Михаил Черненок
ПРИ ЗАГАДОЧНЫХ ОБСТОЯТЕЛЬСТВАХ
1. УБИЙСТВО НА ПАСЕКЕ
Такого заядлого грибника, как дед Лукьян Хлудневский, в Серебровке не
знали со дня се основания. Несмотря на свои семьдесят с гаком, старик был
еще так легок на ногу, что потягаться с ним мог не каждый из молодых. От
колхозных дел Лукьяи отошел "по пенсионным годам", и поскольку мать-природа
здоровьем его не обделила, с наступлением грибного сезона старик почти
ежедневно неутомимо сновал с берестяным туесом по серебровским колкам.
Тот сентябрьский день для Хлудневокого начался неудачно. Едва дед вытащил
из-под лавки туес, обычно спокойная бабка Агата заворчала:
- Угомонился бы ты, суета, с этими грибами! Девать-то их уже некуда...
- В сельпо сдадим, - бодро ответил Лукьян, - На прошлой неделе Степка
Екашев с сыном полста рублей отхватили за малосольные груздочки.
- То Екашев! У Степана копейка меж пальцев не проскочит, не то что у
тебя, простофили! Вчера-ить полнехонький туес по деревне задарма расфукал,
а ныне опять навостряешься...
- Не задарма - за спасибо. Зачем, старая, нам деньги? Пенсии хватает.
Бабка Агата сердито принялась мыть в чугуне картошку. Опасаясь, как бы
старуха и его не втравила в домашнюю работу, дед Лукьяк тихонько юркнул за
дверь, позабыв второпях бутылку воды, которую всегда брал с собой.
День, будто назло, выдался безветренным и жарким, словно в разгаре лета.
Когда солнце подобралось к зениту, старик основательно запарился. Недалеко
от Выселков, - так серебровцы называли заросший густой крапивой участок
прежних крестьянских отрубов, - дед Лукьян свернул на знакомую тропку и
зашагал к студеному роднику. До желанной воды оставалось рукой подать, по
деду вдруг вспомнилось, что у родника обосновался цыганский табор,
подрядившийся слесарничать в колхозе. Хлудиевский терпеть не мог навязчивых
цыган. Досадливо крякнув, старик остановился, поцарапал сивую бороду и
задал кругаля к колхозной пасеке. Возможная встреча с пасечником Гринькой
Репьевым, прозванным в Серебровке Баламутом, тоже не радовала деда, однако
пасечник, хотя и баламут, был все-таки своим, однодеревеноким - не то, что
бродячие цыгане.
Сокращая путь, Хлудневский вошел в молоденький березовый колок и,
поглядывая по сторонам - не попадется ли где попутно груздочек, -
неожиданно увидел роящихся над ворохом прошлогоднего сушняка пчел. Это
удивило. "Х-хэ, дурехи! Нашли, лентяйки, медовое место", - усмехнулся дед
Лукьян. Из любопытства старик подошел к сушняку. Осторожно, чтобы не
жиганула шальная пчела, стал растаскивать хворостины. Под ними оказалась
пятидесятилитровая алюминиевая фляга, измазанная у крышки янтарными
потеками свежего меда.
"Мать моя, мачеха! Не иначе Гринька припрятал, чтоб уворовать", -
встревоженно подумал Хлудневский и, отмахиваясь от пчел, торопливо уложил
хворост на место. После этого старику совсем расхотелось появляться на
пасеке. "Глаза бы мои тебя не видали, баламута", - возмутился дед. Но до
Серебровки предстояло топать добрых две версты, а пасека - вот она, за
колком сразу. Пить хотелось - хоть помирай. И дед Лукьян все-таки решил
зайти на пасеку - не узнает же Гринька, что его секрет с медовой флягой
раскрыт.
Над пасечной избушкой дрожало знойное марево. Безудержно стрекотали
кузнечики. Словно соревнуясь с ними, одинокая пичуга раз за разом
вопрошала: "Никиту видел, видел? Никиту видел, видел?" Рядом с избушкой,
уткнувшись оглоблями в густую траву, стояла телега. За ней, раскинув босые
ноги, навзничь лежал Репьев. Недалеко па зеленой траве желтели крупные
куски медовых сотов и валялась опрокинутая глиняная миска.
