чувствовала. У нас был чисто женский разговор - и очень милый.
- Хм-м-м!..
- Во всяком случае, она почти не говорила о Теобальде. Я сказала, что мы
собираемся подарить Теобальду сестренку. Это ее очень заинтересовало. Она
хотела знать когда. И какие у нас планы в отношении девочки. И как мы
собираемся ее назвать. Я об этом еще не думала. А ты, Феликс? Как
по-твоему, какое имя ей больше подойдет?
- Бог его знает. По-моему, заранее подбирать имя - значит проявлять
излишнюю поспешность. Надеюсь, ты сказала ей, что это будет еще очень,
очень нескоро?
- Сказала, хоть она и выглядела несколько разочарованной. Однако после
появления на свет Теобальда я некоторое время хочу побыть собой. А как тебе
нравится имя Жюстина?
- Вроде ничего, - отозвался Гамильтон. - А что?
- Она его предложила.
- Она? А чей это, по ее мнению, будет ребенок?
Глава 14
"...и чесать, где чешется"
- Ну-ну, Феликс, спокойнее...
- Черт возьми, Клод, - она там уже так долго!
- Не так уж долго. Первый ребенок очень часто не спешит появляться на свет.
- Но, Клод, вы, биологи, должны бы придумать что-нибудь получше. Женщины не
должны через это проходить!
- Что, например?
- Почем я знаю? Может быть, эктогенез...
- Мы могли бы практиковать эктогенев, - невозмутимо заметил Мордан. - Опыт
есть, так что достаточно захотеть. Но это было бы ошибкой.
- Почему?
- По своей природе это противно выживанию. Раса окажется поставленной в
зависимость от технически сложной помощи. А может наступить такое время,
когда эта помощь окажется недоступной. Выживают те, кто выживает как в
легкие, так и в трудные времена Общество, практикующее эктогенез, не сможет
бороться с жестокими, подлинно примитивными условиями. Хотя эктогенез и не
нов - им пользуются уже миллионы лет.
- Нет, я полагаю, это... А? Как давно, вы говорите?
- Миллионы лет. Что такое откладывание яиц, как не эктогенез? Он
неэффективен, потому что подвергает зиготы слишком большому риску. Дронт и
большая гагарка могли бы существовать и сегодня, если бы при размножении не
пользовались эктогенезом. Нет, Феликс, у нас, млекопитающих, способ
надежнее.
- Хорошо вам рассуждать, - мрачно отозвался Гамильтон, - Речь ведь идет не
о вашей жене.
Не обратив внимания на этот выпад, Мордан продолжал
- То же самое справедливо и по отношению к любой облегчающей нашу жизнь
технике. Вы когда-нибудь слышали о детях, выкормленных из соски, Феликс?
Впрочем, нет, не могли - это устаревший термин. Однако это - одна из причин
почти полного вымирания варваров после Второй генетической войны. Конечно,
погибли не все - как бы ни была яростна война, уцелевшие всегда есть. Но в
большинстве своем они были детьми, прикованными к соске - и численность
следующего поколения упала едва ли не до нуля. Не хватило сосок, и слишком
мало было коров. А матери выкармливать детей уже не могли.
Гамильтон раздраженно махнул рукой: безмятежное философствование Мордана -
или то, что принимал за него Феликс - казалось ему кощунственным.
- Хватит об этом. К черту! Лучше дайте закурить.
- Сигарета у вас в руке, - заметил Мордан.
- Да. Верно... - Гамильтон бессознательно тут же погасил ее и достал из
портсигара другую. Мордан улыбнулся, но промолчал. - Который час?
- Пятнадцать сорок.
- Всего? Мне кажется, больше.
- Может быть, вы нервничали бы меньше, находясь там?
- Филлис мне не позволит. Вы же знаете ее, Клод, - а как она решила, так и
будет. - Гамильтон невесело усмехнулся.
- Ничего, вы оба - достаточно гибкие люди, всегда готовые пойти навстречу.
- О, мы прекрасно ладим друг с другом. Она предоставляет мне возможность
делать все, что заблагорассудится, а впоследствии я обнаруживаю, что сделал
как раз то, чего хотела она.
