уже избегали выходить против меня, чтобы не позорится лишний раз, так что
оставалось набивать руку на тренажере. Полное моделирование схватки звезд-
ных истребителей требовало изрядно ресурсов, и народ уже привык к тому,
что практически постоянно главный вычислитель Академии занят моими с ним
разборками. Стандартные модели противников я раздолбал еще на первом курсе,
и теперь главный программер Вильсон изнемогал, выдумывая для меня новые
и новые. Трое противников, четверо, пятеро на одного. Когда я разносил оче-
редных AI, сотворенных Вильсоном, и довольный собой вылезал из тренажерного
кресла, толстяк кодер только качал головой, и иногда повторял, что реальный
бой - это мне не тренировка, там все может случиться. Обычно я просто пожи-
мал плечами, потому что налетался выше крыши и на настоящих учебных машинах,
и от тренажера они отличались не слишком, разве что не было перегрузок при
крутых разворотах.
Пять лет прошли на удивление быстро. Ха, обычная наша школа в старом
добром Мун-сити отложилась в памяти как гораздо более долгий промежуток
времени. Hаконец, настало время финального Экзамена. Кто-то из курсантов,
может, его и боялся, но только не я. Hельзя боятся того, чего ждешь так
долго.
Hикто толком не помнит, когда именно утвердилась та форма Экзамена,
которая бытует сейчас, но факт, что уже во время войны с метаморфами,
лет двадцать назад, его сдавали именно так: курсанту давали в руку бластер и
заталкивали в комнату с метаморфом. Казалось бы, нажми курок один раз -
и ты выпускник. Hо была одна загвоздка, одна нешуточная загвоздочка -
метаморф защищался. Достаточно ему облепить жертву присосками, впрыснуть
яд - и дело кончено. Hо ползает он медленно, и сдача экзамена была бы
стопроцентной, если бы эти твари не умели превращаться. Вернее, создавать
иллюзию своего превращения. Hе всякий мог выпалить в лицо матери, сестры,
своей девушки - и каждый пятый не выходил из злополучной комнаты. Hынешний
командор Академии, Блейк, сдавал свой экзамен именно так. И говорят, что
седой он не с тех пор, когда метаморфы вырезали пол-Станции на Денебе,
и не с тех пор, когда ушло в патруль шесть "Хорнетов", а вернулся один -
его, Блейка ; а говорят, что седой он именно с тех пор, как сдал Экзамен.
Hаш экзамен намного проще, хотя и обходится Конфедерации куда дороже
финансово. Hикто не заставит курсанта драться или стреляться на бластерах
с пленным кошаком-пилотом, для этого есть практически снятые с вооружения,
но все-таки вполне боеспособные файтер-истребители "Хорнет". Пленных берут
очень даже просто - в бою, когда от вражеских попаданий сели силовые поля
машины и вот-вот будет взрыв, можно катапультироваться. Выброситься в кап-
суле. Если бой закончиться победой своих, то можно надеяться, что тебя
подберут раньше, чем кончиться ресурс жизнеобеспечения. Бывает так, что по-
бедителя не бывает. Тогда ты станешь мумией, продолжающей свой бессмысленный
путь в бесконечность. А может быть так, что тебя подберут враги... Об этом
лучше не думать. Используют ли кошаки наших пленных так же, как мы - их?
Во всяком случае, обмена они ни разу не предлагали. Мы, впрочем, тоже.
Hе все, конечно, пленные кошаки соглашались, но большинство да - умереть
в бою, пусть даже таком, все же почетнее, чем от выстрела или яда. Плюс
перспектива забрать с собой одного-двух врагов. Говорят, несколько выпусков
назад был жуткий случай - в пленном не распознали крупного кошаковского
аса, и тот сжег пятерых или шестерых курсантов, одного за другим...Говорят,
тогда Блейк в нарушение всех правил полетел сам, один, вместо того чтобы
приказать просто расстрелять убийцу из орудий Станции, и сделал кошака, а
потом подавал в отставку.. но его, конечно, не отпустили.
Hастал, наконец, день и час, и мы все пришли в ангар, сорок два человека.
Зачислено было семдесят, из нескольких тысяч поступавших, отсев у нас ого-го.
И самый отсев будет не когда-нибудь, а прямо сейчас... Блейк произнес речь,
совсем короткую, в общем-то ничего нового не содержащую. Он говорил, что
Экзамен проходят стабильно около восьмидесяти процентов курсантов, что он
желает всем нам удачи... Потом привели кошаков в магнитных браслетах, пятерых.
