-- Вы думаете, что за два месяца что-либо поймете?
-- Тогда зачем вам это надо? Вы же ставите себя в
унизительное положение.
-- Я вам сейчас все объясню, -- я взяла карандаш. -- Я
работаю в школе. Денег не хватает. А здесь я два месяца буду
получать зарплату президента компании. Я уже все подсчитала. Я
себе могу купить шубу из крашеного кролика или козленка и
пальто матери. Основные траты, конечно, на дочь. Нужна теплая
куртка, кроссовки, леггинсы, джинсы, сапожки под брюки, она
мечтает о роликах. Ну, и у меня нет теплых сапог, есть проблемы
с летней обувью.
За два месяца я что-то пойму в деятельности компании. Ведь
можно изучать, начиная с самого низа, с курьера, как в кино или
романах, но можно и наоборот, с самого верха. Если я
чего-нибудь пойму, то, когда выйдет отец или когда управление
компанией перейдет к Вам, то меня ведь можно использовать на
какой-нибудь должности.
-- На какой? -- спросил Заместитель.
-- Ну, это вы решите сами. Я знаю только одно: отец
обеспокоен моим положением и хочет мне помочь. Может быть, он
выбрал не самый верный путь, но это его выбор. И два месяца
очень быстро кончаются, -- я вздохнула почти искренне.
-- У меня к вам есть предложение, -- сказал Заместитель.
-- У вас каникулы, отдыхайте. И приезжайте только за зарплатой.
-- Не могу, -- я снова вздохнула. -- Отец сказал: изучай,
может, на что-то и сгодишься.
-- Хорошо, -- согласился Заместитель. -- Тогда уточним
некоторые приоритеты.
А вот уточнение приоритетов и обязанностей в мои планы
сегодня не входило.
-- Если вы насчет Ржавичева, то я приношу извинения. Я
готова извиниться и перед ним. Но поймите и меня. Ржавичев меня
достал. Он меня обидел.
-- Это не Ржавичев, а я вас обидел. Вы же понимаете, что
без моего согласия никакого розыгрыша не было бы.
-- Я понимаю. Но Вас я боюсь. Я боюсь только двух человек:
директрису своей школы, ну, она крокодил, и Вас.
-- Я тоже из крокодилов? -- спросил Заместитель.
Даже в коротком разговоре можно определить основные черты
человека, его симпатии, антипатии, комплексы. Я это давно
заметила на своих учениках. Мальчишки лет семи -- уже почти
сформировавшиеся личности. Они хотят быть мужчинами. И горды,
когда их сравниваешь с хищниками. Тихие, интеллигентные
мальчики хотят казаться агрессивными и напористыми.
-- Вы из симпатичных крокодилов, -- ответила я. Он должен
был ответить: я добрая собака, или я заяц, или -- извините, у
меня такая работа, и я вынужден быть крокодилом. Но мой прогноз
не оправдался. Заместитель ничего не ответил. Моя просчитанная
лесть не сработала.
-- Давайте договоримся, -- ответил он, -- если вам
захочется поиграть в руководительницу, советуйтесь со мною.
Вам, наверное ,объяснили, что у компании сейчас не самые лучшие
времена.
-- Я это знаю.
Заместитель встал. Я ему улыбнулась одной из самых лучших
своих улыбок.
-- У вас проблемы с Госимуществом? -- спросил Заместитель.
Пропуск в Дом Правительства мне выписали в одно из
управлений Госкомимущества. Викулов, наверное, все-таки выяснил
это через свои старые чекистские связи.
-- У меня много проблем.
Это был единственно верный ответ. После ухода Заместителя
я позвонила в нотариальную контору. Туда тоже приходили
расспрашивать обо мне, но оттуда их послали. Другую мою
приятельницу они, по-видимому, не выяснили.
-- Как поговорили? -- спросила Настя.
-- Нормально, -- ответила я. Если бы Настя попыталась
выяснить подробности, я бы ей сказала: прослушайте пленку, но
Настя не стала расспрашивать.
-- Во сколько прислать машину? -- спросила она. -- Ты же
завтра отправляешь свих в деревню.
-- А это удобно? -- спросила я, -- использовать машину в
не служебных целях?