На этот раз Мордану без труда удалось подавить улыбку - он и сам уже начал
удивляться задержке. Он говорил себе, что испытывает лишь абстрактный,
беспристрастный, научный интерес, однако повторять это приходилось довольно
часто.
Дверь открылась, и на пороге появилась сиделка.
- Теперь можете войти! - радостно объявила она. Мордан, стоявший ближе к
двери, вознамерился было войти первым, однако Феликс, протянул руку и
ухватил его за плечо.
- Эй! Что тут происходит? Кто здесь отец? - он отодвинул Арбитра в сторону.
- Подождите своей очереди!
Филлис выглядела осунувшейся и бледной.
- Хелло, Феликс!
- Привет, Фил! - Гамильтон склонился над ней. - С тобой все в порядке?
- Конечно, в порядке - ведь для этого я и есть, - она подняла на Феликса
глаза. - И убери с лица эту глупую ухмылку. В конце концов, не ты же
изобрел отцовство!
- Ты уверена, что с тобой все хорошо?
- Я прекрасно себя чувствую. Только выгляжу, должно быть, ужасно.
- Ты настоящая красавица.
Голос у него над ухом произнес:
- Вы не хотите взглянуть на своего сына?
- А? О, конечно!
Гамильтон обернулся. Мордан выпрямился и отступил в сторону. Сиделка
подняла ребенка, как бы предлагая Феликсу взять его на руки, но тот лишь
робко разглядывал сына. "Вроде бы рук и ног сколько полагается, - подумал
он, - но этот ярко-оранжевый цвет - не знаю, не знаю... Может быть, это
нормально?"
- Тебе не нравится? - резко спросила Филлис.
- А? Что ты, что ты - прекрасный ребенок! Очень похож на тебя.
- Младенцы, - заметила Филлис, - ни на кого не похожи, только на других
младенцев.
- Ой, мастер Гамильтон! - вмешалась сиделка, - Что с вами? Вы так вспотели?
Вам нехорошо? - с привычной ловкостью переложив ребенка на левую руку,
правой она достала салфетку и вытерла Феликсу лоб. - Успокойтесь. Я
занимаюсь своим делом уже семьдесят лет, и мы еще ни разу не потеряли отца.
Гамильтон хотел было заметить, что шутка была ископаемой уже тогда, когда
этого заведения еще не было и в помине, однако сдержался. Он чувствовал
себя как-то стесненно, а это случалось с ним исключительно редко.
- Сейчас мы унесем отсюда ребенка, - продолжала тем временем сиделка, - а
вы слишком долго не задерживайтесь.
Мордан бодро произнес ободряющие слова, извинился и вышел.
- Феликс, - глубокомысленно проговорила Филлис, - я тут кое о чем
подумала...
- О чем?
- Нам надо переехать.
- Почему? Я думал, тебе нравится наш дом.
- Нравится. Но я хочу загородный.
Лицо Гамильтона мгновенно приобрело встревоженное выражение.
- Дорогая моя... ты же знаешь, я вовсе не склонен к буколике...
- Ты можешь и не переезжать, если не хочешь. Но мы с Теобальдом переедем. Я
хочу, чтобы он мог играть на земле, завести собаку и вообще...
- Но зачем так круто? Все воспитательные центры обеспечивают свежий воздух,
солнце и всякие там игры с песочком.
- А я не хочу, чтобы Теобальд все время проводил в воспитательном центре.
- Лично я был воспитан именно так.
- Вот и посмотри на себя в зеркало.
Поначалу Теобальд никаких сюрпризов не преподносил. В положенном возрасте
он ползал, пробовал вставать на ноги, несколько раз обжигался и пытался
проглотить среднестатистическое количество не предназначенных для этого
предметов.
Мордан, казалось, был им доволен, Филлис - тоже. У Феликса не было
критериев.
В девять месяцев Теобальд попробовал выговорить несколько слов, после чего
надолго замолчал. А в четырнадцать начал произносить целые фразы -
короткие, скроенные на собственный лад, но цельные, законченные. Все эти
его тирады, точнее - утверждения, были исключительно эгоцентричны. Казалось
бы - ничего необычного, никто и не ждет от ребенка пышных монологов о
достоинствах альтруизма.
