К великому удивлению Марча, Фишер не принял участия в
этой стычке. Он отвел герцога в сторону и, когда они отошли
достаточно далеко, чтобы их не услышали, обратился к нему с
необычайной простотой.
- Уэстморленд, я намерен перейти прямо к делу.
- Ну, - отозвался тот, бесстрастно уставившись ему в
лицо.
- У вас были причины убить его.
Герцог продолжал глядеть на Фишера, но, казалось, лишился
дара речи.
- Я надеюсь, что у вас были причины убить его, -
продолжал Фишер мягко. - Дело в том, что стечение
обстоятельств несколько необычное. Если у вас были причины
совершить убийство, вы, по всей вероятности, не виновны.
Если же у вас их не было, то вы, по всей вероятности,
виновны.
- О чем вы, черт побери, болтаете? - спросил герцог,
рассвирепев.
- Все очень просто, - ответил Фишер. - Когда вы пошли на
остров, Гук был либо жив, либо уже мертв. Если он был жив,
его, по-видимому, убили вы: в противном случае непонятно,
что заставило вас промолчать. Но если он был мертв, а у вас
имелись причины его убить, вы могли промолчать из страха,
что вас заподозрят. - Выдержав паузу, он рассеянно заметил:
- Кипр - прекрасный остров, не так ли? Романтическая
обстановка, романтические люди. На молодого человека это
действует опьяняюще.
Герцог вдруг стиснул пальцы и хрипло сказал:
- Да, у меня была причина.
- Тогда все в порядке, - вымолвил Фишер, протягивая ему
руку с видом величайшего облегчения. - Я был совершенно
уверен, что это сделали не вы: вы перепугались, когда
увидели, что случилось, и это только естественно. Словно
сбылся дурной сон, верно?
Во время этой странной беседы Харкер, не обращая внимания
на выходку оскорбленного Буллена вошел в дом и тотчас же
возвратился очень оживленный, с пачкой бумаг в руке.
- Я вызвал полицию, - сказал он, останавливаясь и
обращаясь к Фишеру, - но, кажется, я уже проделал за них
главную работу. По-моему, все ясно. Тут есть один
документ...
Он осекся под странным взглядом Фишера, который
заговорил, в свою очередь:
- Ну, а как насчет тех документов, которых тут нет? Я
имею в виду те, которых уже нет. - Помолчав, он добавил: -
Карты на стол, Харкер. Просматривая эти бумаги с такой
поспешностью, не старались ли вы найти нечто такое, что...
что желали бы скрыть?
Харкер и бровью не повел, но осторожно покосился на
остальных.
- Мне кажется, - успокоительным тоном продолжал Фишер, -
именно поэтому вы и солгали нам, будто Гук жив. Вы знали,
что вас могут заподозрить, и не осмелились сообщить об
убийстве. Но поверьте мне, теперь гораздо лучше сказать
правду.
Осунувшееся лицо Харкера внезапно покраснело, словно
озаренное каким-то адским пламенем.
- Правду! - вскричал он. - Вашему брату легко говорить
правду! Каждый из вас родился в сорочке и чванится
незапятнанной добродетелью только потому, что ему не
пришлось украсть эту сорочку у другого. Я же родился и
пимликских меблированных комнатах и должен был сам добыть
себе сорочку! А если человек, пробивая себе в юности путь,
нарушит какой-нибудь мелкий и, кстати, весьма сомнительный
закон, всегда найдется старый вампир, который воспользуется
этим и всю жизнь будет сосать из него кровь.
- Гватемала, не так ли? - сочувственно заметил Фишер.
Харкер вздрогнул от неожиданности. Затем он сказал:
- Очевидно, вы знаете все, как господь всеведущий.
- Я знаю слишком много, - ответил Хорн Фишер, - но, к
сожалению, совсем не то, что нужно.
Трое остальных подошли к ним, но прежде чем они успели
приблизиться, Харкер сказал голосом, который снова обрел
твердость:
- Да, я уничтожил одну бумагу, но зато нашел другую,
которая, как мне кажется, снимает подозрение со всех нас.
- Прекрасно, - отозвался Фишер более громким и бодрым
тоном, - давайте посмотрим.
