определения их профессиональной пригодности, и поскольку каждый житель
Ковентри был выслан туда - как и он сам - за то или иное нарушение закона и
отказ от лечения, то само собой подразумевалось, что большинство из них не
соответствует занимаемой должности.
Мак-Киннона очень утешало то, что они направляются в суд. Если он
расскажет свою историю судье, все, конечно, сразу наладится.
Мак-Киннон не замечал, какая парадоксальная возникла ситуация. Он
совсем недавно отказался от общества, правительства, судов, но по-прежнему
незыблемо верил в юридическую процедуру. Что же это было - сила привычки или
нечто большее? Он мог проклинать суд, который подверг его унижению,
приговорив к выбору Альтернативы, но тем не менее был убежден, что в судах
торжествует справедливость. Он мог бороться за свою жалкую независимость, но
при этом ожидал, что люди, с которыми он столкнется, будут вести себя так,
словно они связаны Заветом, - с людьми другого сорта он просто не
встречался. Он так же не мог отделаться от своего прошлого, как от своего
собственного тела.
Но этого он еще не знал.
Мак-Киннон забыл встать, когда судья вошел в зал суда, но судебные
исполнители быстро поставили его на ноги. Внешний вид и манера поведения
судьи не вселяли больших надежд. Это был хорошо упитанный мужчина, высокий,
с лицом садиста. Вначале он стал разбирать дела нескольких мелких
нарушителей, уделяя каждому самый минимум времени. У Мак-Киннона сложилось
впечатление, что все происходящее имеет мало общего с законностью.
Тем не менее он почувствовал облегчение, когда произнесли его имя. Он
вышел и приготовился сразу же рассказать свою историю. Молоточек судьи
оборвал его.
- В чем суть этого дела? - требовательным голосом спросил судья,
хмурясь. - Напился и учинил беспорядок, конечно. Я положу конец этому
безобразию среди молодежи, даже если мне придется отдать все свои силы! - Он
повернулся к секретарю: - Раньше нарушения были?
Секретарь что-то прошептал ему в ухо. Судья бросил на Мак-Киннона
взгляд, в котором смешались чувства обиды и подозрения, затем приказал
таможеннику дать Показания. Черныш рассказал простую и правдивую на вид
сказку с легкостью человека, привыкшего к даче показаний. Дело Мак-Киннона
сводилось к тому, что он оказал сопротивление служащему при исполнении им
служебных обязанностей. Он представил список вещей, подготовленный его
коллегой, но забыл упомянуть о множестве изъятых предметов.
Судья повернулся к Мак-Киннону.
- Хотите ли вы сказать что-нибудь в свое оправдание?
- Конечно, хочу, доктор, - с готовностью начал он. - Здесь нет ни
слова...
Бум! Молоточек оборвал его. Судебный исполнитель поспешил к Мак-Киннону
и попытался втолковать ему принятую форму обращения в суде. Это объяснение
озадачило его. По собственному опыту он знал, что "судья" - это
представитель медицины, психиатр, специализирующийся в области социальных
проблем. Он никогда не слышал также об употреблении каких-либо специальных
форм речи в суде. Но он стал говорить так, как его проинструктировали.
- Не будет ли угодно услышать Достопочтимому суду, что этот человек
лжет? Он и его товарищи напали и ограбили меня. Я просто...
- Пойманные контрабандисты всегда утверждают, что таможенники их
ограбили, - злобно усмехнулся судья. - Вы отрицаете, что пытались помешать
таможенному досмотру?
- Нет, Ваша Честь, но...
- Достаточно. Штраф пятьдесят процентов в дополнение к обычному
таможенному сбору. Уплатите секретарю.
- Но, Ваша Честь, я не могу...
- Не можете уплатить?
- У меня совсем нет денег. У меня есть только мое имущество.
- Ну что ж, - судья повернулся к секретарю, - тюремное заключение.
Конфискуйте его вещи. Десять дней за бродяжничество. Община не может
позволить, чтобы эти нищие иммигранты шатались на свободе и нападали на
добропорядочных граждан. Следующее дело!
