вооруженного гражданина.
- Должно быть, у вас там совсем другая жизнь? - предположил он.
- Да, знаете ли, совсем не такая. Работаешь, потом чуть-чуть поболтаешь - и
на боковую, а там - снова за работу. А вы, значит, погрузились в финансы?
Чем занимаетесь?
- Рассчитываю проблемы повторных капиталовложений.
- Вот оно что! Тогда я знаю, кто вы. О ваших уточнениях общих решений
наслышаны даже мы на Плутоне. Высший класс! Они превращают наши маленькие
головоломки со стереопараллаксами в сущую безделицу.
- Я бы так не сказал.
- Зато я говорю. Возможно, нам выдастся еще случай потолковать. Вы могли бы
мне кое-что посоветовать.
- Вы окажете мне честь.
Несколько опоздавших гостей уже топтались позади них, и Хэйзел видела, что
хозяйка начинает проявлять нетерпение. Она тронула Монро-Альфу за руку, и
они двинулись дальше.
- Развлекайтесь, дорогие мои, - напутствовала их Эстер. - Там есть - ну
кое-что... - и она неопределенна взмахнула рукой.
"Кое-что" в самом деле было. В одном из двух зрительных залов
демонстрировали все новейшие и наимоднейшие стереокассеты, во втором, для
тех, кто был не способен расслабиться, не будучи в курсе всего, что
происходит за пределами прямой видимости - шли выпуски текущих новостей.
Разумеется, были здесь и комнаты для игр, а также дюжины уютных гнездышек,
где небольшие компании или пары могли бы без помех насладиться обществом
друг друга tete-a-tete [Наедине (фр.)]. В толпе гостей бродил популярный
иллюзионист, демонстрировавший всем, кому это было интересно, свои шутки,
надувательства, невероятную ловкость рук. И повсюду были в изобилии
представлены изысканные напитки и яства.
В огромном бальном зале с разноцветным мозаичным полом народу было мало -
танцы еще не начались. Громадное помещение зала смыкалось с одним из крытых
садов - там было совершенно темно, лишь цветные лучи декоративной подсветки
пробивались со дна маленьких прудов, выложенных камнем. Другая стена
бального зала была прозрачна, и за нею находился плавательный бассейн,
поверхность которого располагалась этажом выше. Лучи цветных прожекторов,
пронизывая толщу воды и фигуры грациозно двигавшихся пловцов, вносили жизнь
и гармонию в открывающуюся за хрустальной стеной картину.
Клиффорд и Хэйзел уселись возле этой стены, вглядываясь в глубину бассейна.
- Потанцуем? - спросил Монро-Альфа.
- Нет. Может быть, позже...
Сверху, с поверхности, скользнула девушка, замерла, разглядывая их, и
выпустила цепочку пузырьков взмывших вдоль стекла. Хэйзел обвела пальцем по
стеклу нос пловчихи. Женщины улыбнулись друг другу.
- Я бы тоже не прочь нырнуть, если не возражаешь.
- Нисколько.
- Компанию составишь?
- Нет, спасибо.
Когда Хэйзел ушла, Монро-Альфа несколько минут бесцельно слонялся по
соседним залам, нерешительно подыскивая убежище, где бы мог в одиночестве
понянчить свою меланхолию - развлечения оставляли его равнодушным; в лучшем
случае он готов был немножко выпить. Но парочки - и отнюдь не
меланхоличные! - были охвачены тем же стремлением, так что все уютные
уголки оказались заселены. В конце концов Клиффорд сдался и вошел в средних
размеров комнату, где уже расположилась холостяцкая компания в полдюжины
человек и предавалась древнему спорту - решала мировые проблемы, утопляя
оные в словах.
На пороге Монро-Альфа заколебался было, вопросительно поднял брови, получил
в ответ небрежно-любезное согласие одного из присутствующих, с которым
встретился взглядом, и лишь тогда вошел и опустился на стул. Сессия
пустозвонов тем временем продолжала работу.
- Допустим, они вскроют поле, - говорил один. - И что это даст? Что в нем
обнаружится? Скорее всего, несколько каких-то изделий, возможно - записи
того периода, когда поле было поставлено. Но больше - ничего.
