ней значилось: "Х. Р. Тиджер. Посторонним вход воспрещен". Она была
незаперта.
За этой дверью находился квадратный кабинет с двумя выходящими на
западную сторону окнами с очень пыльными подоконниками. Занавески были
раздвинуты. В кабинете стояли два грубо сработанных деревянных стула,
вращающееся кресло и приземистый стол, на котором не было ничего, кроме
старого пресс-папье, дешевой подставки для ручек и круглой стеклянной
пепельницы с пеплом от сигар. В ящиках стола валялись какие-то пыльные
бумажки, несколько скрепок, аптечные резинки, перышки, грязные
промокашки, четыре непогашенные двухцентовые марки, конверты и формы для
счетов. Мусорная корзина была полна хлама, на исследование которого я
потратил почти десять минут. По истечении этого времени я знал
следующее: Х.Р.Тиджер был зубным техником, выполняющим в своей
лаборатории заказы для нескольких не особо процветающих дантистов того
типа, чьи грязные кабинетики располагаются на вторых этажах над
магазинами и лавками в дешевых домах без лифтов; дантистов, которым не
хватает ни квалификации, ни оборудования, чтобы заниматься подготовкой
стоматологических материалов собственноручно, и которые предпочитают
давать заказы людям, столь же несостоятельным, как и они сами, нежели
отсылать эти заказы в большие, великолепно оборудованные лаборатории,
где им ничего не дадут в кредит.
Я нашел одну важную вещь - домашний адрес Тиджера: 1354В,
Тоберман-стрит. На старом счете за газ.
Я запихал мусор обратно в корзину, выпрямился и прошел к деревянной
двери с табличкой "Лаборатория". На двери висел новый автоматический
замок, отмычка к нему не подходила. Я выключил в прихожей свет и вышел.
Я вызвал лифт и, когда он поднялся, прокрался бочком за стул Попа
Грэнди, пряча ключ за спиной, и повесил его на место. Ключ звякнул о
стенку. Грэнди ухмыльнулся.
- Он смылся, - сказал я. - Должно быть, прошлой ночью. Наверное,
много чего стащил с собой. Стол почти пуст.
Поп Грэнди кивнул:
- Два саквояжа. Я бы, правда, и не заметил. Многие носят саквояжи. Я
решил, что он отправился развозить заказы.
- Какие такие заказы? - спросил я.
- А такие: зубы вставные, которые не подходят ни к одной пасти,
сказал Поп Грэнди. - Для таких старых дурней, как я.
- Вы бы не заметили, - сказал я, пока он возился с раздвижными
решетками, - вы бы не заметили, какого цвета глаз у пролетающей в
пятидесяти футах колибри?
Старик ухмыльнулся.
- Что он сделал?
- Пойду к нему домой и выясню. Скорей всего, он предпринял
путешествие в никуда.
- Я бы поменялся с ним местами, - сказал Поп Грэнди. - Даже если он
всего-навсего дернул во Фриско и там попал за решетку, я бы с
удовольствием поменялся с ним местами.
Глава 26
Широкая и пыльная Тоберман-стрит. Номер 1354В - квартира на верхнем
этаже бело-желтого дома, вход в нее - с веранды, рядом с дверью, на
которой значилось: "1352В". Входы в нижние квартиры находились один
напротив другого по обеим сторонам веранды. Я продолжал звонить даже
после того, как убедился, что мне никто не откроет. В таких домах всегда
где-нибудь поблизости обитает всезнающий из-окна-смотрящий.
И действительно, вскоре дверь под номером 1354А распахнулась, и из-за
нее выглянула маленькая женщина с блестящими глазами. Ее темные
свежевымытые кудряшки были сплошь утыканы заколками для волос.
- Вам нужна миссис Тиджер? - пронзительно прокричала она.
- Мистер или миссис.
- Они уехали в отпуск, вчера ночью. Собрались и уехали очень поздно.
Похоже, отъезд был неожиданным.
- Спасибо. А на какой машине они уехали?
За ее спиной вдруг грянул душераздирающий диалог из какого-то
любовного сериала и хлестнул меня по лицу, как мокрое кухонное
полотенце.
- Вы их друг? - подозрение слышалось в ее голосе так же отчетливо,
как слова бездарной радиопьески за ее спиной.