-- К президенту компании машина прикреплена на две рабочие
смены, -- пояснила Настя. -- Отправить на отдых мать и дочь
президента -- это служебная цель, потому что сохраняется время
президента, которое стоит в сотни и сотни раз больше зарплат
шоферов, стоимости бензина и амортизации техники. Шоферу я
адрес сообщила.
-- Тогда к восьми утра. Поезд в девять двадцать.
Настя кивнула и сделала пометку в блокноте.
-- Машина у подъезда. Шофера зовут Коля.
На "Мерседесе" Коля, слишком полный для своих двадцати с
небольшим лет, вез меня домой.
-- Остановитесь здесь, -- попросила я его.
-- А почему не к подъезду? -- спросил он.
-- Я не хочу, чтобы соседи считали меня валютной
проституткой.
-- Сейчас нет валютных, -- пояснил Коля. -- Берут и в
рублях, но по курсу доллара, естественно.
-- По личному опыту знаешь?
-- От знакомых. Я, как только мне исполнилось
восемнадцать, я сразу женился. Боялся спид подхватить. Но
сейчас в этом бизнесе цены очень упали. Конкуренция. Украинские
дивчины цены сбивают. Для них сто долларов -- деньги.
Для меня тоже, -- подумала я, -- и очень большие.
Часть ночи у меня ушла, чтобы погладить выстиранные
матерью кофты, блузки, шорты Анюты. Кое-что пришлось
подштопать. Бедность, конечно, не порок, но и радости не
доставляет. Мне повезло. Когда Анюта начала взрослеть,
молодежная мода переменилась, и джинсы, майки, свитера,
кроссовки стали униформой для подростков. Но года через два мне
придется туго, когда потребуются туфли, сапоги, кожаные юбки.
Я легла в три ночи, встала в шесть, в семь подняла Анюту,
и мы начали собирать вещи.
-- Не набирайте много, -- предупредила мать. -- Самим
придется таскать.
-- На вокзал я отвезу вас на машине, -- успокоила я мать.
-- А какая марка? -- спросила Анюта.
-- "Мерседес 190Е".
-- Жаль, что никто из девчонок не увидит, на какой машине
я уезжаю. Ладно, выйду замуж за какого-нибудь крутого и буду
ездить только на "Мерседесе", ну, может быть, на "Опеле".
-- Не будешь. У тебя две тройки. Крутые на троечницах не
женятся.
-- Ну, мать, у тебя и взгляды! Нашу соседку Люську из
девятого класса исключили, а за нею приезжает парень на
"Альфа-Ромео". Замуж берут не за пятерки, а за красоту и
обаяние. Я смотрюсь очень даже ничего и очень обаятельная. Я в
первой пятерке красавиц школы.
-- У вас пятибальная система?
-- И десятибальная тоже, чтобы было меньше интриг.
-- А учительницы тоже разбиты на пятерки и десятки?
-- Да, -- подтвердила Анюта. -- Ты в десятке. Между
восьмым и девятым местом.
-- А кто на первом? И кто эти места определяет?
-- На пером твоя подруга Римма. А определяют
мальчишки-выпускники. Хотя странный у них вкус. Римма не
отвечает международным стандартам: задница у нее ниже коленок,
грудь -- как у дойной коровы. Нет, не понимаю я пока мужчин.
-- Идите завтракать, -- позвала мать.
Мать приготовила мне и Анюте привычную яичницу с колбасой.
Закупала продукты и готовила мать. Не знаю как, но ей удавалось
уложиться в свою зарплату старшей медсестры. Моя зарплата и
случайные подработки откладывались на летний отдых и самые
необходимые покупки. Включая телевизор и открывая холодильник,
я всегда боялась, что однажды экран не засветится, а
холодильник окажется размороженным. На деньги, которые я
получила от отца, я купила когда-то телевизор и холодильник. И
в будущем ничего хорошего не просматривалось, на увеличение
зарплаты учителям я не рассчитывала, а в чудеса не верила. Боже
мой, какая тоска откладывать годами деньги на мебель, на
хороший утюг, на видеомагнитофон. Молодые учительницы мечтали
найти работу в преуспевающей фирме, выйти замуж за
преуспевающего бизнесмена. Я тоже мечтала, но после тридцати
стараясь об этом не думать.
