главное слагаемое успеха. Их лидеры в большинстве своем - генетически
скудные типы, у которых самомнение намного превосходит способности.
Сомневаюсь, чтобы у кого-либо из них хватило воображения представить себе
всю сложность управления обществом - даже таким мертворожденным, какое они
мечтали создать.
- Говорили они так, словно во всем этом разбирались.
- Без сомнения, - кивнул Мордан. - Это всеобщий недостаток, присущий расе с
тех пор, как возникла социальная организация. Мелкий предприниматель
считает свой крохотный бизнес делом столь же сложным и трудным, как
управление всей страной. А значит, он воображает, что способен быть
компетентным государственным деятелем, таким же как глава исполнительной
власти. Забираясь в дебри истории, можно без колебаний утверждать, что
многие крестьяне считали королевские обязанности пустячным делом, с которым
они сами справились бы ничуть не хуже, выпади им такой шанс. Корни всего
этого в недостатке воображения и великом самомнении.
- Никогда бы не подумал, что им не хватает воображения.
- Между созидательным воображением и дикой, неуправляемой фантазией -
огромная разница. Один - шизофреник, мегаломаньяк, неспособный отличить
факт от фантазии, другой же - тупой и упрямый практик. Но как бы то ни
было, факт остается фактом: среди заговорщиков не было ни одного
компетентного ученого, ни единого синтетиста. Осмелюсь предсказать:
разобрав их архивы, мы обнаружим, что почти никто - а может быть, и вообще
никто - из мятежников никогда и ни в чем не достиг бы заметного успеха. Они
могли добиться превосходства лишь над себе подобными.
Гамильтон пришел к выводу, что и сам замечал нечто похожее. Заговорщики
производили впечатление людей, которым всегда что-то мешало. Среди них ему
не встретилось никого, кто представлял бы собой заметную фигуру вне "Клуба
выживших". Зато уж в клубе они раздувались от самомнения, планировали то,
решали это, рассуждали о великих делах, которые свершат, когда "возьмут
власть". Мелочь они все - вот кто.
Но что бы ни говорил Мордан, мелочь опасная. Полудурок может сжечь вас с
таким же успехом, как и любой другой.
- Еще не спите, Феликс?
- Нет.
- Помните наш разговор во время осады?
- М-м-м... да... полагаю, да.
- Вы собирались что-то еще сказать, когда дали газ.
Гамильтон медлил с ответом. Он помнил, что было у него на уме, однако
облечь эти мысли в подходящие слова было трудно.
- Понимаете, Клод, мне кажется, что ученые берутся за любые проблемы, кроме
по-настоящему существенных. Человек хочет знать, "зачем", а наука объясняет
ему "что".
- "Зачем" - не дело науки. Ученые наблюдают, описывают, анализируют и
предсказывают. Их проблемы - это "что", "как" и "почему". "Зачем" - это уже
вне поля их деятельности.
- Но почему бы "зачем" не входить в сферу внимания науки? Мне не важно, как
далеко отсюда до Солнца. Я хочу знать, зачем Солнце там, а я смотрю на него
отсюда. Я спрашиваю, зачем существует жизнь, а они объясняют мне, как
получше испечь хлеб.
- А вы попробуйте обойтись без пищи.
- Обойдетесь - когда решите эту проблему.
- Вы когда-нибудь были по-настоящему голодны?
- Однажды - когда изучал основы социоэкономики. Но это было учебным
голоданием. Не думаю, чтобы мне еще когда-нибудь пришлось голодать - да и
никому другому это тоже не предстоит. Это - решенная проблема, но она не
помогает решить остальные. Я хочу знать: что дальше? куда? зачем?
- Я думал об этом, - медленно проговорил Мордан, - думал, пока вы спали.
Философские проблемы беспредельны, а на безграничных вопросах нервным
клеткам не слишком полезно задерживаться. Но прошлой ночью вы, казалось,
ощущали, что ключевой проблемой является для вас старый-престарый вопрос:
представляет ли человек нечто большее, чем его земное существование. Вас
по-прежнему это волнует?
- Да... Пожалуй, да. Если бы после всей этой сумасшедшей круговерти,
которую мы называем жизнью, существовало еще хоть что-то, я мог бы увидеть
в безумии бытия некоторый смысл - даже не зная до самой смерти
окончательного ответа.