- Поверх бумаг сэра Исаака, - пояснил Харкер, - лежало
письмо от человека по имени Хуго. Он грозился убить нашего
несчастного друга именно таким способом, каким тот
действительно был убит. Это сумасбродное письмо, полное
издевок, - можете взглянуть сами, - но в нем особо
упоминается о привычке Гука удить рыбу на острове. И
главное, человек этот сам признает, что пишет, находясь в
лодке. А так как, кроме нас, на остров никто не ходил, -
тут губы его искривила отталкивающая улыбка, - преступление
мог совершить только человек, приплывший в лодке.
- Постойте-ка! - вскричал герцог, и в лице его появилось
что-то похожее на оживление. - Да ведь я хорошо помню человека
по имени Хуго. Он был чем-то вроде личного камердинера или
телохранителя сэра Исаака: ведь сэр Исаак все-таки опасался
покушения. Он не пользовался особой любовью у некоторых
людей. После какого-то скандала Хуго был уволен, но я его
хорошо помню. Это был высоченный венгерец с длинными усами,
торчавшими по обе стороны лица.
Словно какой-то луч света мелькнул в памяти Гарольда
Марча и вырвал из тьмы утренний пейзаж, подобный видению из
забытого сна. По-видимому, это был водный пейзаж: залитые
луга, низенькие деревья и темный пролет моста. И на
какое-то мгновение он снова увидел, как человек с темными,
похожими на рога усами прыгнул на мост и скрылся.
- Бог мой! - воскликнул он. - Да ведь я же встретил
убийцу сегодня утром!
В конце концов Хорн Фишер и Гарольд Марч все-таки провели
день вдвоем на реке, так как вскоре после прибытия полиции
маленькое общество распалось. Было объявлено, что показания
Марча снимают подозрение со всех присутствующих и
подтверждают улики против бежавшего Хуго. Хорн Фишер
сомневался, будет ли венгерец когда-нибудь пойман; видимо,
Фишер не имел особого желания распутывать это дело, так как
облокотился на борт лодки, и покуривая, наблюдал, как
колышутся камыши, медленно уплывая назад.
- Это он хорошо придумал - прыгнуть на мост, - сказал
Фишер. - Пустая лодка мало о чем говорит. Никто не видел,
чтобы он причаливал к берегу, а с моста он сошел, если можно
так выразиться, не входя на него. Он опередил
преследователей на двадцать четыре часа, а теперь сбреет усы
и скроется. По-моему, есть все основания надеяться, что ему
удастся уйти.
- Надеяться? - повторил Марч и перестал грести.
- Да, надеяться, - повторил Фишер. - Прежде всего, я не
намерен участвовать в вендетте только потому, что кто-то
прикончил Гука. Вы, вероятно, уже догадались, что за птица
был этот Гук. Простой, энергичный промышленный магнат
оказался подлым кровопийцей и вымогателем. Почти о каждом
ему была известна какая-нибудь тайна! одна из них касалась
бедняги Уэстморленда, который в юности женился на Кипре, и
могла скомпрометировать герцогиню, другая - Харкера,
рискнувшего деньгами своего клиента в самом начале карьеры.
Поэтому-то они и перепугались, когда увидели, что он мертв.
Они чувствовали себя так, словно сами совершили это убийство
во сне. Но, признаться, есть еще одна причина, по которой я
не хочу, чтобы наш венгерец был повешен.
- Что ж это за причина? - спросил Марч.
- Дело в том, что Хуго не совершал убийства, - ответил
Фишер.
Гарольд Марч вовсе оставил весла, и некоторое время лодка
плыла по инерции.
- Знаете, я почти ожидал чего-нибудь в этом роде, -
сказал он. - Это было никак не обосновано, но предчувствие
висело в воздухе подобно грозовой туче.
- Напротив, необоснованно было бы считать Хуго виновным,
- возразил Фишер. - Разве вы не видите, что они осуждают
его на том же основании, на котором оправдали всех
остальных? Харкер и Уэстморленд молчали потому, что нашли
Гука убитым и знали, что имеются документы, которые могут
навлечь на них подозрение. Хуго тоже нашел его убитым и
тоже знал, что имеется письмо, которое может навлечь на него
подозрение. Это письмо он сам написал накануне.
- Но в таком случае, - сказал Марч, нахмурившись, - в
какой же ранний час было совершено убийство? Когда я
встретил Хуго, едва начинало светать, а ведь от острова до
моста путь не близкий.
