несомненно, обладал этот Гримнир, в данном случае ни при чем. Исангард
пошел за ним добровольно. По крайней мере, в этом Гримнир вел себя честно.
В случае чего напущу на него холеру, подумал я. Дождусь, чтоб он
расслабился и перестал контролировать влияния извне, и шарахну по нему
вирусом. Будет знать, как проявлять вероломство.
Гримнир вывел нас к вырубке, посреди которой стояло нечто вроде
избушки. Вырубка успела зарасти сорной ольхой и прочей жизнерадостной
дрянью, вроде иван-чая. Все эти поросли скрывали под собою пни и
вывороченные корни, так что пройти по поляне и не переломать себе ноги
могло считаться своего рода искусством. Домик состоял из хлипких стен и
крыши, которая протекала - это было заметно даже в сухую, ясную погоду.
Имелась огромная печь, но трубы не было, и поэтому бревна внутри этого
чрезвычайно уютного жилища были зверски закопчены. Черные жирные пятна
покрывали солому, заменявшую постель и разложенную на нарах возле
крошечного окошка. Последнее залеплялось на ночь или в случае непогоды
маленьким ставнем.
- Прошу, - сказал Гримнир, толкнув низенькую дверь. Он стоял возле
этого убожества с таким видом, будто предлагал нам посетить один из
дворцов Аль-Кахиры.
Исангард нырнул в дом. Проходя вслед за ним мимо Гримнира, я не
удержался - посмотрел на него с подчеркнутым удивлением и покачал головой.
Он, разумеется, не обратил на это внимания.
В комнате было огромное количество комарья. Оно гнездилось в кустах
неподалеку от дома. Представляю себе, как эти твари обрадовались нашему
появлению. Ненавижу кровососущих. Во-первых, они забиваются в шерсть. А
во-вторых, уши от укусов очень чешутся и распухают, что отнюдь не служит
мне к украшению.
Имлах уже пристроилась на нарах. Рожица у нее стала блаженная, словно
она попала домой к папе с мамой. Я подтолкнул ее в бок.
- Слышь, ты... чего расплылась?
- Гримнир здесь, - сказала она задумчиво. - Теперь все будет в
порядке.
Великан, тараканьи усы. Подставит Исангарда под гибель, а плоды его
победы загребет. Знаю я таких. Интересно, что Имлах в нем такого нашла? По
мне, так он просто безмозглая, невоспитанная дубина. Может быть, даже
тролль.
- Кто он тебе? - спросил я. - Папа, что ли?
Она подавилась смешком, но промолчала. Надо же, какая таинственность.
- Ты хоть давно его знаешь?
- Давно, - нехотя сказала она. - Всю жизнь. Он могущественный.
Отвяжись, Кода.
Я понял, что больше из нее ничего не вытяну, развалился на грязной
соломе и стал гонять комаров.
Исангард принес дров. Они с Гримниром завозились возле печки,
переговариваясь на сугубо мирные темы. Я дремал, кусаемый комарами, под
сладкую музыку домашней возни.
- В печке какая-то дрянь, - сказал Исангард. - Надо бы ее вычистить.
А то будет здорово дымить.
- Не лезь голыми руками, - буркнул Гримнир, - здесь должна быть
кочерга.
- Плевать на кочергу, ее еще искать надо.
- А я говорю, побереги руки, они тебе еще пригодятся.
- Мне их как-то раз чуть не отрубили, - сообщил Исангард, задумчиво
поднося к глазам ладони. - За систематическое воровство.
- Ну и порядочки у вас там, на Восточном Берегу. А что, воруют
меньше, чем у нас?
- Не сказал бы. И безруких, вроде, не так уж много, вот что странно.
- Ты ищи кочергу, ищи, не болтай языком, - сказал Гримнир. - Ты ее
дровами завалил, чудовище.
Они долго гремели поленьями, а потом Исангард все-таки вытащил
кочергу и тут же уронил ее Гримниру на ногу. Великан взвыл и сделал
попытку убить моего друга, но врезался своим могучим кулаком в печь, едва
не разворотил ее, после чего заметно успокоился.
- Алан косорукий, - проворчал он. - Я бы тебе с удовольствием отрезал
и руки, и ноги, и голову заодно, чтоб не мучился. Все вы годитесь только
грабить мирных жителей, а в хозяйстве совершенно непригодны.