- Но, предположим, за пределами жизни нет ничего? Предположим, что, едва
тело успеет полностью разложиться, от человека не останется и следа? Я
обязан сказать вам, что считаю эту гипотезу вероятной.
- Ну что ж... Радости такое знание не прибавит, но это все же лучше
неведения. По крайней мере вы можете рационально спланировать собственную
жизнь. Человек может даже ощутить удовлетворение, экстраполируя какие-то
улучшения в будущем, - в то время, когда его самого уже не станет.
Предвкушая чью-то радость, испытывая удовлетворение от того, что кто-то
будет счастливее.
- Уверяю вас, так оно и есть, - подтвердил Мордан, прекрасно знавший это по
собственному опыту. - Но, признайтесь, в обоих случаях, на вопрос,
поставленный вами при нашей первой беседе, вы получили удовлетворительный
ответ.
- М-м-м... Да.
- Следовательно, вы дадите согласие участвовать в касающейся вас
генетической программе?
- Да... Если.
- Я не жду от вас окончательного ответа сейчас и здесь, - спокойно
проговорил Мордан. - Но вы согласитесь сотрудничать, если будете знать, что
предпринята серьезная попытка найти ответ на ваш вопрос?
- Полегче, дружище! Не торопитесь. Так уж сразу - вы выиграли, я -
проиграл. Сначала я должен получить право взглянуть на ответ. Предположим,
вы поручите кому-то этим заняться и он заявится к вам с отрицательным
ответом, когда я уже выполнил свою часть сделки?
- Вы должны мне довериться. Такие исследования могут длиться годами - или
вообще не завершиться на протяжении вашей жизни. Но предположим, я заявляю
вам, что к исследованиям приступят - серьезно, трезво, не жалея ни сил, ни
затрат - в этом случае согласитесь ли вы сотрудничать?
Гамильтон закрыл лицо руками. Его мозг перебирал миллиард факторов -
некоторые из них он не вполне понимал и ни об одном не хотел разговаривать.
- Если бы вы... если вы... я думаю, возможно...
- Ну-ка, ну-ка, - зарокотал в комнате незнакомый голос, - что здесь
происходит? Возбуждение вам пока противопоказано.
- Хелло, Джозеф! - приветствовал вошедшего Мордан.
- Доброе утро, Клод. Как самочувствие - лучше?
- Несколько.
- Вы все еще нуждаетесь в сне. Попытайтесь заснуть.
- Хорошо. - Мордан откинулся на подушку и закрыл глаза.
Человек, которого Арбитр назвал Джозефом, подошел к Феликсу, пощупал пульс,
приподнял веко и посмотрел зрачок.
- С вами все в порядке.
- Я хочу встать.
- Еще рано. Сначала вам надо несколько часов поспать. Посмотрите на меня.
Вы чувствуете себя сонным. Вы...
Гамильтон отвел взгляд в сторону и окликнул:
- Клод!
- Он спит. Вы не в состоянии его разбудить.
- Вот оно что! Послушайте, вы гипнотизер?
- Конечно.
- Существует ли способ излечить храп?
Врач усмехнулся.
- Все, что я могу вам порекомендовать - это хорошенько выспаться. И хочу,
чтобы вы немедленно занялись этим. Вас клонит в сон. Вы засыпаете... Вы
спите...
Как только его выпустили из больницы, Гамильтон попытался разыскать Филлис.
Занятие оказалось не из легких - более чем скромные площади больниц города
были переполнены, и она лежала, как и он прежде, во временном помещении. Но
и тогда, когда он наконец разыскал это помещение, его не пустили к ней,
заявив, что пациентка спит. И даже не удостоили его никакой информацией о
состоянии девушки, поскольку он ничем не мог удостоверить своего права на
это знание, если оно относилось к священной сфере личной жизни.
Однако он проявил столько настырности и занудства, что в конце концов ему
сказали, что Филлис вполне здорова, если не считать легкого недомогания,
вызванного газовым отравлением. Этим ему и пришлось удовлетвориться.
Гамильтон мог бы встрять в серьезные осложнения, имей он дело с мужчиной,
однако бороться ему пришлось с мрачной, несгибаемой матроной, которая была,
пожалуй, вдвое жестче его самого.