О том, что случилось в эти три дня, я тоже стараюсь не
думать, чтобы не сглазить.
Я уже давно жила по принципу: делай все, что можешь, и
будь то, что будет.
-- Синий "Мерседес" у подъезда, -- сообщила Анюта,
выглянув в окно.
Пока Коля помогал грузить вещи, Анюта прохаживалась возле
машины, поглядывая на окна, надеясь, что подруги увидят, на
каком автомобиле она уезжает, но подруги в это раннее утро еще
спали.
Мать села на переднее сиденье. Все эти дни она не
спрашивала об отце. Если бы я все рассказала, она могла бы
высказать свое мнение, но ее мнение меня не интересовало.
На вокзале Коля взял носильщика, который внес вещи в
вагон. Я попыталась расплатиться, но Коля сказал:
-- Не надо. Фирма оплатит, -- и потребовал у носильщика
квитанцию, которой у того не оказалось.
-- Потеряешь работу, -- спокойно сказал Коля на возражения
носильщика о его жлобстве.
Уже в вагоне мать напомнила мне:
-- Я жду тебя через неделю.
-- Не жди, -- ответила я ей. -- Я или буду помогать отцу
или пойду торговать овощами, иначе мы эту зиму не сведем концы
с концами.
-- Ну, а за помощь-то он тебе платить будет?
-- Мать, -- сказала я ей, -- если бы ты заболела, неужели
бы ты платила мне за то, что я ухаживаю за тобой?
Мать не нашлась, что ответить.
Я попрощалась, и мы с Колей пошли к платной стоянке, на
которой Коля поставил "Мерседес". Носильщик прибежал, когда мы
выезжали.
-- Подавись, -- он протянул квитанцию.
-- Извинись, или не возьму, -- ответил Коля. -- А то, что
я не взял, ты не докажешь, свидетелей у тебя нет, а у меня
есть, -- и тронул машину.
-- Извини, командир, -- выдавил из себя носильщик.
-- Где ты этому научился? -- спросила я.
-- У Ивана Кирилловича, вашего отца. Я у него многому
научился.
Я тогда впервые подумала, что я-то сама у отца научилась
немногому, хотя, как выяснилось потом, я взяла у него главное
-- характер.
x x x
В офисе меня уже ждали Настя и Малый Иван. Мы прошли в
комнату отдыха, и Малый Иван вложил мне в ухо крохотный
наушник, спрятал шнур в волосы и начал объяснять.
-- Ты слушай и молчи. Когда тебе будет нужно что-то
сказать, я подскажу. Но в объяснения не вдавайся. Только
реплики.
-- А если они услышат твои подсказки?
-- Это услышать невозможно. Проверим.
Малый Иван ушел в свой кабинет. Я пока поправила бант на
блузке, причесала волосы и услышала голос Ивана.
-- Так слышно или усилить громкость?
-- Слышно. А если это устройство отключится?
-- Извинись. Объяви перерыв. Или нажми красную клавишу, и
Настя тут же тебя вызовет вроде бы к телефону. Система немецкая
и хорошо отлаженная.
Я сидела в комнате отдыха и ждала сигнала Насти. Наконец
загорелась красная клавиша.
-- Все собрались, -- сообщила Настя.
Я досчитала до тридцати и вошла в кабинет. Сове директоров
был в полном составе.
-- Доброе утро, -- сказала я.
-- Доброе утро, -- ответили мне.
Некоторые добавляли: Вера Ивановна или госпожа президент.
Я вдела на лицах усмешки, иронию, снисходительность.
-- С этого дня, -- сказала я, -- несколько меняется начало
утреннего ритуала. Вы привыкли, что вами руководит мужчина,
теперь перед вами женщина. Когда входит женщина, мужчины обычно
встают. Отрепетируем раз и навсегда.
Я вернулась в комнату отдыха, вышла снова и сказала:
-- Доброе утро.
Все встали, но ответил только Заместитель.
-- Доброе утро, Вера Ивановна.
-- Доброе утро, Александр Петрович! Начинайте совет.
Я добросовестно пыталась понять суть спора, который тут же
возник между Ржавичевым и Бессоновым, но ничего понять не
могла. Заместитель делал пометки и не вмешивался в спор. И тут
в наушнике я услышала голос Малого Ивана.