- Вот это точно, - сказал Исангард, хмыкнув. Вспомнил, наверное, свои
подвиги. Несчастные рабовладельцы...
Гримнир выгреб из печки мусор, порылся в нем и извлек несколько
обгоревших пряжек. По поводу этой находки можно было строить самые
различные предположения, но Исангард не стал этим заниматься. Он поджег
хворост, и из печки повалил едкий белый дым. Всю комнату заволокло. Потом
огонь пришел в себя, распрямился, и дым уполз в открытую дверь,
расстилаясь по траве у порога. Комары, понятное дело, мгновенно исчезли.
- Все предусмотрено, - сказал по этому поводу Гримнир и гулко
закашлялся.
Исангард смотрел на него, улыбаясь.
- Чудак ты, Гримнир, - сказал он. - А чей это дом?
- Да так... - неопределенно отозвался Гримнир. - В принципе, ничей.
Когда-то здесь был мужской дом одного племени. Знаешь, миленькая привычка
издеваться над молодыми парнями, прежде чем принять их в воинский союз...
Исангард кивнул. Гримнир, прищурившись, присмотрелся к нему.
- Да что я, - спохватился он, - ты ведь воин, тебе-то это известно
лучше, чем мне.
- Я не состою в воинском союзе, - спокойно сказал Исангард. - Когда
мне было четырнадцать лет, я не выдержал испытания и не был посвящен в
таинства.
Я чуть с нар не рухнул, когда это услышал. Четыре года мы бродим с
ним по свету, и он ни разу, ни словом, ни мыслью об этом не обмолвился.
Ведь это позор для мужчины из их племени - не выдержать каких-то там
испытаний.
Гримнир нахмурился.
- И после этого ты посмел называть себя воином?
Исангард подложил в огонь еще одно полено. Ему было совершенно
безразлично, что о нем подумают.
- В Аш-Шахба никого не интересовало, есть ли у меня ритуальные шрамы,
- сказал он. - Тем более, что там я заработал себе другие.
- И ты взял в руки меч, священное оружие? - Гримнир все не мог
успокоиться. Усы его встопорщились. - Самозванец! Мальчишка! Тебе еще
повезло, что твой меч не возмутился против тебя...
Исангард улыбнулся своей щербатой улыбкой.
- Кем бы я ни был, - сказал он, - этот меч принадлежит только мне...
Он вытащил Атвейг из ножен и осторожно провел пальцем вдоль острия.
Тихий ласковый голос прозвучал в ответ, как еле слышное, далекое пение
женского голоса. На усатой физиономии Гримнира отчетливо проступила
зависть.
- Где ты взял это чудо? - спросил он жадно, и я видел, как он изо
всех сил старается не вцепиться в Атвейг, чтобы не выдать своего
восхищения безукоризненностью ее формы.
- Мне подарила его одна женщина, - сказал Исангард. - Еще там, на
Восточном Берегу. Убери-ка лапы, дружище. В этом мече и - моя жизнь и моя
свобода. Тебе лучше не трогать его.
Гримнир, раздосадованный, отодвинулся.
- Ты не можешь считаться воином, - мрачно заявил он. - Раз ты не
прошел таинства посвящения, великий Один ничего не знает о тебе.
Исангард пожал плечами.
- А какое это имеет значение?
- Ну - как... Один следит за судьбой своих детей... Помогает им в
битвах, не оставляет после смерти...
- Я не сын великого Одина, - равнодушно сказал Исангард. - Я сам по
себе. Никто, кроме Атвейг, не помогает мне в битвах.
- А после смерти? - не унимался Гримнир, но ответа не получил.
Я злорадствовал. Проняло-таки тебя, дылда. Вот какой он, мой
Исангард, человек сам по себе.
- А ты, Гримнир, служишь кому-то? - неожиданно спросил Исангард.
Гримнир поперхнулся.
- Вообще-то, сам себе, - брякнул он вполне искренне. - Но и всему
человечеству отчасти тоже. Знаешь что, здесь, под нарами, был бочонок с
медом. Ты ведь голоден, Исангард?
Конечно, он был голоден, что за вопрос. И лопать мед он любит куда
больше, чем рассуждать о богах.
