выдавала себя за беженку из ГДР. Ей даже дали разрешение на натурализацию,
но она неожиданно почувствовала вкус к западной жизни, и это - вместе с
открытым пренебрежением марксистской ортодоксальной философией заставило
зашевелиться ее начальников. После вызова в Москву очередным местом ее
работы стал Замок. И наконец, Агния была бывшим литературным критиком из
Москвы. Она преуспевала скорее в критике цензуры, чем писателей, и считала
официально признанных идолов посредственностями. После жизни на нижних
уровнях общество этих женщин стало для Полы воскресением из мертвых.
Когда Пола вошла в свой домик, Светлана была уже там. Она примеряла,
где бы повесить над своей кроватью очередную картинку. На картинке был
нарисован город небоскребов, населенный всеми монстрами и чудовищами,
когда-либо рычавшими, крушившими и ужасавшими на киноэкранах мира -
Годзиллы, пауки-мутанты, гигантские муравьи, огромные гориллы, жуткие
Франкенштейны и просто бесформенные пузыри. Только сейчас все эти монстры
сами были охвачены ужасом и паникой, убегая прочь по улицам и волоча за
собой своих детенышей, другие кричали от страха, выглядывая из окон. Да,
это был настоящий город монстров в миниатюре.... на заднем плане, над
крышами домов, над городом, на фоне неба, высилась огромным силуэтом
человеческая фигура в космическом скафандре. Несмотря на усталость после
нескольких часов допроса, Пола не смогла сдержать улыбки.
- Отлично, - одобрила она. - А откуда это?
- Это Морис, француз, который иногда рисовал. Ты его видела, -
пояснила Светлана.
- Я думала, что его выпустили. Разве русские не обменяли его?
По-моему, они о чем-то договаривались с ФРГ и французами.
- Да, правильно. Он улетел пару дней назад. А картина - его
прощальный подарок. Я получила ее только сегодня утром... Слушай, я думаю,
может быть здесь, над корзинкой Елены? Как она смотрится?
- Намного вправо, пожалуй... Да, так неплохо. Давай, я подержу. Пола
придерживала картину, пока Светлана приклеивала ее к стене клейкой лентой.
У нее были темные волосы рыжеватого оттенка, лежавшие длинными прядями,
завивающимися за ушами вперед, а стройную фигуру не могла скрыть даже
стандартная мешковатая форма. Она легко сходилась с людьми, поэтому было
вполне естественным, что француз, улетая, оставил ей прощальный подарок.
Странно, подумала Пола. Ее арестовали во время выполнения шпионского
задания для правительства Соединенных Штатов. Светлана была бывшим агентом
КГБ. Тем не менее они жили вместе и чувствовали себя так естественно, как
будто родные сестры. Говорят, что все люди могут жить так, если власть
предержащие оставят их в покое. А может быть, это вина самих людей, не
обращающих внимания на то, кто же ими управляет.
Светлана наконец приклеила картину и отошла назад.
- Да, тут она смотрится отлично. Не будем перевешивать, - она
положила катушку ленты обратно на полку. - Я чай заварила. Тебе налить?
- Да, это будет кстати.
- Ну, как прошло сегодня?
- Как обычно. Они хотят, чтобы я совершила вместе с ними поездку по
колонии и отправила домой видеограмму, в которой бы сказала, что здесь нет
никакого спрятанного оружия.
Запад никогда не скрывал своих подозрений относительно скрытого на
"Терешковой" оружия, так что Пола не открыла перед Светланой ничего
нового.
Светлана налила по чашкам заварку и долила их кипятком. Одну она
протянула Поле, во вторую бросила сахар и капнула чуть-чуть лимонного
сока. Затем уселась на одну из двух двухъярусных коек в домике. Пола
уселась за столом, и отпила из чашки, с наслаждением ощутив, как вкусная
горячая освежающая жидкость смачивает ее пересохшее горло. Русская
закурила сигарету.
