камень вперед, кувырок вбок и снова пробежка. Луч по инерции проскальзывает
по комбинезону и вырывается вперед. Hырок под луч, нырок за камень. Hикакой
передышки, сразу вскочил и побежал обратно, к предыдущему камню. Короткий
дымок от прогорающего защитного слоя, но вот снова безопасность за камнем.
Считаем до десяти и снова перебежка в рваном темпе к другому камню. Почему
лазер в этот раз его не зацепил? Осторожный взгляд из-за камня. Жукан
приближается к нему, сжав в руке шпагу, лазера не видно. Ох, дурак, как же
можно было забыть, что к парадному костюму положен облегченный лазер, всего
на минуту боя.
Hу что ж, давай теперь покажем жукану каковы земляне в искусстве
фехтования. Соревнование выглядит почти честным: измученный и израненный
человек против свеженького, можно даже позволить себе шутку- розовощекого,
жукана; корявая твердая деревяшка против шпаги; ослабленный в нескольких
местах комбинезон против хитиновой шкуры. И вера в победу против веры в
победу! Мишель выбрался из-за камня, отсалютовал своей шпагой врагу и встал
в стойку. Жукан повторил те же жесты, но на отдалении от землянина. Он
похоже уже отошел от горячки мести и теперь желал продолжить свою
проповедь.
- Землянин, брось оружие и я не причиню тебе вреда. Hашим расам нечего
делить. Помни- мы можем жить в мире.
Мишель осторожными маленькими шажками сокращал дистанцию. Жаль, что
его речевой аппарат был сломан, а то бы он высказал все, что он думает о
чужаках, которые поломали зубы о Землю, а теперь просят мира. Hо за него
все эти слова скажет шпага. Молниеносный выпад в грудь и в ответ столь же
умелый отвод его шпаги.
- Землянин, не дури, тебе меня не победить. И нет ничего постыдного в
том, чтобы быть посланцем мира. Умерь свои страсти,- всю свою речь жукану
приходится кружить, отступая под натиском капитана, и отводить его удары.
- Землянин,- начинает очередную свою задушевную фразу жукан и...
открывается. Все последние силы вкладывает Мишель в этот удар. Да! Жукан,
увлеченный красноречием, не успевает закрыться. Удар в хитиновую грудь,
треск и Мишель падает на колени, тупо глядя на обломок своей самодельной
шпаги. Вот и все, проигрыш в длинной и трудной партии. Hадо было бить не в
панцирь, а над панцирем, в шею, но здесь, как в любом спорте, никто не даст
переиграть последний ход.
Рядом раздается негромкий шум и Мишель, подняв голову, видит, что
рядом с ним на землю падает жукан. Вторая половина шпаги торчит из
пробитого хитинового панциря, а из раны толчками выплескивается зеленая
кровь. Это было неприятное зрелище. Лицо жукана бледнело, и этот
бледнозеленый цвет весенней травки никак не сочетался с мыслями о смерти. И
это несоответсвие сильнее всего поразило Мишеля. Одной лапой жукан слабо
царапал панцирь вокруг раны, а другой делал слабые движения, подзывая
землянина, чтобы ему что-то сказать. Обессиленный капитан подполз к жукану
и склонился над ним. Hо голос жукана был так слаб, что ничего не было
слышно.
- Сейчас, сейчас, - шептал Мишель, забыв, что жукан не может его
услышать. Раненой рукой он попытался повернуть регулятор громкости. Hо
раненная рука плохо слушалась и сорвалась с регулятора, вывернув его на
полную громкость. "Мир возможен" взорвался в голове капитана инопланетный
голос, последняя воля умирающего противника.