"Вот работничек царя небесного - в такую жарищу до потери сознания водки
натрескался". - осуждающе подумал о Гриньке Хлудневский. Стараясь не
потревожить пасечника, он поставил на землю туес с груздями и тихонько
подошел к избушке, у которой, возле распахнутой настежь двери, на скамречке
стояло ведро с водой. Вода была теплой, словно парное молоко, но дед Лукьяп
прямо через край ведра пил ее жадными глотками, обливая сивую бороду.
Утолив жажду, отдышался и вдруг почувствовал необъяснимую тревогу -
показалось, будто Гринька Репьев не дышит. Старик, крадучись, подошел к
нему и остолбенел - горло пасечника было глубоко перерезано, а
прорванная-на груди рубаха запеклась черным пятном крови.
Хлудневокий никогда не отличался религиозностью, но тут чувствуя, как
ноги словно приросли к земле, старательно начал креститься.
2. ОСМОТР МЕСТА ПРОИСШЕСТВИЯ
Оперативная машина милиции круто свернула с магистрального шоссе на
старую проселочную дорогу и устремилась к серебровокой пасеке. Через
несколько минут между березок замелькали разноцветные ульи. За ульями
показалась черная от времени избушка-зимовник, возле которой, будто часовой
на посту, замер низенький участковый инспектор милиции с капитанскими
погонами на серой форменной рубашке. Тут же, сидя на ошкуренном бревне,
хмуро курили два молодых парня в механизатороких спецовках и сутуло
насупившийся рослый мужчина в черной морской фуражке с позеленевшим
"крабом". Рядом с "моряком" сидел белобородый сумрачный старик.
Едва только оперативная машина остановилась, участковый решительно
направился к ней, словно хотел отдать рапорт по всем правилам устава.
Однако мигом выскочивший из машины щуплый, будто подросток,
оперуполномоченный уголовного розыска Слава Голубев опередил его:
- Ну, что Кротов?..
- Убийство при загадочных обстоятельствах, Вячеслав Дмитриевич, -
участковый показал на труп. - Огнестрельное ранение в грудь. К тому же,
видать, бритвой по горлу...
Из машины тяжело вылез грузноватый районный прокурор с двумя звездами в
петлицах. Протягивая участковому инспектору руку, проговорил:
- Здравствуй, Михаил Федорович. Как же ты проморгал такое?
- Здравия желаю, товарищ Белоносов, - поздоровался Кротов и стал
объяснять: - Случай, полагаю, преднамеренный. Предупредить его было
затруднительно, поскольку участок у меня, сами знаете, не малый, и на всей
территории в летнюю пору наблюдается массовый наплыв горожан, которые...
- Считаешь, это - дело рук приезжих? - перебил прокурор.
- Непременно, товарищ Белоносов. За многолетнюю мою службу такого здесь
не случалось.
- Вот, а теперь случилось.
Участковый развел руками - дескать, что поделаешь.
Выбрались из машины и остальные участники следственно-оперативной группы:
белобрысый молодой следователь прокуратуры Петр Лимакин; лысоватый,
преждевременно располневший хирург районной больницы Борис Медников,
выполняющий обязанности судебно-медицинского эксперта; всегда хмурый
эксперт-криминалист Семенов и пожилой проводник служебно-розыскной собаки
сержант Онищенко со своим подопечным Барсом.
- Приступайте, - коротко сказал кинологу прокурор.
Онищенко, ослабив поводок, что-то шепнул овчарке. Шерсть па загривке
Барса вздыбилась. Пригнув морду к траве, дымчато-серый пес неуверенно
потоптался перед входом в избушку и сунулся к трупу. В трех шагах от него
нервно заводил носом, словно принюхиваясь к босым ногам пасечника, затем
изо всей силы потянул кинолога к тревожно насторожившемуся старику. Старик
испуганно повалился с бревна на спину. Сидевший рядом с ним мужчина в
морской фуражке быстро вскочил на ноги, как будто приготовился схватить
собаку за горло.
- Товарищ Онищенко! - вскрикнул участковый. - Дед Лукьян Хлудневскпй
обнаружил труп, а возле него - колхозный бригадир из Серебровки Витольд
Михалыч Гвоздарев и ребята, приглашенные мною в качестве понятых.
Кинолог натянул поводок, опять что-то шепнул Барсу. Тот мгновенно присел
и чуть слышно заскулил. Поводив мордой, вернулся к избушке, покружил вокруг
телеги и размашисто бросился к березовому колку, в сторону родника.
Оперуполномоченный Голубев устремился следом.
