Баха-Калифорния в двухстах милях отсюда. На юго-западе нашего полуострова
лежал дивный Playa de las Olas Atlas - пляж, тянувшийся до самого Cerro
Vigia (Сторожевого холма) и дальше - к Cerro Creston - туда, где
поднимался гигантский маяк "Фаро" - конечная точка полуострова. За южной
окраиной города виднелась посадочная площадка береговой охраны.
На востоке и северо-востоке высились горы, за которыми в ста
пятидесяти милях прятался Дуранго. Воздух сегодня был чист, казалось,
достаточно протянуть руку, чтобы дотронуться до склонов гор.
Масатлан лежал внизу наподобие игрушечного городка. Собор отсюда
выглядел как архитектурный макет, а не величественная и прекрасная
церковь... И в который раз я подумал; как католикам с их нищей, как
правило, паствой удается сооружать столь дивные церкви, тогда как их
соперники протестанты еле-еле набирают закладные, чтобы построить куда
более скромные здания.
- Смотри, Алек! - воскликнула Маргрета. - Анибал и Роберто получили
новый aeroplano! - Она показала рукой вдаль.
Действительно, у причала береговой охраны стояли два aeroplanos. Один
из них - та самая гигантская гротескная стрекоза, которая спасла нам
жизнь; новый же - совсем другой. Сначала мне показалось, что он тонет у
причала: поплавки, на которых садилась на воду первая машина, у второй
начисто отсутствовали.
Потом я понял, что новый аппарат - в полном смысле слова летающая
лодка. Корпус aeroplano сам по себе был поплавком или лодкой
водонепроницаемой конструкции. Моторы с пропеллерами помещались выше
крыльев.
Не скажу, что я отнесся с доверием к столь радикальным изменениям.
Скромная надежность аппарата, в котором мы уже летали, пришлась мне больше
по вкусу.
- Алек, давай навестим их в следующий вторник.
- Хорошо.
- Как ты думаешь, Анибал позволит нам полетать на новом aeroplano?
- Только если об этом будет знать команданте. - Я не стал говорить,
что новый аппарат показался мне не слишком надежным. Маргрета отличалась
редким бесстрашием. - Но мы зайдем к Анибалу и попросим показать его нам.
Лейтенанту это понравится. Роберто тоже. Давай позавтракаем.
- Ах ты, свиненок, - ответила она, разостлала serviletta [салфетка
(исп.)] и начала выгружать на нее еду из корзинки, которую я тащил.
Вторники давали Маргрете возможность разнообразить великолепную
мексиканскую кухню Аманды своими датскими или интернациональными блюдами.
Сегодня она приготовила датские "открытые" сандвичи, которые датчане - как
и все, кому выпало счастье попробовать, - просто обожают. Аманда разрешила
Маргрете хозяйничать на кухне, и сеньора Валера не вмешивалась - она
вообще не заходила на кухню, согласно условиям вооруженного нейтралитета,
достигнутого еще до того, как мы поступили в штат ресторана. Аманда была
женщиной с характером.
Сегодня бутерброды были покрыты толстым слоем вкуснейших креветок,
которыми славится Масатлан, но креветки оказались лишь началом... Я помню
еще ветчину, индейку, бекон с поджаристой корочкой, три сорта сыра,
несколько видов солений, крохотные перчики, какую-то неизвестную мне рыбу,
тончайшие ломтики говядины, свежие помидоры, три сорта салата и еще что-то
похожее на жареный баклажан. Уф! Благодарение Господу, для того чтобы
наслаждаться едой, вовсе незачем знать, что ты ешь. Маргрета поставила ее
передо мной, и я поглощал с восторгом все независимо от того, знал я, что
ем, или нет.
Часом позже у меня началась сытая отрыжка, которую я старательно
пытался скрыть.
- Маргрета, я сегодня уже говорил, что люблю тебя?
- Говорил, но уже давно.
- Обожаю. Ты не только прекрасна и отличаешься божественными
пропорциями, ты еще и дивно готовишь.
- Благодарю вас, сэр.
- Не угодно ли вам, чтобы я восхитился еще и вашим интеллектуальным
совершенством?