Его торопливо вывели. И только звук поворачивающегося ключа в
зарешеченной двери за его спиной заставил Мак-Киннона понять, в какую беду
он попал.
- Привет, приятель, как там погода на улице? В тюремной камере оказался
еще один обитатель, маленький, плотно сбитый человек. Перед появлением
Мак-Киннона он раскладывал пасьянс, сидя верхом на скамейке. Он поднял на
вошедшего спокойные яркие маленькие глаза.
- На улице ясно, да вот в суде слишком пасмурно, - ответил Мак-Киннон,
пытаясь принять такой же добродушно-шутливый тон, но это ему плохо удалось.
Губы болели, и это портило его ухмылку.
Человек перекинул ногу через скамейку и подошел к нему легким неслышным
шагом.
- Послушай, приятель, тебе, должно быть, перепало при задержании, -
прокомментировал он, осматривая рот Мак-Киннона. - Болит?
- Чертовски, - признался Мак-Киннон.
- Придется кое-что сделать. - Он подошел к двери и забарабанил по ней -
Эй! Лефти! Дом горит! Беги скорей?
Надзиратель неторопливо прошествовал по коридору и остановился напротив
двери их камеры.
- Че те надо, Сгиня? - лениво спросил он.
- Мой старый школьный товарищ наткнулся на разводной ключ, и теперь ему
больно. У тебя будет возможность оправдаться перед Богом, если ты смотаешься
в аптеку и захватишь бинт и немножко йода.
Надзиратель кисло поморщился. Сгиня обиженно выпятил губы.
- Ну, Лефти, - сказал он, - я думал, ты ухватишься за возможность
оказать такую маленькую услугу. - Он подождал с минуту, затем добавил. - Вот
что я тебе скажу: если ты это сделаешь, я покажу тебе, как решить загадку
"Сколько лет Анне". Идет?
- Вначале покажи.
- На это потребуется много времени. Я напишу ответ и отдам тебе.
Когда надзиратель вернулся, товарищ Мак-Киннона по камере искусно
перебинтовал его раны, потом сказал.
- Меня называют Сгиня Мэги. А как твое имя, приятель?
- Дэвид Мак-Киннон. Извините, я не совсем расслышал ваше имя.
- Сгиня. Это, - объяснил он с ухмылкой, - не то имя, которое дала мне
мать. Это скорее профессиональная дань моей скромной и ненавязчивой натуре.
Мак-Киннон очень удивился.
- Профессиональная дань? А какова ваша профессия?
Мэги скривился как от боли.
- Ну, Дэйв, - сказал он, - я ведь тебя не спрашиваю. Однако, -
продолжал он, - вероятно, та же, - что и у тебя, - самосохранение.
Мэги оказался внимательным слушателем, и Мак-Киннон ухватился за
возможность рассказать хоть кому-нибудь о своих бедах. Мэги кивал головой.
- Меня все это не удивляет, - заметил он. - Здесь иначе и не бывает.
- Но что станет с моими вещами?
- Их продадут с аукциона, чтобы оплатить судебные издержки и таможенный
сбор.
- Интересно, а сколько же останется мне? Мэги внимательно посмотрел на
него.
- Останется? Ничего не останется. Тебе, вероятно, придется еще
доплатить за комиссионные услуги.
- А что это такое?
- Это такой метод согласно которому осужденный платит за исполнение
приговора, - несколько туманно объяснил Мэги. - В твоем случае это означает,
что, когда ты отсидишь свои десять дней, ты все еще будешь должен суду. И
тогда ты отправишься на каторгу, друг мой, и отработаешь по доллару в день.
- Сгиня... ты шутишь.
- Поживем - увидим. Тебе предстоит еще многое узнать, Дэйв.
Ковентри оказался гораздо более сложной страной, чем мог себе
представить Мак- Киннон. Мэги объяснил ему, что фактически Ковентри поделен
на три суверенных, независимых государства. Тюрьма, в которой они
находились, была расположена на территории так называемой Новой Америки.