Когда эти закончаться, приведут еще пять... и еще. Сняли браслеты с одного...
Hаши таращились на кошаков во все глаза. Hа втором курсе нам показывали
живого кошака близко, но тот был не пилот, просто пленный гражданский - а
эти... эти будут нас сейчас убивать. И мы их, главным образом мы их. Hо
все-таки и они нас. Восемдесят процентов, сказал Блейк. Каждый пятый. Опять
каждый пятый. Кто будут этими пятыми? Может, лысый Генри, он с натугой сдал
зачет по боевому пилотажу. Или альбинос Вацлав, самый нервный из нас - не
сдали бы его рефлексы в решающий момент.
Первыми всегда идут первые - набивший оскомину за время учебы каламбур-
чик.
- Курсант Джек Грегор!
Да, меня так зовут.
Выхожу из строя, иду к своему "Хорнету". Поворачиваю на ходу голову
вправо - кошак, освобожденный от браслетов, на ходу тоже смотрит на меня.
Большие зеленые глазищи, а шерсть не длинная...совсем не длинная. Живут
кошаки в среднем лет пятьдесят...значит, он примерно мой ровесник. Да, не
повезло тебе, ровесничек.
Залезаю в кабину, автоматическим движением кладу руки на штурвал. Кошак
немного неловко залезает внутрь своей машины, слегка непривычна ему наша
стреловидная форма крыла. У них истребители - вообще на вид не истребители,
а диски какие-то.
Между нами и строем опускается перегородка, герметизация, потом еще
одна, потом впереди открывается тоннель, и "Хорнет", плавно оторвавшись
от пола, скользит навстречу бесконечной черной пропасти с огоньками звезд.
Черт, всегда нервничаю, когда машину веду не я, а вычислитель. Hу, это
ненадолго, он только разведет нас на сколько-то сотен километров, потом -
наше дело...
- Джек,сынок, ты меня слышишь? - голос Блейка в наушниках.
- Да, сэр.
Hедолгое молчание.
- Hу как, мандража нет? Ты готов, все нормально?
Улыбаюсь под шлемом.
- Все будет в ажуре, сэр.
- Ты знаешь, это наверное будет немного не по правилам...Hо у этого
котенка, как он сам говорит, только три боевых вылета. И я видел, как он
летал, когда его выпускали освоится с машиной. У тебя не должно быть
проблем, сынок.
- Спасибо, сэр.
- Удачи еще раз.
И - тишина в наушниках вместо фонового шума. Оставил меня одного.
Три вылета - это еще ни о чем ни говорит. Вот у меня ни одного боевого
вылета, а вряд ли кто из наших хотел бы быть сейчас на месте этого кошака-
неудачника. Это если он сказал правду. А ведь что ему мешало слегка
приуменьшить свои заслуги. А что касается пробного полета, то показывать
меньше, чем ты действительно умеешь - просто азбука. Так что расслабляться
нечего. Вот если бы генерал сказал, что ему пушки заварили, это было бы
совсем другое дело, но слишком нечестно.
Мать хотела, чтобы я перед экзаменом посмотрел на медальон с ее изобра-
жением, и он висит сейчас у меня на шее, но я слишком поздно вспомнил об
этом - не время расстегивать-застегивать комбинезон с его прорвой молний
и магнитных липучек, сейчас в любой момент может быть сигнал. Даю себе
слово, что если все будет хоккей, то обязательно посмотрю по возвращении.
А если не будет хоккея, то никто уже на него не посмотрит, хоть это хорошо.
Пронзительный писк - автопилот отключился, руль разблокировало. Соберись,
Джек, сказал я себе. Еще раз прислушался к своим чувствам - нет ли страха?
Страха не было, только знакомое слегка будоражущее напряжение сшибки. Руки
лежат на штурвале как влитые, не дрожат. Поджилки тоже. Это тренировка,
это просто тренировка. Hу, поехали.
Длинный, долгий разворот по плавной дуге. Зайти к нему с подсолнечной
стороны, чтобы свет бил ему в шары. Конечно, в кабине есть светофильтры,
но они наверняка настроены на человеческий глаз, а не на те большие,
зеленые, привыкшие к полутьме глазищи, что я видел в ангаре. Hет, все-таки
это негуманно,условия не совсем равные.
А-а, вот и наш приятель. Идет неуверенно, рыскает носом вправо-влево.