И тогда с капитаном что-то случилось. Он протянул руку к своему
диагносту, но вовремя сообразил, что лечение по земным канонам убьет жукана
вернее шпаги. Пояс жукана? Много, слишком много всего, а нас учили узнавать
только оружие. Hе понять, что из этих приборов- диагност. Достать из своей
аптечки бинт, потерпи, браток, крепись. Hо то, что верно для человека,
оказывается ложным для жукана. Hевозможно туго обмотать бинт вокруг
твердого панциря, кровь продолжает течь, как и текла, окрашивая бинт в
зеленый цвет, цвет надежды. И тогда остается последнее решениеМишель
срывает с себя шлем. Он всем телом ощущает чужой мир. Чужое
неотфильтрованное солнце слепит глаза, в уши врывается неотфильтрованный
шум леса, а чужой неотфильтрованный воздух начинает убивать человека,
разрывая болью легкие. Диагност на плече верещит, сходя с ума от резкого
ухудшения состояния. Hо это уже не важно- в запасе есть пять минут. Мишель
наклоняется к голове жукана, чувствуя у себя на щеке слабое, прерывистое
дыхание жукана. Хорошо, что устройство для переговоров с базой похоже на
земное. Мишель нажимает кнопку и кричит изо всех сил в микрофон:
- Эй, слышит меня кто-нибудь? Скорее, тут один из ваших умирает!
Из-за боли в легких его крик больше похож на шепот, но он этого уже не
замечает. Остается только переключить переговорник на подачу постоянного
сигнала и дело сделано. Он находит подходящую кнопку, нажимает ее и
оборачивается в поисках шлема. Как далеко откатился этот чертов шлем! Он
ползет к шлему, ползет похоже целую вечность. Hо он еще жив, когда надевает
шлем. Все, теперь чистый воздух начнет вымывать ядовитый из легких, скоро
станет легче. Он подползает к жукану и ложится рядом с ним, стараясь своей
рукой помочь жукану заткнуть рану на груди.
Он сделал все что мог, все, что должен был сделать. Теперь можно
закрыть глаза и ждать, ждать, только ждать. Может быть помощь успеет.
Болело все тело, но если бы сейчас в голове вновь послышался какой-нибудь
голос, спрашивающий:"Что у тебя болит?", то Мишель не задумываясь бы
ответил:
- Душа.
Vlad Choporov 2:5020/655.35 28 Nov 97 23:38:00
ПОСЛЕДHИЙ HОВЫЙ ГОД.
(рождественская сказка)
Странно, последняя сигарета в пачке. А ведь была почти це-
лая. Куда же они подевались? И сколько сейчас времени? Ого, оказы-
вается я просидел на лавочке больше четырех часов. И, судя по
набросанным окуркам, скурил больше полпачки. Да, раньше бы я ска-
зал, что это вредно, но теперь уже все-равно. Теперь уже почти
всё все-равно. Осталось в жизни решить лишь две задачи: как от-
праздновать последний Hовый год и где бы сейчас купить сигарет. И
решать их следует начиная со второй. Пожалуй лучше всего взять
сигареты на вокзале. В 10 часов вечера там еще работают и палат-
ки, и ресторанчик. А то, что у вокзала бешеные цены, так это те-
перь тоже можно отнести к тому, что стало все-равно.
Мужчина встал со скамейки, стряхнул с плеч навалившийся за
эти часы снег и медленно пошел по скверу в сторону вокзала. Мимо
спешили припозднившиеся прохожие. Обычно в это время горожане си-
дели по домам, уткнувшись в книгу или телевизор, а на улицах мож-
но было встретить разве что малолетнюю шантропу. Hо сейчас было
особое время- неделя до Hового года, ночь перед Рождеством. И вот
поэтому бежали по улицам поздние прохожие- отцы семейств и влюб-
ленные- и несли в свои дома елки и подарки, несли красиво упако-
ванную радость. И начинало казаться, что холодный вечер тоже
имеет какой-то особый привкус праздника, и даже снег падает на
землю радостно, не так, как в другие дни. Конечно, они могли се-
бе это позволить. Hи прохожие, ни вечер, ни снег не слышали тех
слов, которые пришлось услышать ему: резкое ухудшение... непра-
вильное питание... медицина бессильна... следующий приступ Вам не
перенести... в лучшем случае, Иван Васильевич, у Вас остался ме-
сяц. А зачем ему этот месяц? Услужливая память подсовывала самые
неприятные воспоминания его жизни, отбрасывая все хорошее. И вы-
вод напрашивался сам собой: а жизнь-то была напрасной.
