международный аэропорт. Сам город был перестроен и выглядел примерно так,
как и описывал его сержант Шири. Впечатляющее зрелище, должен вам сказать.
Сначала мы увидели монолитную серую гору, этакий слегка неправильный
конус серого цвета, поднимающийся навстречу нам из-за горизонта. Гора
сидела посреди бесконечного пространства, занятого разноцветными
заплатками обрабатываемых полей, к ее основанию сходились десятки
шоссейных дорог и железнодорожных веток. Видимость была прекрасной, четко
виднелись белые ниточки дорог с маленькими кучками машин, ползущих по ним,
но мозг отказывался воспринять это зрелище в правильном соотношении
размеров. Очень уж громадным он был, этот комплекс.
Мы подлетали все ближе и ближе - слегка потряхивало в зонах
восходящих потоков - пока здание-город не превратилось в светло-серую
стену, закрывшую все поле зрения с одной стороны. Приблизившись еще
больше, мы начали различать черные точечки людей. Одна точечка была на
самом краю балкона, возможно, махала нам рукой.
- Ближе нам не подойти, - сказал пилот по интеркому, - иначе
управление перехватит городская система и посадит нас на крышу. Аэропорт
находится севернее.
И мы свернули в сторону, проносясь сквозь тень города.
Аэропорт ничего особенного не представлял - таких больших, конечно,
мне еще не приходилось видеть, но конструкция была обычной: центральное
здание вокзала походило на ступицу гигантского колеса, от него множество
монорельсовых дорог вели к расположенным в километре или около того от
центрального здания вспомогательным терминалам, где совершалась посадка и
высадка пассажиров. Но наш чоппер приземлился прямо на поле рядом со
стратолайнером, идущим в Швейцарию. Мы шли по коридору, который охрана
расчищала среди восторженной толпы встречающих. Думаю, имея в запасе
миллиарды ничегонеделающих, собрать такую толпу труда не составляло.
Я боялся, что опять придется терпеливо выслушивать чьи-нибудь речи,
но мы поднялись сразу на борт лайнера. Стюарды и стюардессы угощали нас
сандвичами и напитками, пока поле очищали от посторонних. Просто слов нет,
какой вкус у сандвича с цыпленком, после двух-то лет на дерьмовой сое, а
про холодное пиво и говорить нечего.
Мистер Ойуккви объяснил, что мы направляемся в Женеву, в резиденцию
ООН, где нас сегодня вечером будет приветствовать Генеральная Ассамблея.
Будет глазеть на нас, скорее, подумал я. Он сказал, что родственники
большинства из нас уже находятся в Женеве.
Пока мы набирали высоту, я обратил внимание, что вода в Атлантике
кажется неестественно зеленой, и решил позже спросить стюардессу. Но тут
все стало ясно - мы пролетели над океанской фермой - я не знал, на какой
высоте мы находимся, и не мог оценить ее размеры - четыре больших плота
двигались цепью, оставляя за собой полосы чистой голубой воды, которые
постепенно исчезали, затягиваясь зеленью. Еще до посадки мне удалось
узнать, что плоты собирают какой-то вид тропической хлореллы, ею
откармливают скот.
Женева тоже представляла собой здание-город, похожее на Джексонвиль,
но поменьше размерами. Возможно, окружавшие ее настоящие горы создавали
такую иллюзию. Внешние стены и крыша были покрыты снегом. Было очень
красиво.
Сквозь вихри снежинок - как здорово оказаться под открытым небом! -
мы перешли из лайнера в чоппер, он доставил нас на крышу города, потом мы
спустились лифтом, проехали на движущейся дорожке, снова спустились на
лифте, снова дорожка, потом уже нормальный коридор и вот мы на
Трансштрассе 281-В, комната 45 - указано было на адресной карточке в моей
руке. Мой палец задержался у кнопки звонка, я вдруг оробел.
