая тень предвидимой скорби, о которой Марвин и не подозревал,
лишь чувствовал горячее, непреодолимое желание защищать и лелеять эту
девушку, с виду такую хрупкую, окутанную тайной, которую она не может
открыть, девушку, что наконец пришла к нему - человеку, лишенному тайны,
которую мог бы открыть.
Счастье их было омрачено и возвышенно. В носу у Марвина тикала бомба,
отсчитывала неумолимые мгновения его судьбы, создавала четкий
метрономический ритм для танца любви. Но чувство обреченности лишь
теснее сплело две несхожие судьбы, вдохнуло в их отношения нежность и
значимость.
Из утренней росы он создал для нее водопад, из разноцветных камешков
на лугу у ручья сделал ожерелье красивее изумрудного, печальнее
жемчужного. Она оплела его сетью шелковистых волос, увлекла его далеко
вниз, в глубокие и бездонные воды, за пределы забвения. Он показал ей
замерзшие звезды и расплавленное солнце; она подарила ему длинные
перевитые тени и шуршанье черного бархата. Он протянул к ней руку и
коснулся мха, травы, вековых деревьев, радужных скал; кончики ее пальцев
задели старые планеты и серебряный свет луны, вспышки комет и вскрик
испаряющихся солнц.
Они играли в такие игры, но он умирал, а она старилась; они делали
так, чтобы испытать радость повторного рождения. Любовью они рассекали
время на части и вновь складывали, лучшим, более емким, более
медлительным.
Их игрушками были горы, степи, равнины, озера. Души их искрились,
словно дорогой мех. & Они стали любовниками. И не постигали ничего,
кроме любви.
Но их любило далеко не все живое и неживое. Сухие пни, бесплодные
орлы, зацветшие пруды таили злобу на их счастье. Клятвы и заверения
любовников проходили мимо безотлагательности перемен, безразличных к
тому, что предполагает человек, и с удовольствием продолжающих свою
деятельность по разрушению вселенной. Выводы, не поддающиеся
подтасовкам, угодливо подчинялись древним предначертаниям, записанным на
костях, вкрапленным в кровь, вытатуированным на коже тела.
Бомбе предстояло взорваться. Тайна требовала раскрытия. А из страха
рождались знание и печаль.
И однажды утром Кэти не стало, словно вовсе не бывало.
Глава 22
Ушла! Кэти ушла! Возможно ли? Неужто жизнь, этот мрачный шутник,
вновь принялась за свои губительные шутки?
Марвин отказывался верить. Он обшарил все закоулки посады, терпеливо
облазил всю деревушку. Нигде. Он продолжил поиски в ближайшем городе Сан
Рамон де лас Тристецас, опросил официанток, домовладельцев, лавочников,
проституток, полисменов, сводников, нищих и всех прочих. Он спрашивал,
не видал ли кто девушки, прекрасной, как утренняя заря, с волосами
красоты неописуемой, руками и ногами несравненной гибкости, с чертами
лица, прелесть которых равняется лишь их правильности, и так далее. Но
те, кого он спрашивал, грустно, отвечали: "Увы, синьор, мы не видали та
женьчина, ни нынче, ни ранее, никогда в жизни".
Он успокоился ровно настолько, чтобы дать связное описание ее примет,
и нашел на шоссе романтика, который видел девушку, похожую на Кэти, -
она катила на запад в большом автомобиле вместе с плотным мужчиной,
курившим сигару. А какой-то трубочист подглядел, как она придала город с
золотисто-голубой сумочкой в руках. Шла твердым задом.
Затем подручный ни бензозаправочной станции передал ему от Кэти в
спешке нацарапанную записку, которая начиналась словами: "Марвин, милый,
умоляю, постарайся понять меня и простить. Я ведь много раз пыталась
тебе сказать, мне позарез..." Остальное было неразборчиво.
С помощью криптоанализатора Марвин разобрал заключительные слова: "Но
я всегда буду тебя любить и надеюсь, что у тебя хватит великодушия
изредка поминать меня добрым словом. Любящая тебя Кэти".
Остальные строки, превращенные горем в загадку, не поддавались
никакой расшифровке.
Выразить смятение Марвина - все равно что пытаться передать
предрассветный полет цапли: то и другое ни в сказке сказать, ни пером
описать. Достаточно упомянуть, что Марвин подумывал о самоубийстве, но
отделался от этой мысли.
Ничего не помогало. Опьянение лишь вызывало слезливость. Отречение от
мира казалось детским капризом. Все это никуда не годилось, и Марвин ни
на что не решился. С сухими глазами, точно живой труп, проводил он дни и
ночи. Он ходил, разговаривал, даже улыбался. Был неизменно вежлив. Но
его закадычному другу Вальдецу казалось, что настоящий Марвин погиб при
мгновенном взрыве горя, а его место заняло плохо сделанное подобие
человека. Марвина не стало; у куклы, занявшей его место, вид был такой,