- Не обязательно. Нет.
- Как угодно. Если передумаешь, скажи. Перестань возиться с остатками
- я все подчищу попозже. Ляг рядышком и объясни, почему ты продолжаешь
жить со мной? Вряд ли тебе нравится, как я готовлю. А может быть, потому,
что я лучший мойщик посуды на всем западном побережье Мексики?
- Именно.
Она убирала остатки ленча до тех пор, пока место нашего пикника не
было приведено в девственное состояние, а все, что осталось - оказалось в
корзинке, готовой вернуться к Аманде.
Потом она легла рядом со мной, положила мне под шею руку и вдруг с
тревогой подняла голову.
- Что это?
- О чем ты?..
Я прислушался. Отдаленный гул нарастал, будто тяжелый грузовой состав
делал где-то совсем рядом крутой поворот. Но ближайшие железные дороги
проходили севернее - на Чиуауа и южнее - на Гвадалахару, то есть очень,
очень далеко от полуострова Масатлан.
Гул нарастал. Вздрогнула земля. Маргрета села.
- Алек, я боюсь.
- Не бойся, родная. Я с тобой.
Я притянул ее к себе и прижал крепко-крепко. Казавшаяся раньше
незыблемой земля ходила под нами ходуном, а ревущий гул вырос до
невообразимых масштабов.
Если вам приходилось попадать в землетрясение, хотя бы слабенькое, то
вы поймете наши чувства лучше, чем если бы я попробовал передать их
словами. Если же не попадали, то все равно мне не поверите, и чем точнее я
попытаюсь вам их описать, тем больше вероятности, что вы не поверите мне
ни на грош.
Самое худшее в землетрясении то, что, оказывается, не существует
ничего прочного, за что можно ухватиться... а самое поразительное - шум,
чудовищная какофония множества самых разнообразных звуков: треск
переламывающихся под вами камней, грохот рушащихся зданий, испуганные
вопли, плач раненых и потерявшихся, вой и лай животных, которые не могут
осмыслить происходящее.
И так без конца.
Это длилось целую вечность - наконец главный удар настиг нас, и город
рухнул.
Я слышал все это. Грохот, который, казалось, уже не мог стать громче,
внезапно вырос во много раз. Мне удалось приподняться на локте и взглянуть
на город. Купол собора лопнул как мыльный пузырь.
- О Марга! Взгляни! Нет, не смотри - это слишком страшно!
Она привстала, не проронив ни слова; ее лицо было лишено всякого
выражения. Продолжая обнимать Маргрету, я бросил взгляд на полуостров -
туда, за Cerro Vigia - на маяк.
Он медленно наклонился.
Я видел, как маяк сломался почти пополам, а затем не спеша, с
каким-то странным достоинством, рухнул.
За городом я видел стоящие на якорях aeroplanos береговой охраны. Они
отплясывали неистовый танец. Новый черпнул воду крылом, его захлестнуло -
и я потерял его из виду, так как над городом встало густое облако от тысяч
и тысяч тонн размолотых в пыль кирпичей и цемента.
Я глазами поискал наш ресторан и нашел его: el Restautante "Pancho
Villa". И в этот самый момент стена, на которой красовалась вывеска,
выгнулась и рухнула на улицу. Облако пыли застлало все вокруг.
- Маргрета! Его нет! Ресторана "Панчо Вилья"! - показал я.
- Ничего не вижу.
- Его больше не существует, говорю тебе! Разрушен! Благодарю тебя,
Боже, ни Аманды, ни девочек там сегодня не было.
- Да, Алек, это когда-нибудь кончится?
Внезапно все кончилось - даже более внезапно, чем началось. Чудом
исчезла пыль; не было слышно ни шума, ни криков раненых и умирающих, ни
воя животных.
Маяк возвышался там, где и должен был возвышаться. Я взглянул налево,
надеясь увидеть стоящие на якорях aeroplanos, - и ничего не увидел. Не
было даже вбитых в дно свай, к которым они крепились. Я взглянул на город
- все спокойно. Собор цел и невредим и по-прежнему прекрасен.