- Вам нечего беспокоиться, - развязно сказал я. - Все, что нам надо,
- это наши деньги. Существует много способов узнать, на какой машине
Тиджеры смылись.
Женщина наклонила голову к плечу, прислушиваясь.
- Это Бейла Мэй, - сообщила она мне с печальной улыбкой. - Она не
пойдет на танцы с доктором Майерсом. Этого я и боялась.
- О, черт, - сказал я, вернулся к машине и поехал обратно в Голливуд.
В офисе никого не было. Я прошел в кабинет, открыл окна и опустился в
кресло.
Кончался еще один день; воздух был устал и скучен; с проспекта
доносилось тяжелое урчание разъезжающихся по домам автомобилей, а Марлоу
сидел в своем офисе, потягивая виски и перебирая дневную почту. Четыре
рекламы; красивая открытка из отеля в Санта-Роза, где я прожил несколько
дней в прошлом году в связи с одним расследованием; длинное, скверно
напечатанное письмо от некоего Пибоди из Сосалито, основной и слегка
расплывчатый смысл которого заключался в том, что по образцу почерка
подозреваемого можно воссоздать полную картину глубинных душевных
качеств индивида, соотнесенных с системами и Фрейда, и Юнга.
В этот конверт был вложен другой - с адресом Пибоди. Когда я смял и
отбросил в сторону это послание, я вдруг представил себе трогательного
старого перца с длинными волосами, в черной фетровой шляпе и черном
галстуке-бабочке, сидящего в кресле-качалке у окна на ветхой веранде.
Я вздохнул, разгладил скомканный конверт, списал с него адрес на
новый, засунул долларовую банкноту в сложенный лист бумаги и написал на
последнем: "Это, безусловно, последний взнос". Затем подписался,
запечатал конверт, наклеил марку и плеснул себе еще виски. Я набил
трубку, разжег ее и сидел курил потихоньку. Никто не приходил, никто не
звонил, ничего не происходило, никого не интересовало, умер я или
отправился в Эль Пасо.
Мало-помалу шум транспорта утих. Небо потускнело. На западе оно
должно было быть красным. Наискосок через крыши зажглась первая неоновая
реклама. В окне выходящей в переулок кофейни глухо выл вытяжной
вентилятор. Груженый грузовик дал задний ход и с грохотом двинулся к
проспекту.
Наконец зазвонил телефон. Я поднял трубку и услышал:
- Мистер Марлоу? Это мистер Шоу из Бристоля.
- Да, мистер Шоу. Как дела?
- Прекрасно, благодарю вас, мистер Марлоу. Надеюсь, у вас тоже. Здесь
молодая леди просит проводить ее в вашу квартиру. Не знаю зачем.
- Я тоже, мистер Шоу. Я никого не жду. Она назвала себя?
- О да. Так точно. Ее зовут Дэвис. Мисс Мерле Дэвис. Она... э-э, как
сказать... в состоянии, близком к истерике.
- Проводите ее ко мне, - быстро сказал я. - Я буду через десять
минут. Это секретарь моего клиента, сугубо деловой визит.
- Понимаю. Да. Должен ли я... э-э... побыть с ней?
- Как сочтете нужным. - И я повесил трубку.
Проходя мимо двери туалетной комнаты, я увидел в зеркале напряженное,
взволнованное лицо.
Глава 27
Когда я отпер дверь и вошел, Шоу вскочил с диванчика. Это был высокий
человек с таким длинным лысым черепом, что, казалось, его уши несколько
сползли по голове вниз. К его лицу была приклеена вежливая идиотическая
улыбочка.
Девушка сидела в кресле у шахматного столика. Она ничего не делала
просто сидела.
- Ах, вот и вы, мистер Марлоу, - прощебетал Шоу. - Да. Конечно. Мы с
мисс Дэвис имели чрезвычайно интересную беседу. Я рассказывал ей, что я
родом из Англии. Она... э-э она не сказал мне, откуда она родом. - Он
говорил это уже на полпути к двери.
- Очень любезно с вашей стороны, мистер Шоу, - сказал я.
- Не стоит благодарности, - чирикнул он. - Не стоит благодарности.
Теперь я должен бежать. Мой ужин, вероятно...
Он кивнул и выбежал прочь. После того как я закрыл за ним дверь, в
воздухе еще некоторое время как будто висела его неестественно радостная
улыбка - словно улыбка Чеширского кота.