- И вот это, - Гамильтон ткнул пальцем туда, где Теобальд, сидя голышом в
траве, пытался оторвать уши щенку, яростно сопротивлявшемуся этой затее, -
это и есть ваш сверхребенок?
- М-м-м-да.
- И когда же он начнет творить чудеса?
- А он их не должен творить. Он будет уникален в каком-то одном отношении -
он лишь являет собой самое лучшее из того, чего мы смогли достигнуть во
всех отношениях. Он равномерно нормален в лучшем смысле слова - точнее
сказать, оптимален.
- Хм-м-м. Ну что ж, я рад, что у него не растут щупальца из ушей, голова не
больше тела и вообще нет никаких этих фокусов. Иди сюда, сын!
Теобальд проигнорировал приглашение. При желании он умел быть глухим;
особенно трудно ему было расслышать слово "нет". Гамильтон встал, подошел к
сыну и взял его на руки. Никакой осмысленной цели он при этом не
преследовал - ему просто захотелось приласкать ребенка для собственного
удовольствия. Поначалу Теобальд бурно реагировал на то, что его унесли от
щенка, но потом покорился перемене участи. Он был способен воспринимать
изрядные дозы ласки - когда это было ему по душе. Но когда он был не в
настроении, он мог оказаться крайне строптивым. И даже кусаться.
Это случилось, когда Теобальду только-только исполнилось год и два месяца.
Им с отцом пришлось пережить трудные и поучительные полчаса, когда они
после этого выясняли отношения. В тот раз Филлис предоставила их самим
себе, предварительно надавав, правда, Феликсу наставлений, чтобы он
чем-нибудь не навредил чаду. После того случая Теобальд больше не кусался,
но у Гамильтона навсегда остался маленький рваный шрам на большом пальце
левой руки.
Феликс любил сына безмерно, хотя и обращался с ребенком подчеркнуто
бесцеремонно. Ему было досадно, что Теобальд не проявляет к нему никаких
нежных чувств и в то же время с удовольствием реагирует на ласку и объятия
"дяди Клода" или даже любого незнакомца.
По совету Мордана и решению Филлис (у Феликса в таких вопросах права голоса
не было - ему запросто могли напомнить, что именно она является
профессиональным психопедиатром, а вовсе не он), Теобальда не начинали
учить читать до общепринятого тридцатимесячного возраста, хотя тесты и
показывали, что он был вполне способен воспринять идею абстрактных символов
несколько раньше. Филлис воспользовалась традиционной стандартной техникой,
когда ребенка учат группировать объекты по каким-либо абстрактным
характеристикам, подчеркивая в то же время индивидуальные особенности
каждого объекта. Теобальд откровенно скучал на занятиях и первые три недели
не демонстрировал ни малейшего прогресса. Затем, казалось бы внезапно, им
овладела идея, что все эти нудные материи могут иметь отношение к нему
лично - возможно, виной тому был случай, когда малыш узнал собственное имя
на стате, который Феликс отправил из офиса. Во всяком случае, вскоре после
этого он сделал явный рывок, сконцентрировав все внимание, на какое был
способен.
Через девять недель после начала обучения курс был завершен. Чтение было
освоено, и дальнейшие занятия только испортили бы дело. Филлис оставила
сына в покое и только следила за тем, чтобы в пределах досягаемости
Теобальда находилась лишь такая литература, какую она хотела бы ему
порекомендовать. Иначе он читал бы все подряд - ей и так приходилось силой
отбирать у него книгофильмы, когда ему надо было заниматься физическими
упражнениями или обедать.
Феликса такое увлечение ребенка печатным словом беспокоило, но Филлис
поспешила рассеять его опасения.
- Это пройдет. Мы неожиданно расширили пространство его восприятия, и
теперь он некоторое время должен осваиваться.
- Со мной вышло иначе - я до сих пор читаю, когда стоило бы заняться чем-то
другим. Это порок.
Теобальд читал, запинаясь и часто бормоча про себя; разумеется, ему нередко
приходилось обращаться за помощью ко взрослым, если встречались новые и
недостаточно ясные из контекста символы. Дома конечно не было такого
технического оснащения, как в воспитательном центре, где ни единое слово не