Я поискал глазами вывеску "Панчо Вилья".
И не нашел ее. Здание на углу, которое показалось мне знакомым, было,
но выглядело иначе, окна тоже казались другими.
- Марга, где же ресторан?
- Не знаю. Алек, что происходит?
- Снова они, - сказал я с горечью. - Мир вновь изменился.
Землетрясение кончилось, но это не тот город, где мы жили. Он похож на
него, но другой.
Я был прав лишь отчасти. Мы еще не решили, спуститься ли нам, когда
снова послышался гул. Потом последовал толчок. Затем гул многократно
возрос, земля затряслась - и этот город _т_о_ж_е_ рухнул. Опять я увидел,
как сломался и упал высокий маяк. Опять собор как бы осел сам в себя.
Опять поднялись клубы пыли, опять послышались крики и вой.
Я поднял сжатые кулаки и погрозил небу.
- Проклятие Господне! _Х_в_а_т_и_т_! Дважды - это уже перебор!
И гром не убил меня.
13
Видел я все дела, какие делаются под солнцем,
и вот, все - суета и томление духа!
Книга Екклесиаста 1, 14
Я хочу лишь кратко коснуться трех последующих дней - уж очень мало
хорошего было в них. "И была кровь на улицах и пыль". Те из нас, кто
остался в живых, не был ранен, не потерял рассудок от горя, не впал в
апатию или в истерику, не обессилел, короче говоря, горсточка - там и сям
копались в развалинах, стараясь отыскать живых под грудами кирпичей,
камней и известки. Но можно ли разгрести голыми руками тонны камня?
И что можно сделать, когда, добравшись до них, вдруг обнаруживаешь,
что опоздал, что поздно было уже в тот самый миг, когда ты принялся за
дело? Услыхав жалобный писк, напоминавший мяуканье котенка, мы стали с
величайшей осторожностью копать, стараясь не надавливать на то, что лежало
внизу, аккуратно растаскивать камни, чтобы не причинять лишних страданий
засыпанному существу. В конце концов мы добрались до источника звука. Им
оказалось только что испустившее дух дитя. Таз проломлен, полголовы
раздавлено. "Блажен, кто возьмет и разобьет младенцев твоих о камень". Я
отвернулся, и меня вырвало. Никогда больше не стану читать псалом сто
тридцать седьмой [ошибка: речь идет о псалме 136].
Ночь мы провели на нижнем склоне Снежного холма. Когда солнце зашло,
мы волей-неволей прекратили работу. Темнота делала ее бесполезной. К тому
же настало время мародеров. Я глубоко убежден, что каждый мародер -
потенциальный насильник и убийца. Я был готов умереть за Маргрету, если
нужно, - однако не имел ни малейшего желания умирать храбро, но без толку,
в схватке, которой можно избежать.
На следующее утро прибыла мексиканская армия. Мы мало чего достигли
до ее прихода, просто опять, как вчера, немного разгребли руины. Не стоит
говорить о том, что мы там находили. Солдаты положили этому конец. Всех
штатских согнали на полуостров, подальше от разрушенного города, к
железнодорожной станции за рекой. Там мы и ждали - новоиспеченные вдовы,
мужья, только что лишившиеся жен, осиротевшие дети, изувеченные на
самодельных носилках, раненые, но не потерявшие способности двигаться,
люди без видимых ранений, но с пустым взором и безмолвные. Маргрете и мне
повезло; мы были лишь голодны, хотели пить и перепачкались, нас с ног до
головы покрывали синяки, которые мы набили, валяясь на земле во время
землетрясения. Поправка: во время двух землетрясений.
Приходилось ли кому-нибудь испытать _д_в_а_ землетрясения подряд?
Я не рисковал расспрашивать об этом. По-моему, я был уникальнейшим
свидетелем смены миров, причем Маргрета дважды переносилась со мной, так
как каждый раз я крепко прижимал ее к себе. Были ли еще жертвы переноса?
Не было ли на "Конунге Кнуте" таких, кто держал язык за зубами так же
старательно, как я? Как спросить? "Извините, амиго, но это тот самый
город, который был тут вчера?"
