предсказанием.
Они обступают Меня, вдруг населив бездонную черноту.
Их много, но Я - большая.
Но Я - одна.
И вот уже Меня нет. Я - Чернота, а Они предо Мною суетятся
и бесстыдно выдают все свои тайны, ибо полагают, что Чернота
ничего не видит, что Чернота ничего не понимает, что Чернота
ничего не замечает, что Чернота ничего не фиксирует и не
передает тем, кто снимает все это скрытой видеокамерой...
О, как Они наги, бесстыдны, жалки...
Я - Чернота.
Я - Глаз.
Я - Око в центре Вселенной,
но Меня нет...
Стрекозы с темно-синими крыльями. Миллионы стрекоз,
которые опустятся с небес в день, когда настанет новый Потоп.
Весь мир полон стрекозиных крыльев - синее изразцов Ассирии... И
вот они здесь, распластавшись сплошным лазуритом, между нищих
и торговцев площади Наву... Тысячи стрекоз гибнут на колючей
проволоке, по которой пропущен ток... Мертвые стрекозы
растекаются по площади Наву... Люди, охваченные паникой, бегут,
бегут, топчут стрекозиные тела, ломают их синие крылья,
оскальзываются и падают лицом в мертвый лазурит...
Люди мертвы. Кровь течет по лазуриту. Раскинув руки,
огромная Чернота - всесильная, вездесущая, незримая Я - несется
навстречу обезумевшему людскому потоку.
Жрица дрожит, покрытая потом, широко распахнув глаза.
Одна из камер показывает эти глаза крупным планом: они полны
боли и сострадания. Губы жрицы подергиваются. Сейчас она
разомкнет уста, сейчас прозвучит слово предсказания...
Сейчас... Сейчас...
Стонет низким, утробным, животным голосом, будто роженица,
поднимает руки, хватает себя за щеки.
И - долгожданный пронзительный крик:
- Бэ-да-а!..
Рослый человек с запоминающимся лицом - неправильные, но
выразительные черты, длинноватый нос, черные глаза, лоснящаяся
черная борода, заплетенная в две косы - держит в руке листок.
Фирменный бланк Оракула. Он в недоумении. Верховный Жрец
тоже в недоумении, однако удачно скрывает это.
- Только одно слово? - спрашивает этот рослый человек. -
"Беда"? Что она имела в виду?
Верховный Жрец пожимает плечами.
- Видите ли, уважаемый... да вы садитесь!
Однако высокий человек продолжает стоять.
- Я хотел бы знать, что означает это слово?
- Предсказания пифий не всегда однозначны. В данном случае
мы, к сожалению, ничем не можем вам помочь.
- Может быть, имеет смысл вызвать эту пифию и задать ей
несколько вопросов относительно видения?
- Дорогой мой.
Верховный Жрец позволяет себе некоторую фамильярность,
какой никогда не допустил бы, будь перед ним рядовой клиент.
Однако рослый человек не является рядовым клиентом. Это мар-
бани, заговорщик, который явился к нему от лица нескольких
представителей древнейшей аристократии Вавилона.
По мнению мар-бани, давно уже настала пора бросить бомбу.
Городу необходим взрыв. Важно знать, насколько город готов к
социальному взрыву и куда именно лучше бросать бомбу.
Запрос был сделан именно в такой формулировке. Прямо
скажем, нестандартной. Жрица получила совершенно иной заказ,
оформленный как запрос от правительства. Эти стервы пифии -
чуткие на ложь, как муравьи на сахар. Прибежала: не нравится ей
что-то в заказе. Подозрительным ей что-то там мнится.
Да, ей нужно дать второе посвящение. Причем, немедленно.
Если все будет так продолжаться и дальше, девочка далеко пойдет.
Мар-бани оплатил заказ по двойному тарифу. Половину этих
денег Верховный Жрец, разумеется, положил себе в карман. А
если заговор увенчается успехом и произойдут перемены в
правительстве, Оракул будет как сыр в масле кататься. Такое
случалось уже один раз (после того случая Оракул и заполучил
роскошное здание рококо, о чем сообщалось выше).
- "Беда". Что это означает? - недоумевал мар-бани.
Наставил свою великолепную бороду на Верховного Жреца:
высокомерен и прекрасен в превосходном своем высокомерии!
- Милейший, я выложил такую кучу денег не для того, чтобы
услышать одно-единственное слово!
- Дорогой мой, - снова проговорил Верховный Жрец, - вся
неприятность в том, что жрица, работавшая над заказом, и сама
ничего не помнит. Она вошла в транс, которому предшествовала
тщательная аналитическая подготовка... Вам объяснить технологию
вхождения в так называемый аналитический жреческий транс?
Мар-бани пожевал губами, уселся в кресло, которого прежде
упорно не замечал, закинул ногу на ногу.
- Да уж, желательно, - обронил он.
Верховный Жрец оценил его поведение как дружелюбное.
- Изучив все обстоятельства, касающиеся данного дела, жрица
обязана забыть их. И уверяю вас, пифии это умеют. Они проходят
специальную подготовку, весьма жесткую, но эффективную.
Затем, когда к ним приходят видения, они, как правило,
представляют события как бы свершившимися, причем, в наиболее
вероятном варианте. Это и является предсказанием. По окончании
транса жрица переходит в руки медицинского персонала и два дня
находится в карантине. Затем ей предоставляется трехдневный
отпуск, после чего она приступает к работе над новым заказом...
- А какой у них срок жизни? - вдруг спросил мар-бани.
- Друг мой, вас это, очевидно, не касается, - сказал
Верховный Жрец.
Мар-бани решил не затрагивать больше посторонних тем и
снова повертел в руках фирменный бланк с предсказанием.
