твое и помощь, когда ты сменишь меня на моем посту. Твой.
XXX
Бат, 16 февраля ст. ст. 1748 г.
Мой дорогой мальчик,
Первое, на что я употребил свою свободу, была поездка
сюда. Прибыл я вчера. Хоть никакой серьезной болезни у меня,
вообще-то говоря, нет, я последнее время не обращал
достаточного внимания на свое здоровье, и теперь мне надо
подлечиться, что мне всегда и удается на этих водах. Буду пить
их в течение месяца, а потом вернусь в Лондон, чтобы
наслаждаться там всеми благами светской жизни, вместо того
чтобы томиться под тяжестью дел. Описание жизни, которую я
собираюсь вести в будущем, я дал в изречении, помещенном на
фризе в библиотеке моего нового дома.
Nunc veterum libris, nunc somno et inertibus horis
Ducere sollicitae jucunda oblivia vitae.33
В связи с этим я должен сказать тебе, что чувством
непрерывного удовлетворения, которое я надеюсь обрести в этой
библиотеке, я буду больше всего обязан тому, что часть жизни,
когда мне было столько лет, сколько сейчас тебе, я употребил с
пользой. Если бы я прожил эту часть жизни еще лучше,
удовлетворение мое было бы намного полнее, но тем не менее в
мои молодые годы мне все же удалось посеять те знания, которые
стали сейчас моим убежищем и приютом. Пусть же твои посевы
будут сейчас обширней -- урожай с лихвой вознаградит тебя за
труды.
Я нисколько не жалею о времени, проведенном в
наслаждениях; они были своевременны, это были наслаждения,
присущие молодости, и вкушал я их в молодые годы. Если бы этого
не случилось, я, вероятно, переоценивал бы их сейчас, ибо всем
нам очень свойственно непомерно ценить то, чего мы не знаем.
Но именно благодаря тому, что я испил их с такой полнотой,
я знаю теперь их настоящую цену и знаю также, как часто люди
придают им больше значения, чем следует. Не жалею я и о
времени, проведенном за делом, -- и по той же причине. Те, кто
видят только внешнюю его сторону, воображают, что оно содержит
в себе некое скрытое очарование, которое им не терпится
вкусить, -- и только более близкое знакомство с ним помогает им
открыть истину. Я, который пробыл за кулисами как наслаждений,
так и дел и видел все тросы и блоки, которые передвигают
декорации, изумляющие и ослепляющие публику, ухожу на покой не
только без сожаления, но и с чувством спокойного
удовлетворения.
Но о чем я жалею и всегда буду жалеть, так это о времени,
которое я в молодые годы проводил в праздности и безделье и
которое навсегда для меня потеряно. Это обычное следствие
юношеской неосмотрительности, против которой я решительным
образом тебя предостерегаю. Ценность мгновений, если их собрать
воедино и употребить с пользой, огромна, потеря же, если они
растрачены попусту, невозвратима. Из каждого мгновения человек
может извлечь известную пользу, и это сопровождается
удовольствием, гораздо большим, чем то, с которым это мгновение
упускается. Не думай, что, говоря -- "употреблять с пользой
время", я разумею непрерывные занятия чем-то серьезным. Нет, в
положенные часы Удовольствия столь же необходимы, сколь и
полезны: они образуют человека, придают ему тот вид, который он
должен иметь в обществе, посвящают его в характеры других людей
и открывают ему чужое сердце в такие минуты, когда оно не
бывает настороже. Не забудь только, что надо уметь как следует
воспользоваться ими. Я знал немало людей, которые в силу
какой-то лености ума с одинаковым невниманием относились и к
удовольствиям -- они не умели радоваться им, -- и к делам --
они не умели их делать. Эти люди причисляли себя к эпикурейцам
только потому, что общались с людьми, любившими жизнь, и к
людям деловым только потому, что у них было дело, которое они
должны были делать, но которое, однако, не делали.
