свежести, но все-таки высокая блондинка.
- Черт, я как-то об этом не подумал, - сказал Бриз.
Он обдумал мои слова и потряс головой.
- Нет, ничего похожего, Марлоу. Не тот класс.
- Помыть ее да протрезвить - и неизвестно еще, что получится, -сказал
я. - Класс - это качество, которое легко растворяется в алкоголе. Я вам
не нужен больше?
- Вроде нет. - Бриз нацелил сигару мне в глаз. - Не то чтобы я не
хочу услышать твою историю. Но не думаю, что в данных обстоятельствах
имею полное право настаивать на ней.
- Очень порядочно с вашей стороны, - сказал я. - И с вашей тоже,
Спрэнглер. Много радости и счастья в жизни вам обоим.
Они смотрели мне вслед с чуть вытянутыми физиономиями.
Я спустился в просторный мраморный вестибюль, вышел и вывел машину со
служебной стоянки.
Глава 24
Мистер Пьетро Палермо сидел в комнате, которая выглядела бы в
точности как викторианский салон, если бы не шведское бюро красного
дерева, священный триптих в золотой рамке и большое распятие из слоновой
кости и черного дерева. Кроме того, там находилась полукруглая софа и
кресла с резной отделкой красного дерева и кружевными салфеточками на
спинках, а также часы из золоченой бронзы на серо-зеленой мраморной
каминной полке; другие часы - стоячие - лениво тикали в углу; несколько
восковых цветков под прозрачным куполом украшали овальный мраморный стол
с изящными резными ножками. На полу лежал толстый ковер в мелкий нежный
цветочек. Здесь был даже стеклянный шкафчик для безделушек - и в нем
много чашечек из прекрасного фарфора, крохотные статуэтки из стекла и
фаянса и всякая всячина из слоновой кости и древесины красных пород,
разрисованные блюдца, старинный набор солонок в виде лебедей и прочая
подобная ерунда. На окнах висели длинные кружевные занавеси, но
помещение выходило на юг, и поэтому было ярко освещено. Отсюда были
видны окна квартиры, где убили Джорджа Ансона Филлипса. Залитая солнцем
улица была безмолвна. Высокий смуглый итальянец с красивой головой и
волосами серо-стального цвета прочел мою карточку и сказал:
- Через двадцать минут я иметь важное дело. Что вы хотите, мистер
Марлоу?
- Я тот самый человек, кто вчера обнаружил труп в доме напротив.
Убитый был моим другом.
Он спокойно посмотрел на меня холодными черными глазами.
- Этта не то, что вы говорить Люк.
- Люк?
- Мой управляющий этот дом.
- Я не разговариваю с незнакомыми людьми.
- Этта хорошо. Вы разговаривать со мной, а?
- Вы человек с положением, видный человек. С вами я могу говорить.
Вчера вы видели меня и описали полиции. Они сказали, очень точно.
- Si. Я много вижу, - бесстрастно подтвердил он.
- Вы вчера видели, как из дома выходила высокая блондинка.
Он внимательно рассматривал меня.
- Нет вчера. Два-три дня назад. Я сказать полиции "вчера". - Он
щелкнул длинными смуглыми пальцами. - Полицейские, фи!
- А вчера вы видели каких-нибудь незнакомых людей, мистер Палермо?
- Есть задний вход-выход, - сказал он. - И лестница с второй этаж.
-Он посмотрел на наручные часы.
- Значит, ничего. Вы видели Хенча сегодня утром.
Он поднял глаза и лениво смерил меня взглядом.
- Полицейские сказать вам это, да?
- Они сказали, что вы заставили Хенча признаться, что он ваш друг.
Насколько близкий, они, конечно, не знают.
- Хенч признаться, да? - Он улыбнулся неожиданно ослепительной
улыбкой.
- Только Хенч не убивал, - сказал я.
- Нет?
- Нет.
- Этта интересно. Продолжайте, мистер Марлоу.
- Ето признание - вздор. Вы заставили его это сделать по какой-то
личной причине.
Он поднялся, подошел к двери и позвал:
- Тони!
Потом снова сел. В комнату вошел короткий плотный итальянец. Он
смерил меня взглядом и уселся на стул у стены.
- Тони, этта мистер Марлоу. Посмотри, возьми карточка.
Тони подошел, взял карточку и вернулся на место.
- Ты смотреть на этот человек очень хорошо, Тони. Не забыть его, да?