- А почему ты не соглашаешься? - спросила она. - От этого не будет
никакого вреда. Я хочу сказать, если там в самом деле нет никакого оружия,
то только к лучшему, если Запад об этом узнает.
- Я не знаю, - сказала Пола, обдумав вопрос. - Мне не нравится быть
использованной в качестве политического рупора. Это не мое дело, я ведь
ученая.
- А что ты тогда здесь делаешь? - ехидно поинтересовалась Светлана.
- Я это и имею в виду - я уже достаточно влипла и так, - Поле не
понравился собственный ответ, она отпила еще чаю, и наморщив лоб,
продолжала:
- Это все равно не от меня будет зависеть. Если русские хотят убедить
американцев, что здесь все чисто, то им достаточно привезти их сюда и
позволить самим все осмотреть. Почему это должно быть моей проблемой?
Светлана вздохнула.
- Ты сама прекрасно знаешь этих старых упрямцев, которые жутко
беспокоятся о том, что о них напишут в учебниках истории.
Она помолчала, наблюдая за дымом сигареты.
- Мы очень дружили, Морис и я, - неожиданно сказала она тихим
голосом, желая сменить тему.
Пола улыбнулась.
- И неудивительно. Ты, в конце концов, очень привлекательна, а он...
он все-таки был француз.
- Нет, я не имею в виду это. Мы были просто друзьями. Мы очень любили
разговаривать. Он был очень силен не только в рисовании.
- О... я думала...
- Нет, ничего страшного. Он разбирался в науке - мне так казалось, во
всяком случае. Не знаю, как на самом деле. Он бы тебе понравился. Жалко,
что он улетел.
Светлана забралась на койку с ногами и придвинулась к стене. Затем
заинтересованно посмотрела на Полу:
- Это правда, что ты шпионка? - спросила она.
- Ладно тебе. Ты сама прекрасно знаешь.
Светлана, похоже, не ожидала прямого ответа.
- Я думаю, что Морис тоже мог быть шпионом. Он никогда не говорил об
этом, но если бы тебя учили так же, как меня, у тебя бы тоже выработался
инстинкт на это.
- Ты имеешь в виду, что он работал на французскую разведку?
- Да. Ты знаешь, интересно, почему люди попадают в разведку. Со мной
это было совершенно автоматически. Мой отец был полковником КГБ и я попала
в академию в Быково сразу же после университета. Это была почти семейная
традиция. И очень захватывающая работа, почти как игра. Но некоторые
занимаются этим по очень глубоким и серьезным причинам. Идеологические
убеждения, например. Морис был из таких. Он был одним из тех серьезных
людей, которые озабочены судьбой человечества сейчас и в будущем.
Пола инстинктивно вспомнила Эрншоу, но не смогла отнести его к этой
категории. Для него это было вроде воинского долга - работа, которую не
может выполнить за него никто. Его причины были скорее в сегодняшних
реалиях, а не в будущем.
Светлана продолжала:
- Морис беспокоился, что старые упрямцы доведут мир до войны. Они все
параноики - и наши, и ваши, так он говорил. Все они несут ответственность
за безумие, к которому катится мир. "Вымирающие динозавры, сидящие в
болоте под зонтиком", так он говорил. И узнать правду об оружии, которое,
как говорили, прячется здесь - это было важно для него.
- А что здесь так его беспокоило?
- То, что все подозрения могли быть не больше, чем плодом фантазии и
предубеждений. А если это на самом деле так, то сколько же еще таких же
решительных суждений основано на таких же беспочвенных предубеждениях?
Пола уставилась в стену. Неожиданно она увидела всю ситуацию и свою
роль в ней с другой стороны. И от этого ей стало не очень уютно.
- Это было бы безумием, - прошептала она.
- Да. И самое безумное - что мы можем разнести друг друга на части на
основе всего лишь ошибочной информации. Главным стремлением Мориса было
убедиться в том, что нужные люди получат верные факты. Видишь ли, разведка
была для него почти религией. Вот почему русские так много возили его по
колонии. И возможно, именно поэтому они отпустили его.
- Что ты хочешь этим сказать?