Здесь имелись некоторые формы демократического правительства, но прием,
который был оказан Мак-Киннону, являлся ярким образцом того, как эта
демократия претворялась в жизнь.
- Здесь еще рай по сравнению со Свободным Государством, - продолжил
Мэги. - Я был там.
Свободное Государство было абсолютной диктатурой, глава правящей клики
назывался Освободителем. Ключевыми словами там были "долг" и "покорность", а
деспотическая дисциплина навязывалась с такой жестокостью, что места для
свободы мнений не оставалось. Правительственная теория отдаленно напоминала
старые функционалистские доктрины. Государство мыслилось как единый организм
с единой головой, едиными мозгами и единой целью. Все, что не являлось
обязательным, Запрещалось.
- Клянусь честью, - воскликнул Мэги, - там даже в собственной постели
можно обнаружить агента из проклятой тайной полиции. Однако, - продолжал он,
- там жить все-таки легче, чем с Ангелами.
- Ангелы?
- Вот именно. Здесь и эти чудики есть. После Революции две-три тысячи
из них предпочли отправиться в Ковентри - ну, ты об этом знаешь. Они
основали колонию на холмах к северу, у них там есть даже живой Пророк и
прочие прелести - полный комплект! Они не такие уж плохие ребята, но могут
уморить своими молитвами до смерти.
Все три государства, в общем, имели одну интересную черту - каждое из
них считало себя единственным законным правительством всех Соединенных
Штатов, и каждое с нетерпением ожидало того дня, когда сможет присоединить
"неосвобожденную" часть страны, то есть выйти за пределы Ковентри. Ангелы
считали, что это произойдет, когда Первый Пророк вернется на землю и вновь
поведет их за собой. В Новой Америке это было не чем иным, как весьма
удобным пунктом предвыборной кампании, о котором забывали после выборов. Но
в Свободном Государстве это было целенаправленной политикой.
На этой почве вспыхнула целая серия войн между Свободным Государством и
Новой Америкой. Освободитель утверждал, вполне логично, что Новая Америка -
всего лишь неприсоединившаяся часть его государства и что необходимо
подчинить ее Свободному Государству еще до того, как все преимущества их
культуры можно будет распространить за пределы Ковентри.
Слова Мэги окончательно разрушили мечту Мак-Киннона об анархической
утопии за Барьером, но он не мог допустить, чтобы его любимая иллюзия умерла
без боя.
- Послушай, Сгиня, - настаивал он, - разве здесь нет какого-нибудь
места, где человек может жить спокойно, сам по себе, без всякого
вмешательства извне?
- Нет... - задумался Сгиня, - нет... разве что уйдешь в горы. Тогда ты
обретешь покой, если, конечно, будешь держаться подальше от Ангелов. Но это
чертовски трудно - жить в одиночестве. Когда-нибудь пробовал?
- Нет... не приходилось... но я читал классиков:
Зэйна Грэя, Эмерсона Хоу и прочих.
- Ну что ж... возможно, тебе это и удастся. Но если ты действительно
хочешь уйти и быть отшельником, тебе лучше попробовать это там, за Барьером,
где свободы все-таки больше.
- Нет, - Мак-Киннон сразу как-то сжался, - нет, никогда! Я никогда не
соглашусь на психологическую реориентацию только для того, чтобы получить
возможность оставаться в покое. Если бы я мог вернуться в то время, когда
меня еще не арестовали, возможно, я бы и поискал где-нибудь заброшенную
ферму... Но после того, как мне поставили этот диагноз... после того, как
мне сказали, что я непригоден для человеческого общества и не могу в нем
жить до тех пор, пока мои эмоции не будут перекроены и не станут вписываться
в общую безобидную модель, - я не смогу этого сделать. Меня бесит сама мысль
о том, что придется лечь в больницу...
- Понимаю, - согласился Сгиня, кивая головой, - ты хотел отправиться в
Ковентри, но не хотел, чтобы Барьер отсек тебя от всего остального мира.
- Нет, это не совсем так... Ну, может быть, отчасти. Послушай, ты
случайно не думаешь, что я не гожусь для общения с тобой, а?