- Можете полжиться на меня, мистер Палермо, - сказал Тони.
- Был друг для вам, да? Хороший друг, да?
- Да.
- Этта плохо. Да. Этта плохо. Я говорить вам что-то. Друг этта друг.
Но вы не говорить никому больше. Не проклятой полиции, да?
- Да.
- Этта обещание, мистер Марлоу. Этта что-то, чего нельзя забыть. Вы
не забыть?
- Не забуду.
- Этот Тони, он не забыть вас. Ясно?
- Я даю вам слово. Все, что вы мне скажете, останется между нами.
- Прекрасно, о'кей. Я из большая семья. Много сестры и братья. Один
брат очень плохой. Почти такой же плохой, как Тони.
Тони ухмыльнулся.
- О'кей, этот брат жить очень тихо. В доме напротив. О'кей, дом полон
полиция. Совсем нехорошо. Задавать слишком много вопросов. Совсем
нехорошо для этот плохой брат. Вам ясно?
- Да. Ясно.
- О'кей. Этот Хенч нехорош, но бедняга, пьяница, работы нет. Не
платить за квартиру, но я имею много денег. Так я говорить: "Слушай,
Хенч, ты делать признание. Ты больной человек. Две-три неделя больной.
Пойдешь в суд. Я дать адвокат для тебя. Ты говорить: "Какое, к черту,
признание? Я был совсем пьяный" - проклятых полицейских обманем. Суд
тебя освобождать, и я о тебе заботиться. О'кей?" Хенч говорит: "О'кей" -
и делать признание. Этта все.
- А через пару недель плохой брат будет далеко отсюда, след совсем
остынет, и полицейские, скорей всего, напишут, что убийство Филлипса
осталось нераскрытым, так?
- Si, - он снова улыбнулся. Ослепительная теплая улыбка,
завораживающая, как поцелуй смерти.
- Это поможет Хенчу, мистер Палермо, - сказал я. - Но это совсем не
поможет мне в поисках убийцы друга.
Он покачал головой и снова посмотрел на часы. Я встал. И Тони тоже.
Он не собирался предпринимать ничего такого, но стоять всегда удобней:
для быстрой реакции.
- Ребятки, - сказал я, - с вами так хлопотно, потому что вы делаете
тайну из ничего. Вы должны произносить пароль, прежде чем откусить кусок
хлеба. Если я пойду в управление и перескажу все, что вы мне здесь
поведали, мне рассмеются в лицо. И я рассмеюсь вместе с ними.
- Тони не много смеется, - сказал Палермо.
- На свете полно людей, которые не много смеются, мистер Палермо. Вы
должны это знать. Вы многих из них отправили туда, где они находятся и
сейчас.
- Это мой дело. - Он выразительно пожал плечами.
- Я сдержу свое обещание, - сказал я. - Но в случае, если вы
засомневаетесь в этом, не пытайтесь разбираться со мной. Потому что в
своем районе я человек достаточно известный, и если вместо этого кое-кто
разберется с Тони - это будет как раз по части вашего заведения.
Невыгодно.
Палермо рассмеялся.
- Этта хорошо. Тони. Один похороны - по части нашего заведения, а?
Он поднялся с места и протянул мне руку, красивую, сильную, теплую
руку.
Глава 25
В вестибюле Белфонт-Билдинг в едва освещенном лифте на деревянном
стуле неподвижно сидел все тот же реликт с водянистыми глазами, являя
собой свою собственную интерпретацию образа пасынка судьбы.
Я зашел в лифт и сказал: "Шестой".
Лифт затрясся и тяжело пополз вверх. Он остановился на шестом, я
вышел, а старик высунулся из лифта, сплюнулв в урну и сказал ничего не
выражающим голосом:
- Что сегодня?
Я стремительно развернулся всем телом, как манекен на вращающейся
платформе, и тупо уставился на него.
- На вас сегодня серый костюм, - сказал он.
- Серый, - сказал я. - Да.
- Хорошо смотрится. Синий, что был на вас вчера, мне тоже понравился.
- Продолжайте, - сказал я, - выкладывайте все.
- Вы поднялись на восьмой. Дважды. Во второй раз поздно вечером.
Обратно вы спустились с шестого. Вскоре после этого примчались ребята в
голубом.
- Кто-нибудь из них сейчас наверху?
Он помотал головой.
- Я ничего не сказал им.