Ворвавшись в колок, Барс сунулся к сушняку, из-под которого виднелся
белый бок фляги, повернул было назад, но, словно передумав, закружил на
месте. Неожиданно он повеселел и потянул кинолога вдоль тропинки. Быстро
миновал колок, прыжком перемахнул через прозрачный родничок и вместе с
Онищенко выбежал на утоптанную поляну, где чернело широкое пепелище
недавнего костра. Здесь суетливо сделал несколько восьмерок. И лег,
виновато уставясь на своего хозяина.
- Управился, лучший друг человека? - спросил запыхавшийся от бега
Голубев.
- Многие тут наследили, - попытался оправдать собаку Онищенко.
Голубев медленно побрел по поляне. Кругом валялись обрывки газет, окурки,
пустые папиросные и сигаретные пачки, консервные жестянки, несколько
бутылок из-под виноградного сока. В трех местах торчали колышки от
просторных палаток.
Рядом с родником в зарослях крапивы чернели догнивающие толстые бревна,
видимо, когда-то, очень давно, служившие фундаментом небольшого строения.
Суглинок вокруг родника был густо затоптан босыми ребячьими ногами. В
кустах лежали обломки старого тележного колеса. За кустами трава примята,
словно от поляны по направлению к пасеке проехала телега.
Онищенко пустил Барса по этому следу. Обогнув колок, тележный след вывел
на выкошенный неширокий луг. Здесь по отпечаткам копыт можно было
предположить, что лошадь гнали во весь мах к старому тракту, проходящему от
пасеки метрах в ста пятидесяти.
Возле пасеки телега вроде бы останавливалась. У этого места Барс опять
занервничал и круто свернул к пасечной избушке. Не добежав метров пять до
трупа, над которым склонились следователь Лимакин, судмедэксперт Медников и
криминалист Семенов, он остановился, поводил носом и через реденький колок
вернулся к тележному следу на выкошенном лугу. Отмахав вдоль него до
старого тракта, покрутил восьмерки и точно так же, как прошлый раз на
поляне у родника, прилег, высунув набок мокрый розовый язык. Голубев,
пристально рассматривая поросшую травой старую дорогу, без подсказки
Онищенко понял, что дальше собака ровным счетом ничего не покажет -
проехавшая следом за телегой груженая автомашина широкими своими скатами,
словно утюгами, пригладила колею.
Когда Голубев и Онищенко с понурым Барсом пришли к пасеке, следователь
Лимакин уже набрасывал схематический план места происшествия, а
эксперт-криминалист Семенов, сосредоточенно морща лоб, "колдовал" над
принесенной из колка флягой, снимая с нее отпечатки ладоней и пальцев.
Борис Медников, докуривая сигарету, разговаривал с прокурором. Участковый
Кротов, старик Хлудневский, волею случая оказавшийся свидетелем, колхозный
бригадир и понятые насупленно слушали их.
Голубев кивнул в сторону родника:
- Что за туристы там стояли?
- Табор цыганский с полмесяца обитался.. - густый басом ответил бригадир
Гвоздарев и, словно сам испугавшись своего го-. лоса, смущенно кашлянул. -
Дело такое - уборочная в разгаре, а слесарей у меня в бригаде не хватает.
Подвернулись эти самые цыгане, предложили свои услуги. Я, конечно, с
председателем колхоза Игнатом Матвеевичем Бирюковым согласовал. Тот дал
"добро", ну и пристроил я цыган в механической мастерской. Работу нарядами
оформлял, оплата - в конце каждой недели. Так договорились. Работали
любо-дорого. Сегодня спозаранку, как всегда, в мастерскую пришли, а когда
удочки смотали - ума не приложу...
- Что, и деньги, заработанные за последнюю неделю, не получили?- удивился
Голубев.
- Деньги они получали в правлении колхоза, в соседней деревне Березовке,
- бригадир посмотрел на старика Хлудневского. - Когда дед Лукьян сообщил
мне об убийстве, я как-то сразу на цыган подумал. Позвонил из конторы в
мастерскую - там их нет. Стал звонить в правление колхоза, чтобы расчет не
выдавали, а мне говорят, что цыгане в Березовке не появлялись сегодня...
В разговор вмешался участковый Кротов:
- Товарищ Голубев, в ваше отсутствие по распоряжению товарища прокурора я
из служебной машины связался по рации с дежурным райотдела и попросил,
чтобы придержали в райцентре табор, если он там появится, поскольку на
цыган подозрение падает.