Предположение, будто там, в стасисе, может веками сохраняться в неизменном
виде жизнь - полная нелепость?
- Откуда вы знаете? - возразил другой. - Без сомнения, они полагали будто
нашли способ приостанавливать, так сказать замораживать процесс накопления
энтропии. Инструкции совершенно ясны...
Монро-Альфа начал понимать, о чем идет речь. Так называемое Адирондакское
стасис-поле поколением раньше было обнаружено в глубине гор, от которых и
получило название. В то время оно на несколько дней стало сенсацией. Не то
чтобы это было эффектное зрелище - просто непроницаемая область полного
отражения, этакое кубическое зеркало. Впрочем, о непроницаемости в полном
смысле слова говорить было, пожалуй, нельзя - настоящих попыток проникнуть
внутрь стасис-поля предпринято не было из-за плиты с инструкцией которая
лежала рядом. В ней утверждалось, что поле установлено в 1926 году (по
старому стилю) и содержит живые образцы, которые могут быть высвобождены
нижеследующим способом... Но ниже ничего не было.
Поскольку поле не было передано в ведение какого-либо института, многие
готовы были считать всю эту историю чьей-то мистификацией. Однако попытки
раскрыть загадку отсутствующей на плите инструкции предпринимались
постоянно До Монро-Альфы дошел слух, будто бы надпись была наконец
прочитана, хотя он не обратил на это особого внимания - программы новостей
вечно сообщают о чудесах, которые на поверку оказываются чем-то вполне
тривиальным. Сейчас Клиффорд не мог даже припомнить, как именно надпись
была прочтена - в отраженном образе, в поляризованном свете?
- Интереснее всего другое, - вмещался в разговор третий, худощавый человек
лет тридцати на вид, одетый в бирюзовый шелковый костюм, подчеркивающий
бледность его лица. - Давайте попытаемся рассмотреть проблему
гипотетического человека, перенесенного к нам таким образом из Смутных
Времен, в чисто интеллектуальном аспекте. Что подумает он о мире, в котором
неожиданно оказался! И что можем мы предложить ему взамен оставленного в
прошлом?
- Что мы сможем ему предложить?! Да все! Оглянитесь вокруг.
- Да, - подтвердил молодой человек с надменной улыбкой, - оглянитесь
вокруг. Машины - но зачем ему машины? Он является к нам из раннего, более
отважного мира. Мира достоинства и независимости. Каждый возделывал тогда
свой участок земли - и жена его была рядом с ним. Он воспитывал своих
собственных детей прямыми и сильными и учил их отвоевывать свой хлеб у
матери-земли. В его доме не было искусственного освещения - но он в этом и
не нуждался. Он вставал с зарей и занимался серьезными, основательными
делами. На закате, утомившись от трудов праведных, он приветствовал ночной
отдых. Трудовой пот он смывал, окунаясь в собственный ручей, и не нуждался
в затейливых плавательных бассейнах. Твердо, как скала, стоял он на земле.
- И вы действительно полагаете, будто нынешний комфорт понравился бы ему
меньше, чем его жизнь?
- Именно так. Эти люди были счастливы. Они вели естественную жизнь - как и
было предначертано Богом.
Мысленно Монро-Альфа всесторонне рассмотрел предложенную концепцию. В ней
было что-то чертовски привлекательное. Внезапно он ясно ощутил, что не
питает ни малейшей любви к современной технике. Даже к своему главному
интегратору. В конце концов, его всегда интересовали не машины, а сложные
математические принципы. А с каких это пор математику нужны еще инструменты
- помимо собственной головы? Пифагор отлично обходился палочкой да полоской
песка. Что же до всего остального, то будь они с Хэйзел партнерами по
вековечной борьбе с матерью-землей за хлеб насущный - разве они расстались
бы?
Закрыв глаза, он представил себя в простом и естественном 1926 году. На нем
была домотканая одежда - творение умелых рук его жены; или даже звериные
шкуры, ею же выделанные после того, как он собственноручно распялил их на
двери хижины. "И еще - где-то поблизости должны быть дети, штуки три", -
подумал Клиффорд. Окончив дневной труд, он поднимался бы со старшим сыном
на вершину холма, чтобы научить его любоваться красотой заката. А когда на
небе проступят звезды - он станет приобщать мальчика к чудесам астрономии.