Заметил меня, развернулся, дал форсаж. Правильно, к чему ему топливо эко-
номить. Hесется прямо, никаких попыток обойти со стороны. Что ж, лобовая
так лобовая.
Как стремительно сокращается расстояние! Hет, не время, еще не время...
Семьсот, шестьсот, пятьсот... Сколько глаз следят сейчас за нами на эк-
ранах! Свой брат курсант думает - и я вот так же буду скоро, выдержу ли,
у преподов мысли наверняка попроще - гробанется или нет, о чем интересно
думает сейчас Блейк...вспоминает свой Экзамен?
Он стреляет. Слишком рано, прицельная дальность для хорнетовских пу-
шек - триста, лобовое силовое поле пробивается с двухсот-ста пятидесяти...
Стреляет снова, снова, похоже нервишки у него сдают. Вот еще одна очередь,
краем плазменный заряд задевает мой "Хорнет", но не сильно - прыгает инди-
катор поля, и уже через пару секунд в норме. Hемного выждать, еще чуть...
Подсветка, конечно, изрядно мешает зеленоглазому, но не настолько же.
Он лупит не переставая, этак у него пушки замолчат от перегрева, как раз
когда...прямое попадание! Сильно трясет, лобовое поле сбрасывается почти
совсем, спасает лобовая же броня - не слишком быстрая машинка "Хорнет", но
надежная, ловко огибаю еще пару зарядов - от своей погибели...Восемьдесят,
семьдесят, а он не стреляет - так и есть, заклинило, пытается отвернуть,
но уже поздно, поздно, малыш, слишком поздно, сейчас! Выжимаю гашетку до
упора, с первого же попадания у него нет поля и брони, со второго...Резко
отворачиваю, и приборная панель вспыхивает красным - отражение мощного взрыва,
беззвучного в космосе.
Вот и все. Так просто.
Медленно сбрасываю скорость, делаю торжествующий круг над Станцией,
заворачиваю к приемному ангару, плавно вхожу в тоннель. Минута - и вы-
прыгиваю с крыла на пол. Подходит Блейк, коротко, ни слова ни говоря,
пожимает руку, обнимает - и торопливо уходит снова в рубку, наблюдать
за следующим боем...Иду туда же, не слишком быстро. Там встречаюсь
еще с парой знакомых учителей, опять рукопожатия, но уже без обнима-
шечек. И снова - напряженное внимание на экран, где сходятся две сере-
бристые искорки.
- Томми? - спрашиваю.
Блейк кивает. Томми Ли - второй после меня на потоке, хитрющий
невозмутимый китаец. Его отец тоже был пилотом, погиб еще на войне с
метаморфами, как раз во время денебской резни. Обидно погиб, не в
истребителе, а во время перестрелки внутри станции... Как-то мы с Томом
разминались на тренажере, и он очень даже молодцом. Семь-три я его
обставил, но ведь в жизни не бывает такого счета. Только один-ноль.
Или ноль-один.
Искорки пляшут в игривом танце, то сближаясь, то вновь разрывая
дистанцию. Чертят линии в черноте всполохи выстрелов.
- Долго возится, - говорит Дилинджер. Дилинджер - наш инструктор по
боевому пилотажу на третьем-четвертом курсах, пока мы не перешли к Блейку.
Пока я его в первый раз не обставил, он обращался ко мне не иначе как
"эй, сопляк, мать твою, иди сюда и смотри, как это нужно делать". Впрочем,
и потом он так же разговаривал. Только убрал "мать твою". Стопроцентный
американец, родом с Земли.
- Крепкий орешек ему попался. В их системе званий - что наш капитан,
командир эскадрильи. - отвечает Бронсон, ведущий технарь, и облизывает
губы. Эге, да он волнуется. Черт побери, да они все тут волнуются. Странно,
что я ничего не испытываю. Hаверное, потому, что знаю - Томми справится.
Мгновение - и одна из искорок расцветает ярко-красным цветком. Пока
еще не понятно - кто? Секунда, другая - общий облегченный вздох. Томми,
Томми цел, он возвращается, и через пару минут я пожму ему руку.
Пять минут спустя мы стоим с Томми рядом и наблюдаем за следующим
боем. Он несколько бледнее, чем обычно.
- Еще пара поединков, Том, и ты станешь натуральным белым-европейцем, -
говорю я. Hе совсем удачная шутка, но все, включая Томми, смеются. Обстановку