- Эй, привет! - сказал я.
- Привет, - сказала она совершенно спокойным, совершенно серьезным
голосом. На ней был коричневатый льняной жакетик и юбка, соломенная
низкая шляпка с широкими полями и коричневой бархатной ленточкой,
подобранной точно в тон ее туфлям и кожаной отделке на швах матерчатой
сумки. Шляпка была неожиданно лихо заломлена набок. Девушка была без
очков. Она выглядела бы совершенно нормально, если бы не ее лицо. У нее
были совершенно безумные глаза, раскрытые так широко, что вокруг зрачков
виднелся белок. У них был немигающий пустой взгляд; когда девушка
переводила глаза с предмета на предмет, то, казалось, слышался какой-то
скрип - настолько затрудненным было их движение. Ее губы в уголках рта
были плотно сжаты, но посередине верхняя губа медленно вздергивалась
вверх, открывая зубы, - как будто к ней была привязана ниточка и кто-то
тянул за нее. Губа вздергивалась неестественно высоко, потом по нижней
части лица девушки медленно проходила судорога, после чего губа
возвращалась на место и рот плотно сжимался, а через некоторое время это
движение начиналось снова. Вдобавок ко всему у нее было что-то с шеей:
голова девушки медленно поворачивалась влево градусов на сорок пять и
останавливалась, затем ее шея конвульсивно дергалась и голова
возвращалась в прежнее положение. Эти повторяющиеся движения в сочетании
с полной неподвижностью Мерле, судорожно сжатыми на коленях руками и
остановившимся взглядом могли до смерти перепугать любого человека.
На секретере за шахматным столиком стояла коробка табаку. Я достал из
кармана трубку и подошел к секретеру. Встал у противоположной стороны
столика, на краю которого лежала сумка. Девушка чуть подпрыгнула, но
позы не изменила. И даже попыталась улыбнуться.
Набив трубку, я чиркнул спичкой, прикурил и встал напротив девушки,
держа в руке уже погасшую спичку.
- Вы без очков сегодня, - сказал я.
Она заговорила. Ее голос был спокоен и сдержан.
- О, я ношу их только дома или когда читаю. Они в сумке.
- Вы сейчас дома, - сказал я. - Вам надо бы надеть их.
Я небрежно взял ее сумку. Мерле не шевельнулась и не посмотрела на
мои руки. Она не отрывала взгляда от моего лица. Открывая сумку, я
немного повернулся в сторону. Выудив из сумки футляр, я подтолкнул его
через стол к девушке.
- Наденьте.
- О да, я надену, - сказала она. - Но я, наверное, должна снять
шляпу...
- Конечно, снимите шляпу, - согласился я.
Она сняла шляпу и положила ее на колени. Потом она вспомнила про очки
и забыла про шляпу: та упала на пол, когда девушка потянулась за очками.
Она их надела. Они несколько скрасили ее вид.
Пока она занималась всем этим, я вынул из ее сумки пистолет и
незаметно сунул его в задний карман. Она вроде ничего не заметила. Это
был все тот же автоматический кольт двадцать пятого калибра с ореховой
ручкой, который я видел в верхнем правом ящике ее стола.
Я прошел к дивану, опустился на него и сказал:
- Ну вот и порядок. Чем мы займемся теперь? Вы голодны?
- Я была дома у мистера Ваньера, - сообщила она мне.
- О.
- Он живет в Шерман-Оакс. В самом конце Эскамилло-драйв. - Ага, может
быть, - тупо сказал я и попытался выпустить дым колечком - но
безуспешно. У меня на щеке мелко забилась какая-то жилка. Мне это совсем
не понравилось.
- Да, - спокойно сказала она, тогда как ее верхняя губа продолжала
медленно вздергиваться и опускаться и подбородок описывал дугу к левому
плечу и возвращался обратно. - Там очень тихо. Мистер Ваньер живет там
уже три года. Прежде он жил в Голливуде, на Дьямонд-стрит, с каким-то
другим человеком. Но мистер Ваньер говорит, что они не смогли ужиться.
- Могу понять, - сказал я. - Как давно вы знакомы с Ваньером?
- Восемь лет. Мы не близкие знакомые. Я должна была время от времени