Мудрость будет передаваться от отца к сыну, как это было всегда.
Будут и соседи - сильные, молчаливые люди, чей короткий поклон и твердое
рукопожатие означают куда больше, чем случайные знакомства в современном
"цивилизованном обществе".
Впрочем, отнюдь не все восприняли этот тезис с тою же готовностью, что и
Монро-Альфа. Аргументы взлетали, перебивая друг друга, постепенно становясь
все более язвительными. Молодой человек, с легкой руки которого и возник
спор - кажется, его звали Джеральд - встал и, учтиво извинившись, удалился:
похоже, он был недоволен тем, как были восприняты его идеи.
Монро-Альфа быстро поднялся и последовал за ним.
- Прошу прощения, благородный сэр...
Джеральд остановился.
-Да?
- Меня заинтересовали ваши идеи. Может быть, мы где-нибудь присядем?
- С удовольствием.
Гамильтон Феликс появился на приеме довольно поздно. Репутация и финансовое
положение обеспечивали ему приглашение на любой прием Джонсон-Смит Эстер,
хотя она и не любила его, догадываясь о снисходительном, презрении, с
которым он к ней относился. Альтернативные варианты, которые в другом
случае могли бы заставить его увильнуть от приглашения, не искушали
Гамильтона - приемы Эстер прямо-таки кишели любопытными людьми в забавных
комбинациях. Не обладая собственными талантами, она умела собирать у себя в
доме блестящих, интересных людей, и Гамильтону это нравилось. Во всяком
случае, на ее приемах всегда собиралось множество народу, а народ был
всегда забавен, и чем многолюднее оказывалось сборище, тем веселее там было
Гамильтону.
Почти сразу он встретил Монро-Альфу - в компании молодого человека, одетого
в синее, что явно не гармонировало с цветом его лица. Гамильтон тронул
друга за плечо.
- Привет, Клифф.
- О, привет, Феликс.
- Заняты?
- В данный момент - да. Может, позже?..
- Уделите мне секунду. Видите того нахала, что прислонился к колонне? Вот -
он смотрит в нашу сторону.
- И что же?
- Мне почему-то кажется, будто его лицо мне знакомо, но никак не могу
вспомнить откуда.
- Зато я могу. Он из компании того задиры, которого вы подстрелили
позавчера вечером. Если только это не его близнец, разумеется.
- Та-ак! Это становится интересным...
- Только постарайтесь не впутываться в неприятности, Феликс.
- Не беспокойтесь. Спасибо, Клифф.
- Не за что.
Монро-Альфа с Джеральдом двинулись дальше, оставив Гамильтона наблюдать за
человеком, вызвавшим его любопытство. Тот, видимо, почувствовал, что
привлек к себе интерес Феликса, поскольку оставил свое место возле колонны
и прямиком направился к нему. Остановившись, как того требовал церемониал,
в трех шагах, он произнес:
- Я пришел с миром, благородный сэр.
- В Доме Гостеприимства нет места вражде, - столь же церемонно процитировал
Феликс.
- Вы очень любезны, сэр. Меня зовут Мак-Фи Норберт.
- Благодарю вас. А меня - Гамильтон Феликс.
- Да, я знаю.
Неожиданно Гамильтон резко сменил тон.
- Ага! А знал ли это ваш приятель, пытаясь полоснуть меня лучом?
Мак-Фи быстро оглянулся по сторонам, словно желая убедиться, что этих слов
никто не услышал. Ему явно не по душе был оборот, который начал принимать
разговор.
- Тише, тише, сэр, - запротестовал он, - я же сказал, что пришел с миром.
Это было ошибкой - прискорбной ошибкой. Ссору мой знакомый затевал не с
вами.
- Вот как? Тогда почему же он вызвал меня?
- Повторяю: это была ошибка. Я глубоко сожалею.
- Послушайте, - возмутился Гамильтон, - разве это по протоколу? Если ваш
приятель искренне ошибся, то почему бы ему не прийти ко мне, как подобает