Я уже свыкся с мыслью, что отца больше нет на свете - подобного рода
информация была приготовлена для нас на Старгейте - и меня куда больше
волновала сейчас перспектива увидеть маму, которая стала вдруг
восьмидесятичетырехлетней. Я едва не рванул в сторону, чтобы отыскать
местный бар и слегка приглушить чувства, но решил идти напролом и нажал
кнопку.
Дверь тут же открылась. Мама постарела, но внешне почти не
изменилась, только больше стало морщин и волосы были совсем седые. Мы
посмотрели друг на друга и обнялись и мне стало удивительно хорошо, что я
так рад снова ее видеть.
Она взяла у меня шапку и проводила в гостиную номера, и тут я встал
на пороге, как вкопанный: там стоял мой отец, он улыбался, но лицо
серьезное, в руке - неизменная трубка. На мгновение я послал проклятье
армейским растяпам, неправильно меня информировавшим, но тут же понял, что
это не мог быть мой отец, что таким я видел его еще в детстве.
- Майкл? Это ты, Майк?
Он засмеялся.
- А кто же еще, Уилли?
Это был мой младший брат, теперь уже солидный мужчина среднего
возраста. Последний раз я видел его в 1993 году, когда я закончил колледж.
Ему было тогда шестнадцать, через два года он был уже на Луне в составе
программы ИСООН.
- Ну, как Луна, надоела? - спросил я, пожимая руку брату.
- Э? Нет-нет, Уилли, я теперь каждый год на месяц-другой возвращаюсь
на "большую землю". Теперь не то, что раньше. - Когда его завербовали,
человек получал право только одного проезда назад - в случае, если
рассчитывал на это; топливо стоило слишком дорого для ежегодных отпусков.
Мы все трое уселись вокруг мраморного кофейного столика, и мама
предложила мне сигарету.
- Все так переменилось, - сказал я, прежде чем они смогли спросить
что-нибудь про войну. - Расскажите мне, как вы живете, расскажите обо
всем.
Брат замахал руками и рассмеялся:
- Однако, длинная будет история. У тебя как, пара недель в запасе
имеется? - Он явно еще не решил, какого тона придерживаться со мной. Что я
ему, племянник или как? Во всяком случае, я уже не старший брат.
- Майкла можешь не спрашивать, по крайней мере, - сказала мама. - Все
селениты разбираются в жизни на Земле не больше, чем девственницы в
поцелуях и прочем.
- Ну, мама...
- Огромный энтузиазм и никакого опыта.
Я закурил сигарету, у нее был странный сладкий привкус, и глубоко
затянулся.
- Луняне каждый год по пять недель проводят на Земле. Половину
времени они тратят на советы, как земляне должны вести дела.
- Возможно. Но остальную половину времени мы просто наблюдаем.
Объективно.
- Ага, вот и любимое словечко нашего Майкла - "объективно", - мама
откинулась на спинку кресла и улыбнулась.
- Мам, ты же сама понимаешь... Черт, оставим. Уильям сам разберется,
у него еще жизнь впереди. - Он выпустил облачко дыма, я заметил, что он
курит не затягиваясь. - Расскажи нам лучше о войне. Я слышал, ты был в
настоящем бою с тельцианами. Лицом к лицу.
- Да, было. Ничего особенного.
- Ага. Я слышал, они трусы, - сказал Майкл.
- Да я бы не сказал... так. - Я потряс головой, собирая мысли.
Марихуана нагоняла на меня сон. - Похоже, они просто не понимали, в чем
дело. - Это было как в тире - они выстроились в линию, мы их
подстреливали.
- Как же это? - сказала Ма. - А передавали, что у вас убито
девятнадцать человек.
- Девятнадцать человек убито? Это неправда.
- Я не помню сейчас точно.
- Мы действительно потеряли девятнадцать человек, но только четверо
были убиты. Это еще в самом начале боя, пока мы не разобрались в
подробностях; дальше удалось обойтись без лишних сложностей. Из оставшихся
пятнадцати одного ранило нашим же выстрелом. Он потерял руку, но остался в
живых. Остальные... сошли с ума.
- Как... особое оружие тельциан? - спросил Майкл.