9. ЧУДОВИЩЕ
Я объелся накануне меда, и наутро у меня поднялась температура. Лежа
на нарах, я слушал, как Гримнир переругивается с Исангардом, и каждое их
слово болезненно резало мне слух. Наверное, я здорово заболел, подумал я в
ужасе, а как же чудовище? Я не допущу, чтобы этот человек отправился на
подвиг без меня. В конце концов, я ведь тоже что-нибудь значу, верно?
Они обсуждали, может ли тот, кто не выдержал какое-то там дурацкое
испытание, считаться героем и совершать подвиги.
- Я тебя и спрашивать не буду, - говорил Исангард.
- Тебе же хуже, пойми, - гудел Гримнир басом. - Вот сейчас этот змей
тебя убьет. Так?
- Так, - равнодушно соглашался Исангард.
- И куда ты попадешь?
Исангард неожиданно заинтересовался.
- И куда я, по-твоему, попаду?
- В хель! - с мрачным торжеством объявил Гримнир.
- Да-а?
Я услышал в голосе моего друга насмешку и порадовался. Надо же, какой
несгибаемый. Его каким-то хелем пугают, а ему хоть бы что. Знай наших.
- Хель, мой юный неопытный друг, это мрачное-мрачное подземное
царство, где нет ни надежды, ни новой жизни. Одно сплошное зловоние,
отчаяние и гниль. Понял?
У нас это называется зиндан, подумал я в полубреду. Надо же, как
профессионально запугивает.
- Если бы ты был посвящен в таинства, ты бы знал, - продолжал
Гримнир, - что храбрым воинам - ВОИНАМ - уготована вальгалла. Это
совершенно иное дело. Там все время пьют, едят, убивают друг друга и
развлекаются с женщинами.
- Едят - это хорошо, - задумчиво сказал Исангард. - Кстати, Гримнир,
а хлеба у тебя тут нет?
Гримнир с досадой хлопнул себя ладонью по колену.
- Ты пойми, - шумно вздохнул он, - ты мне нравишься. И мне обидно,
что тебя ждет такой конец. Обидно! Почему ты, например, не признаешь
великого Одина?
- Как это - не признаю? - удивился Исангард. - Один - вполне
приличный бог, я же ничего не имею против. Я любого бога уважаю, поверь.
- Ты что же, - с подозрением спросил Гримнир, - и восточным божествам
поклонялся?
- Особо не поклонялся, но когда встречал - кланялся. Шея не
отвалится.
Гримнир гнул свое:
- Ты северянин, ты должен в своих богов верить, а чужих игнорировать.
- Извини, но ты слабо себе это представляешь. Боги не спрашивают,
веришь ты в них или нет. Они живут в своих владениях и требуют
почтительности. Вот попаду во владения Одина - буду почитать Одина.
- Считай, что ты в них уже попал.
- Ну и что теперь?
- А то, что ты самозванец, и никакой ты не воин, и змея тебе не
убить, как бы ты ни старался. А после смерти тебя ждет хель.
- Очень страшно, Гримнир.
- Безумец! - взревел Гримнир, но Исангарда так просто не пронять.
- Не ори, - сказал он злобно. - Разбудишь мне Коду. Он, по-моему,
заболел. Пускай спит, не хочу брать его с собой.
- Я не сплю, - хрипло произнес я из-за печки.
- Ну вот, - сказал Исангард, и по его голосу я понял, что он
расстроился.
А дальше началось безобразие. Исангард хотел, чтобы я остался дома с
Гримниром и Имлах и никуда не ходил, а лежал бы на соломе и всячески берег
себя. Но я устроил ему форменный скандал. Я протестовал, кричал о
дискриминации, моргал глазами и мотал ушами, визжал, разбрызгивая слезы, и
колотил его кулаками по груди. В конце концов, это возымело действие. Он
взял меня за руки, сильно стиснул их и велел заткнуться. Когда у него
делается такое лицо, то поверьте мне, лучше послушаться. Я сразу замолчал,
и только слезы продолжали бежать из моих глаз. Исангард выдержал паузу,
потом отпустил мои руки и повернулся ко мне спиной. Я благодарно шмыгнул и
поклялся про себя, что буду молчать всю дорогу и вообще стану очень
сдержанным.
Гримнир перестал дуться и подошел к нам.
- Исангард, - сказал он, - послушай.
Исангард поднял голову и взглянул на него. Гримнир был выше его едва