- Почему?
- Почему не сказал? А пошли они к черту. Вы разговаривали со мной
вежливо. Чертовски мало людей так ведет себя. Я знаю, что вы не имеете
никакого отношения к этому убийству.
- Вы ошибаетесь, - сказал я. - Глубоко ошибаетесь.
Я вытащил визитку и дал ему. Он выудил из кармана очки в
металлической оправе, водрузил на нос и, держа карточку на расстоянии
фута от глаз, углубился в чтение. Шевеля губами он медленно прочитал ее,
посмотрел на меня поверх очков и вернул мне визитку со словами:
- Пусть она останется у вас. Я могу уронить ее по рассеянности.
Должно быть, жизнь у вас очень интересная?
- И да, и нет. Как вас зовут?
- Грэнди. Зовите меня просто Поп. Кто его убил?
- Не знаю. Вы не замечали, кто-нибудь поднимался или спускался на
днях - кто-нибудь, кто не вписывается в это окружение, или просто
незнакомый вам человек?
- Я мало что замечаю, - сказал он. - Просто мне случилось заметить
вас.
- Высокая блондинка или высокий стройный мужчина лет тридцати пяти с
бачками?
- Нет.
- А подняться и спуститься можно только вашим лифтом?
Он покивал древней головой.
- Если только не пользоваться пожарной лестницей. Она выходит в
переулок, дверь всегда заперта на засов. Но за лифтом есть лестница на
второй эжтаж. А оттуда можно пройти к пожарной лестнице.
Я кивнул.
- Мистер Грэнди, не пригодятся ли вам пять долларов - не как подкуп,
ни в коем случае, но как знак искреннего уважения от искреннего друга?
- Сынок, да я могу просадить пять долларов так, что у Эйба Линкольна
с усов пот потечет струями.
Я дал ему банкноту. Перед тем как отдать, я посмотрел на нее. Все в
порядке. Линкольн на пяти.
Он тщательно свернул банкноту и засунул глубоко в карман.
- Это очень любезно с вашей стороны. Надеюсь, вы не думаете, что я
напрашивался на это?
Я отрицательно покачал головой и пошел по коридору, снова читая
надписи на дверях: "Д-р Е.Дж.Бласкович, хиромант-практик"; "Далтон и
Рис, машинописные работы"; "Л.Придвью, бухгалтер". Четыре двери без
табличек. Компания по пересылке семян почтой. Еще две двери без
табличек. Х.Р.Тиджер, зубное протезирование. Расположена в той же части
коридора, что и офис Морнингстара, двумя этажами ниже. Но планировка
помещений была иной. Дверь у Тиджера была одностворчатая, и расстояние
до следующей двери было значительно больше.
Ручка не поворачивалась. Я постучал. Ответа не было. Я постучал
сильнее - тот же результат. Я вернулся к лифту. Он все еще стоял на
месте. Поп Грэнди смотрел на меня так, как если бы видел впервые.
- Знаете что-нибудь о Х.Р.Тиджере? - спросил я.
Он задумался.
- Плотный, пожилой, нерядшиво одетый, ногти грязные - как у меня.
Пожалуй, сегодня я его не видел.
- Как считаете, комендант пустит меня в его офис?
- Прелюбопытный тип, этот комендант. Я бы не советовал к нему
обращаться.
Старик медленно повернул голову и посмотрел вверх на стену лифта. Над
его головой болтался ключ на большом металлическом кольце. Отмычка. Поп
Грэнди медленно вернул голову в нормальное положение, встал со стула и
сказал:
- А теперь я, пожалуй, схожу в сортир.
И он пошел. Когда дверь за ним закрылась, я снял ключ со стенки лифта
и вернулся к офису Х.Р.Тиджера. Отпер дверь и вошел.
Я очутился в маленькой темной прихожей, на обстановку которой ушли,
вероятно, все доходы хозяина. Там было два кресла, курительный столик из
магазина уцененных товаров, приобретенный в сельской лавке торшер,
покрытый пятнами деревянный стол с несколькими старыми журналами на нем.
За моей спиной щелкнул замок, и прихожая погрузилась во мрак, лишь
сквозь матовое рифленое стекло в двери чуть проникал свет. Я подошел к
торшеру, дернул за цепочку выключателя и прошел к внутренней двери. На
ней значилось: "Х.Р.Тиджер. Посторонним вход воспрещен". Она была