Чем бы тебе ни приходилось заниматься, делай это как
следует, делай тщательно, не кое-как. Approfondigsez. Добирайся
до сути вещей. Все сделанное наполовину или узнанное
наполовину, на мой взгляд, вовсе не сделано и вовсе не узнано.
Даже хуже, ибо такое нередко может ввести в заблуждение.
Пожалуй, нет такого места или такого общества, откуда ты не мог
бы почерпнуть те или иные знания -- стоит лишь захотеть. Почти
каждый человек знает что-то одно и бывает обычно рад, когда ему
предоставляется случай говорить об этом. Ищите и обрящете, --
слова эти стали справедливы -- о том свете, как и об этом.
Присматривайся ко всему, во все вникай; та манера, в которой ты
будешь спрашивать, послужит оправданием и самим вопросам,
которые при других обстоятельствах могли бы показаться
неуместными и твоему любопытству, ибо в большинстве случаев все
в значительной степени зависит от манеры себя держать. Можно,
например, сказать: "Боюсь, что вопросы мои очень навязчивы,
только никто, кроме вас, не может мне так хорошо все это
рассказать", или что-нибудь в этом роде.
Ты теперь живешь в стране лютеранского вероисповедания,
так бывай же в их кирках и присмотрись, как эти люди молятся
богу; понаблюдай за их обрядами и вникни в смысл и назначение
каждого из них. А так как ты скоро будешь достаточно хорошо
понимать по-немецки, то походи на их проповеди и прислушайся к
тому, как они проповедуют. Узнай, как управляется их церковь,
стоит ли во главе ее одно лицо или консистории и синод. На
какие средства содержится там духовенство и клир: на церковные
ли десятины, как в Англии, или на добровольные пожертвования,
или же все расходы несет само государство. Проделай то же
самое, когда ты поедешь в страны католического вероисповедания:
походи по их церквам, понаблюдай их обряды, узнай их смысл,
попроси, чтобы тебе объяснили значение некоторых слов.
Например, прима, терция, секста, нона, матины, ангелус и т. д.
Узнай, какие существуют в стране монашеские ордена, кто были их
основатели, какие у каждого из них уставы, обеты, обычаи,
доходы и т. п. Но когда ты будешь посещать храмы, где люди
молятся богу, -- а мне хочется, чтобы ты побывал в самых
различных, во всех, какие только встретятся на твоем пути, --
помни, что в каком бы заблуждении ни пребывали те или иные
люди, ни над одним из них не надо смеяться, ни одно не должно
казаться тебе нелепым. Если человек честно заблуждается, его
надо пожалеть, а никак не высмеивать. Предмет поклонения в
религиях всего мира всегда один -- высшее существо, которое
вечно и которое сотворило все, что нас окружает. Различные
способы молиться ему ни в коем случае не должны быть предметом
насмешек. Каждая секта верит в свою правоту, и я не знаю на
этом свете такого непогрешимого судьи, который мог бы решить,
какая из них права. Разузнай также везде, где будешь, о
государственных доходах, армии, ремеслах, торговле и о полиции
каждой страны. И хорошо, если бы ты завел себе переплетенную
тетрадь из чистых листов бумаги, то, что немцы называют
альбомом, только вместо того чтобы просить каждого встречного
дурака накарябать там хоть несколько строчек, ты
собственноручно заносил бы туда все эти сведения, сразу же
после того как тебе удастся почерпнуть их из достоверных
источников.
Чуть было не забыл еще одного вопроса; мне хочется, чтобы
ты заинтересовался им и запасся всеми необходимыми сведениями:
узнай, как вершится в данной стране правосудие. Коль скоро все
суды -- открытые, ты можешь побывать в них, внимательно все
разглядеть и во всем разобраться.