- Они предложили ему ту же сделку, что и тебе: показать ему все, если
он согласится рассказать об этом. И он согласился.
- А он не говорил о том, что он увидел?
- Нет, во всяком случае, не со мной. Но подумай сама - если бы он
увидел что-то не то, разве бы он летел сейчас домой? Это же о чем-то
говорит.
Пола обвела стены взглядом, потом посмотрела на Светлану, словно
спрашивая, а стоит ли разговаривать так о человеке, который еще не до
конца вырвался из рук русских. Светлана рассмеялась.
- Да какая разница, подслушивают нас или нет? Он же только подтвердит
миру то, о чем они твердили столько времени.
Она подняла голову и громко повторила:
- Слышите, бывшие товарищи? Я права? Или вы со нами не согласны?
Пола в молчании допила свой чай. Она неожиданно осознала, что
превращается в академичного отшельника. Неуместного академичного
отшельника. Мысль заставила ее почувствовать свою... безответственность? И
может быть, в первый раз задание, которое она должна была выполнить на
"Терешковой", стало для нее действительно важным.
33
Большой новостью второй недели сентября стало то, что русские
неожиданно поддались международному давлению, продолжавшемуся уже
несколько лет. Совершенно неожиданно советский министр иностранных дел
объявил, что "Валентина Терешкова" будет открыта для международной
инспекции сразу после празднования седьмого ноября. Это была и дата
окончательного завершения строительства колонии. Русские указали, что
обычно не принято допускать посторонних на стройплощадку, пока идет
монтаж; они также заявили, что всегда проводили политику открытости, но
настойчивый нажим со стороны Запада оскорбил бы чье угодно достоинство.
Чтобы подчеркнуть стремление к примирению и отметить данный прецедент,
русские предложили западным странам отправить на станцию свои делегации,
чтобы отпраздновать вместе с советским руководством столетие, символизируя
общее стремление к гармоничному и процветающему будущему.
Заголовок на всю первую полосу "Нью-Йорк Таймс" гласил:
"ДРАМАТИЧЕСКАЯ УСТУПКА: НЕОЖИДАННАЯ СОВЕТСКАЯ ИНИЦИАТИВА". Филип Борден
бросил на стол номер утренней "Сан-Франциско Кроникл" с заголовком "МОСКВА
ГОВОРИТ "DA"!".
- Сети новостей забиты этим. Мирники-лоббисты гоняются за
конгрессменами по всему Вашингтону, - сказал он Фоледе через стол. - Я
должен присутствовать на совете безопасности сегодня в три часа. Полстраны
умоляет сделать большой ответный жест. Некоторые европейские государства
уже согласны принять их предложение. Мы ожидаем, что другие разведки
выскажут осторожное согласие. Но ты, судя по всему, мрачен, и думаешь, что
мы не должны поддаваться.
- Не забывай, что европейцы первыми бросились и в Мюнхен, - напомнил
Фоледа. - Мне не нравится пассивная позиция, в которой мы оказываемся. Мне
не нравится, когда мы пляшем под их дудку. Мне не нравится этот спектакль,
когда мы рассыпаемся в благодарностях только потому, что они наконец-то
поступили разумно. Как будто нам сделали одолжение. Когда они в последний
раз устраивали большое благодарственное шоу из-за того, что мы действовали
разумно?
Борден задумчиво посмотрел на него.
- Значит, за этим еще что-то есть?
Фоледа на секунду задумался, потом поднял глаза и кивнул.
- Да, я думаю, что вся эта шумиха с праздниками - прикрытие для
чего-то большего. И я думаю, что это все-таки удар. У нас остается только
восемь недель до срока, Фил.
Борден вздохнул. Они уже обсуждали это с советом безопасности и
начальниками штабов, но пришли к общему согласию - страхи преувеличены.
- Черт, я же не могу начинать все сначала. Тебе не кажется, что в
этот раз ты все-таки чересчур подозрительно к этому относишься?
- Нам платят за то, чтобы мы относились ко всему подозрительно. И у