У Феликса было завидное свойство - он способен был выбросить из головы
ситуацию, в которой был бессилен помочь. И потому едва он вышел из
больницы, Филлис напрочь исчезла из его мыслей. Машинально он направился
было домой, но потом - впервые за много часов - вспомнил о Монро-Альфе.
Идиот несчастный! Что с ним могло произойти? Предпринимать какие-либо
официальные шаги, чтобы это выяснить, Гамильтону не хотелось, ибо так можно
было невольно выдать связь Монро-Альфы с заговорщиками. Впрочем, скорее
всего, тот успел уже это сделать сам.
Ни тогда, ни в другое время Феликсу не приходило в голову "поступить
достойно" и выдать Клиффорда.
Мораль Гамильтона была строго прагматична, почти совпадая с общепринятой,
но в то же время в ней доминировал живой и эмоциональный эгоизм.
Феликс вызвал служебный кабинет Монро-Альфы - нет, Клиффорда там не было.
Вызвал квартиру. Телефон не отвечал. Пораскинув мозгами, Гамильтон решил
отправиться к другу домой, допуская, что может оказаться там первым.
На звонок в дверь никто не отозвался. Феликс знал код, хотя в обычных
обстоятельствах ему бы и в голову не пришло им воспользоваться. Однако
сейчас обстоятельства были исключительными.
Монро-Альфу он нашел в комнате отдыха. При виде Гамильтона Клиффорд поднял
глаза, но не поднялся навстречу и не проронил ни слова. Гамильтон подошел и
уселся перед ним.
- Итак, вы вернулись.
- Да.
- Давно?
- Не знаю. Несколько часов.
- Так ли? Я вам звонил.
- Так это были вы?
- Конечно, я. Почему вы не отвечали?
Монро-Альфа тупо и безмолвно посмотрел на Гамильтона и отвел взгляд.
- А ну-ка встряхнитесь! - рявкнул выведенный из себя Феликс. -
Возвращайтесь к жизни! Путч провалился. Знаете?
- Да, - безжизненно кивнул Монро-Альфа и добавил: - Я готов.
- Готов - к чему?
- Разве вы пришли не арестовать меня?
- Я? Великий Боже! Я же не блюститель.
- Это неважно. Мне все равно.
- Послушайте, Клифф, - серьезно заговорил Гамильтон, - что с вами
случилось? Вы все еще переполнены болтовней Мак-Фи? Или решили стать
мучеником? Вы были дураком - но ведь нет смысла становиться полным идиотом!
Я доложил, что вы были моим агентом (только сейчас его осенила эта идея - и
позже, если понадобится, он ее осуществит). Вы совершенно чисты перед
законом. Ну же, говорите! Ведь вы не участвовали в боях?
- Нет.
- Так я и думал - особенно после снотворного, которым я вас начинил. Еще
немножко - и вы бы слушали сейчас райских птичек. Тогда в чем же дело?
Неужто вы все еще остаетесь фанатичным приверженцем всей этой чепухи
проклятого "Клуба выживших"?
- Нет. Это было ошибкой. Я был не в своем уме.
- Что правда, то правда. Но поймите: хоть вы и не в состоянии сейчас этого
оценить, но вы легко отделались. Вам не о чем беспокоиться. Просто
въезжайте в старую колею - и никто ничего не заподозрит.
- Это не поможет, Феликс. Ничто не поможет. Но все равно, спасибо. -
Монро-Альфа улыбнулся кроткой, слабой улыбкой.
- О Господи! Я готов съездить вам по физиономии, чтобы хоть как-то
расшевелить!
Монро-Альфа не отвечал. Он сидел безучастно, закрыв лицо руками. Гамильтон
потряс его за плечо.
- В чем дело? Да что, в конце концов, случилось? Что-нибудь, о чем я не
знаю?
- Да, - это было сказано почти шепотом.
- Может, расскажете?
- Это неважно, - отмахнулся Монро-Альфа, однако тут же начал рассказывать -
и уже не мог остановиться; размеренно, тихим голосом, не поднимая головы,
он повествовал обо всем, что с ним приключилось. Казалось, он разговаривает
сам с собой, что-то повторяя, чтобы заучить наизусть.