Одно только беспокоит меня теперь в отношении тебя. Мне
хочется, чтобы ты достиг совершенства, которого, насколько я
знаю, никто никогда еще не достигал. А коль скоро это
неосуществимо, мне хочется, чтобы ты, насколько возможно, к
этому совершенству приблизился. Должен тебе сказать, я не знаю
никого, кто был бы на более верной дороге к нему, чем ты. Ни на
чье воспитание не было затрачено столько сил, сколько на твое,
и никогда ни у кого не было таких возможностей приобрести
знания и опыт, какие были и есть у тебя. Временами я надеюсь и
предаюсь мечтам, временами сомневаюсь и даже боюсь. Уверен я
только в одном -- что ты будешь либо величайшим горем, либо
величайшей радостью Твоего...
XXXI
Бат, 22 февраля ст. ст. 1748 г.
Милый мой мальчик,
Каждому достоинству и каждой добродетели сродни
какая-нибудь слабость или какой-нибудь порок; развившись сверх
положенной меры, они превращаются то в одно, то в другое.
Щедрость часто становится расточительностью, бережливость --
скупостью, храбрость -- безрассудством, осторожность --
робостью, и т. д. в такой степени, что, по-моему, нужно больше
рассудительности для того, чтобы соблюсти меру в наших
добродетелях, чем для того, чтобы избежать противоположных им
пороков. Порок в своем истинном виде настолько уродлив, что с
первого же взгляда вселяет в нас отвращение и вряд ли мог бы
когда-нибудь соблазнить нас, если бы поначалу не надевал маски
некоей добродетели. Добродетель же сама по себе настолько
прекрасна, что покоряет нас с первого взгляда, а при дальнейшем
знакомстве увлекает все больше и больше. И мы считаем, что в
ней, так же как и во всем, что прекрасно, немыслимо никакое
излишество. Здесь-то и бывает нужна рассудительность, для того
чтобы умерить и направить в надлежащее русло самые наши лучшие
устремления.
Сейчас я постараюсь применить это рассуждение не к
какой-либо определенной добродетели, но к одному виду
превосходства, который из-за недостатка рассудительности часто
приводит к нелепым и заслуживающим всякого порицания
последствиям: я имею в виду большие знания, которые, если им не
сопутствует трезвый ум, часто вводят нас в заблуждение, делают
гордецами и педантами. Так как я надеюсь, что ты в высокой
степени Наделен этим превосходством над другими и вместе с тем
не страдаешь слишком распространенными его недостатками, то
все, что подскажет тебе мой опыт, может быть, будет
небесполезно для тебя.
Некоторые ученые люди, гордые своими знаниями, говорят
только для того, чтобы выносить решения, и судят обо всем
безапелляционно. Это приводит к тому, что те, кого они задевают
этой своей нетерпимостью и оскорбляют, творя насилие, восстают
и для того, чтобы избавиться от тирании, подвергают сомнению
даже законный авторитет. Чем больше ты знаешь, тем скромнее
тебе следует быть, и, к слову сказать, скромность -- самый
надежный способ удовлетворить наше тщеславие. Даже если ты в
чем-то уверен, сделай вид, что колеблешься, изложи свой взгляд,
но не настаивай, и если хочешь убедить других, дай им
почувствовать, что убедить можно и тебя.
Есть люди, которые, чтобы показать свою ученость, а
зачастую в силу предрассудков, привитых школой, где им это все
время внушалось, постоянно говорят о древних греках и римлянах
как о каких-то героических личностях, считая, что наши
современники стоят гораздо ниже их. В карманах они постоянно
носят томик-другой классиков; их тянет к старинной мудрости;
они не читают современного вздора и будут убедительно
доказывать вам, что за последнюю тысячу семьсот лет ни одна
наука и ни одно искусство не подвинулись вперед ни на шаг. Мне
совсем не хочется, чтобы ты отказывался от знакомства с
древними авторами, но мне еще меньше хочется, чтобы ты хвастал
тем, что они тебе исключительно близки. Говори о современниках
без презрения, а о древних -- без поклонения; суди о тех и
других по их достоинствам, а отнюдь не по давности лет, и если