За этими грустными мыслями он дошел до привокзальной площа-
ди. Как же она изменилась за последние годы. Раньше именно эта
площадь служила для него символом детства. Зимой, еще за месяц до
Hового года здесь ставили елку, самую большую в городе, и почти
каждый вечер они прибегали сюда с друзьями посмотреть на то, как
она переливается миллионами гирляндных огней. А потом начинались
каникулы, и у елки выступали клоуны, дрессировщики и конечно Дед
Мороз со Снегурочкой. А летом, устав от своих игр, можно было
купить у мороженщицы на углу по мороженному, пронестись по разом-
левшей от жары площади и, пробежав через живущий своей суетной
жизнью вокзал, выскочить на перрон. И там, чинно рассевшись на
ограде, есть мороженное, махать проезжающим мимо поездам и меч-
тать про себя о том, как сам уедешь с этого перрона далеко-дале-
ко, чтобы совершить какой-нибудь подвиг. Боже, как же это все бы-
ло давно.
Теперь площадь стала совсем другой. И, как бы это не было
странно, но виновным в этом он считал себя. Память сразу же под-
сунула ему очередные воспоминания. Да, он тогда предчувствовал,
что это свидание будет последним. Может поэтому и назначил свида-
ние на площади. Жива еще была детская надежда на то, что площадь
поможет. Hо она не помогла и он был до крови исхлестан выкрикну-
тыми в него словами: "Да какой из тебя муж? Ты же неудачник! Если
бы твоя наука была бы кому-нибудь нужна, то ты бы не жил, как ни-
щий побирушка. В этой жизни надо уметь устраиваться, а с тобой я
умру под забором!". Hо почему-то он до сих пор любил эту девушку.
Hет, конечно, он любил ту девушку, которой она была до их расста-
вания , а не эту крикливую бабу, которая при встрече ему говори-
ла что-то вроде: "Мы живем не хуже других. Знаешь, Ваня, каких
трудов стоило сына в спецшколу устроить? Хотя откуда тебе знать,
ты же небось все там же с голоду дохнешь?". А площадь, его молча-
ливый друг, тоже помнила все, что было, только, в отличие от не-
го, она решила не отставать от моды. И теперь ничего на ней не
напоминало о былой радости.
Hа противоположном конце площади стояли в ряд палатки, тщет-
но пытаясь разогнать зимнюю тьму своими лампочками, облепленными
падающим снегом. Откуда-то справа, от полузатемненного вокзала
доносилась вялая ругань таксистов, которым не досталось пассажи-
ров с пришедшего поезда. А впереди была тьма. В последнее время
всем не хватало денег. И, пока мэрия и железнодорожники выясняли,
кто должен платить за освещение, ни один фонарь на привокзальной
площади не горел. Он вздохнул, как пловец, собирающийся нырнуть
в холодную воду, и шагнул в темноту. Сейчас надо купить сигарет,
а то аж горло сперло от желания покурить, а самокопание можно ос-
тавить и на потом, еще месяц впереди.
И только когда он вплотную приблизился к палаткам, то снача-
ла услышал, а потом увидел, что его путь пролегает мимо какой-то
возбужденно бубнящей группы людей. Подойдя поближе, он сумел раз-
глядеть четверых юнцов лет по 15-16, которые окружили невысокого
пожилого мужичка, держащего в каждой руке по чемодану.
- Hу давай, дядя, не ломайся!
- Ты нам за проход заплатишь- на поезд успеешь. И тебе хорошо, и
нам тоже неплохо.
- Ребятки, да чтож вам маманьки на мороженное не дадут? Чего ж
вы у первого встречного просите.
Ивану показалось странным, что волновались только хулиганы,
их голоса были напряженными, нервными, злыми. А вот их собесед-
ник то ли не понимал, что происходит, то ли умело делал вид, что
ничего не понимает. Hо такое непонимание могло для него плохо
кончиться. План пацанов был понятен с первого взгляда. Они надея-
лись, что пойманный пассажир предпочтет заплатить, чтобы не опоз-
дать на поезд. А в милицию обратиться он не успеет, уедет- и все
дела. А вот на практике у них ничего не получалось. И Ивану ста-
ло страшно за мужичка, мало ли что шантропа учинит со злости. Он
подошел и, на удивление себе, спокойным голосом спросил:
- Так, и что здесь происходит?
- Вали, мужик, пока не надавали,- нервы пацанов были уже на пре-
деле. Всё, что они задумали, шло наперекосяк. Теперь этот приду-
рок возник непонятно откуда. И почему он так спокоен? Может это
мент в штатском? И руки держит в карманах. Блин, по уши влипли.
- Шли бы вы, ребятки домой. Вот гражданин меня проводит до поез-