- Все объясняется очень просто, - сказал Фишер. -
Преступление было совершено не утром. Оно было совершено не
на острове.
Марч глядел в искрящуюся воду и молчал, но Фишер
продолжал так, словно ему задали вопрос:
- Всякое умно задуманное убийство непременно использует
характерные, хотя и необычные, причудливые стороны обычной
ситуации. В данном случае характерно было убеждение, что
Гук встает раньше всех, имеет давнюю привычку удить рыбу на
острове и проявляет недовольство, когда его беспокоят.
Убийца задушил его в доме вчера ночью, а затем под покровом
темноты перетащил труп вместе с рыболовными снастями через
ручей, привязал к дереву и оставил под открытым небом. Весь
день рыбу на острове удил мертвец. Затем убийца вернулся в
дом или, вероятнее всего, пошел прямо в гараж и укатил в
своем автомобиле. Убийца сам водит машину. - Фишер
взглянул в лицо другу и продолжал: - Вы ужасаетесь, и
история в самом деле ужасна. Но не менее ужасно и другое.
Представьте себе, что какой-нибудь человек, преследуемый
вымогателем, который разрушил его семью, убьет негодяя. Вы
ведь не откажете ему в снисхождении! А разве не заслуживает
снисхождения тот, кто избавил от вымогателя не семью, а
целый народ?
- Предостережение, сделанное Швеции, по всей вероятности,
предотвратит войну, а не развяжет ее, и спасет много тысяч
жизней, гораздо более ценных, чем жизнь этого удава. О, я
не философствую и не намерен всерьез оправдывать убийцу, но
то рабство, в котором находился он сам и его народ, в тысячу
раз труднее оправдать. Если бы у меня хватило
проницательности, я догадался бы об этом еще за обедом по
его вкрадчивой, жестокой усмешке. Помните, я пересказывал
вам этот дурацкий разговор о том, как старому Исааку всегда
удается подсечь рыбу? В определенном смысле этот мерзавец
ловил на удочку не рыб, а людей.
Гарольд Марч взялся за весла и снова начал грести.
Да, помню, - ответил он. - И еще речь шла о том, что
крупная рыба может оборвать леску и уйти.
Г.К. Честертон
Бездонный холодец
Перевод В. Хинкиса
В оазисе, на зеленом островке, затерянном среди
красно-желтых песчаных морей, которые простираются далеко на
восток от Европы, можно наблюдать поистине фантастические
контрасты, которые, однако, характерны для подобных краев,
коль скоро международные договоры превратили их в форпосты
британских колонизаторов. Место, о котором пойдет речь,
широко известно среди археологов благодаря тому, что здесь
есть нечто, едва ли достойное называться памятником
древности, ибо представляет оно собою всего-навсего дыру,
глубоко уходящую в землю. Но как бы то ни было, а это -
круглая шахта, напоминающая колодец и, возможно, являющаяся
частью какого-то крупного оросительного сооружения, которое
построено так давно, что специалисты ожесточенно спорят, к
какой же эпохе ее отнести; вероятно, нет ничего древнее на
этой древней земле. Черное устье колодца зеленым кольцом
обступают пальмы и суковатые грушевые деревья; но от
надземной кладки не сохранилось ничего, кроме двух
массивных, потрескавшихся валунов, которые возвышаются
здесь, словно столбы ворот, ведущих в никуда; в их форме, по
мнению археологов, наделенных особенно богатым воображением,
угадываются порой, на восходе луны или на закате солнца,
когда зрителем овладевает соответствующее настроение,
смутные очертания, или образы, перед которыми бледнеют даже
диковинные громады Вавилона; однако археологи более
прозаического склада и в более прозаическое время суток, при
дневном свете, не усматривают в них ровно ничего, кроме двух
бесформенных каменных глыб. Правда, необходимо отметить,
что англичане в большинстве своем весьма далеки от
археологии. И многие из тех, кто приехал сюда по долгу
службы или для отбывания воинской повинности, увлекаются чем
угодно, только не археологическими изысканиями. А стало
быть, мы ничуть не погрешим против истины, если скажем, что
англичане, заброшенные в эту восточную глушь, с успехом
превратили песчаный участок, поросший низкорослым