- Да не при чем тут тельциане! Наше подсознание подвергли
кондиционированию, как только сержант произнесет ключевую фразу. Когда
люди пришли потом в себя, они не смогли вынести воспоминаний. Как они
крошили тельциан. - Я потряс головой. Наркотик что-то сильно стал на меня
действовать.
- Слушайте, я ужасно извиняюсь, - с некоторым трудом я поднялся на
ноги. - Я уже почти двадцать...
- Ну, конечно же, Уильям. - Мама взяла меня под локоть и провела в
спальню, пообещав разбудить вовремя, чтобы мы успели на вечернее
празднество. Кровать была чересчур удобной, но я мог бы заснуть даже
прислонившись к обхватистому дереву.
Усталость плюс "трава" и множество впечатлений, в результате маме
пришлось брызгать мне в лицо холодной водой, иначе просыпаться я не хотел.
Потом мы подошли к стенному шкафу и она выбрала для меня подходящую для
официального приема обмундировку. Я предпочел кирпично-красное одеяние -
серо-голубое показалось мне несколько франтоватым - принял душ и побрился.
От косметики я отказался. (Майк уже накрасился и предлагал мне свою
помощь), вооружился листком с инструкцией, как найти здание Генеральной
Ассамблеи и отправился в путь.
Я дважды терял направление, но, к счастью, у них на каждом
перекрестке коридоров имелись миниатюрные компьютеры, дававшие указания
для потерявшихся на четырнадцати языках.
Мужская мода, как я заметил, явно начала обращаться к прошлому. От
талии и выше все еще было не так плохо - облегающая блуза с высоким
воротником и небольшая шапочка, но ниже шел широкий, сверкающий и
совершенно бесполезный пояс, на котором болтался украшенный драгоценными
камнями кинжал, пригодный разве что для распечатки конвертов, потом
панталоны, ниспадавшие широкими складками и заправленные в сияющие сапоги
из пластика, на высоком каблуке и доходящие до колен. Добавьте шляпу с
пышным пером, и Шекспир с дорогой душой взял бы вас статистом в свой
"Глобус".
Женщинам было легче. Я встретил Мэригей у входа в холл Генеральной
Ассамблеи.
- Уильямс, мне кажется, что на мне совсем ничего нет.
- Смотрится неплохо, впрочем. Ничего не поделаешь, мода... есть мода.
- Большинство молодых женщин, встретившихся мне на пути к Ассамблее, были
одеты аналогичным образом: нечто очень похожее на обыкновенную сорочку с
обширными прямоугольными вырезами по бокам. Вырезы начались у подмышек, а
заканчивались там, где у вас сам собой вырывался возглас "Гм!". Наряд
требовал от хозяйки большой сдержанности в движениях и не меньшей веры в
силу статического электричества.
- Ты уже видел зал? - спросила Мэригей и взяла меня под руку. -
Пойдем, конкистадор.
Мы прошли сквозь полуавтоматические двери, и я тут же остановился,
пораженный. Холл был таким огромным, что можно было подумать, что
находишься где-то снаружи.
Пол представлял собой круг около ста метров в диаметре, стены уходили
на высоту шестидесяти или семидесяти метров, вместо потолка был прозрачный
купол - я припомнил, что видел этот купол во время посадки - сквозь
который были видны языки и спирали серого снега, несущегося по ветру.
Стены покрывала мозаика - тысячи фигурок в хронологическом порядке
представляли историю достижений человека. Не знаю, сколько времени я так
простоял.
Пройдя через холл, мы присоединились к компании наших ребят -
отважные ветераны угощались кофе. Кофе был синтетический, но все равно
лучше, чем соя. К великому моему разочарованию, оказалось, что табак на
Земле почти не выращивают, а в некоторых странах его даже запретили - дабы
сохранить пригодную для обработки почву. Поэтому то, что можно было
достать, стоило ужасно дорого, а качество оставляло желать лучшего - в
основном это был самосад, его выводили любители где-нибудь в балконных
ящиках или на крохотных двориках. Единственный хороший табак привозили с
Луны, и цены были в буквальном смысле астрономическими.