- "Беда"... Я могу ознакомиться с видеозаписью? - спросил он
неожиданно.
- Вообще-то мы не предоставляем клиентам наши
видеоматериалы, разве что возникают рекламации... - сказал
Верховный Жрец. - Впрочем, рекламации практически не
возникают.
- Считайте, что возникла, - сказал мар-бани.
Однако видеозапись его разочаровала. В течение получаса на
экране телевизора дрожала и пучила глаза потная женщина, после
чего завыла (мар-бани стало противно) и выдавила из себя это
непонятное "беда".
Вернувшись в кабинет Верховного Жреца, мар-бани решился.
- Хорошо. Я принимаю ваше предсказание. Поскольку заказ
был оформлен как запрос от правительства о возможности
социального взрыва, то слово "беда", очевидно, означает
"правительству следует остерегаться, ибо в случае
неосмотрительных действий его ждет беда".
- Вот видите, вы сами великолепно во всем разобрались, -
сказал Верховный Жрец.
Пиф открыла глаза.
Нет, ей не почудилось. Город был полон грома. За окном
светило солнце, никакого дождя не было в помине. Стекла
позвякивали, чашка на столе слегка дребезжала о блюдечко. Что-
то большое, тяжелое непрерывно рокотало в чреве необъятного
Вавилона, будто там неуклюже ворочалось гигантское чудовище,
заплутавшее в лабиринтах улиц и дворов-колодцев.
Пиф находилась на карантине, в медицинском флигеле
Оракула. Она много спала, много ела, проходила обследование,
кварцевание, водный массаж и другие процедуры, долженствующие
восстановить ее здоровье. Обычно жрица после транса, как и
говорил Верховный Жрец заказчику мар-бани, остается в
карантине на два дня, но для Пиф сделали исключение. Прошло
уже шесть дней, а выписывать ее собирались только назавтра -
итого семь дней.
Ее это устраивало.
До сегодняшнего дня, когда вдруг зашевелилось это странное,
грохочущее.
"Ррр... до грробба-а..."
- Бэда, - пробормотала Пиф. И вдруг вскрикнула - она
вспомнила: - Бэда!
На крик заглянула медицинская сестра в голубом облачении.
Еле слышно прошелестела с укоризной:
- Голубчик, разве так можно...
- Тетку Кандиду сюда! - повелела Пиф.
- Невозможно, голубчик... Служительницам такого ранга вход в
медицинский корпус строжайше...
- Нет! Тетку Кандиду мне! Хочу, чтоб Кандида прислуживала! -
капризно проговорила Пиф, норовя запустить в сестру больничным
тапком. - Ну!..
Сестра, которой настрого было приказано потакать всем
капризам этой жрицы, поспешно выскользнула из комнаты и
прикрыла дверь.
"Дурраки..." - рычало чрево Вавилона.
Пиф взяла с белого пластмассового подноса чашку.
Крепчайший кофе. Таких чашек она выпивала в день не менее
трех. Сестра пыталась протестовать, но Пиф закатила
первосортную истерику.
(Истерика Жреческая Первосортная: "МНЕ ПОСМЕЛИ
ПЕРЕЧИТЬ? МНЕ - ПОСМЕЛИ - ПЕРЕЧИТЬ? - М Н Е... - П О С М Е
Л И... и так далее, по нарастающей, покуда у дерзкого не сдадут
нервы, ибо у пифии, закатывающей Истерику Жреческую
Первосортную, нервы как канаты).
После этого сестра смирилась.
И вот, не дожидаясь взрыва, едва лишь уловив первые нотки
ИЖП в голосе Пиф - что уж скрывать, и без того довольно
визгливом, - сестра побежала за этой неопрятной теткой Кандидой,
которая моет полы в рабском бараке и у младшей жреческой
обслуги и от которой вечно разит потом и хлоркой.
Пиф как раз допивала вторую чашку, когда тетка Кандида
явилась. Вернее, так: сперва показалсь сестра, губы поджаты, лицо
смертельно обиженное, голос уксусный:
- Я привела вам эту Кандиду, голубчик, как вы и просили.
- Спасибо.
Пиф подпрыгнула на широкой мягкой постели, разворошив
скользкие шелковые подушки. Взметнула белоснежный пеньюар,
вскочила.
- Спасибо!
Сестра исчезла. Вместо нее боком протиснулась в дверь
громоздкая тетка Кандида. Как была, в синем халате. Ибо Пиф
велела - НЕМЕДЛЕННО! Сестра и притащила старуху -
НЕМЕДЛЕННО!
- Как же так, барышня, - укоризненно заговорила тетка
Кандида, - от дел оторвали, даже переодеться не дали...
- И не надо, не надо переодеваться, - поспешно сказала Пиф.
- Входи, да дверь затвори как следует.
Тетка Кандида повиновалась.
- Ну, - совсем уж неприветливо молвила она, - зачем звали-то,
барышня?
- Что в городе происходит? - жадно спросила Пиф,
раскачивая пружинный матрас.
- Для того, что ли, звали, чтобы я вам, значит, про безобразие
это рассказывала?
- Да, да. Что там грохочет с утра?
Тетка Кандида с подозрением поглядела на Пиф - не
посмеяться ли задумала младшая жрица. Все они с тараканами в
голове, а эта так вообще бешеная.
Но Пиф была совершенно серьезна.
- Ну, говори же. Меня тут взаперти держат, пока я болею
после транса...
Тетка Кандида придвинулась ближе и прошептала:
- Бунт, барышня. Настоящий бунт. Эти-то, богатеи из
нынешних, власть всю забрали и народ давят, будто виноград на
винодельне... Ну вот. А прежние-то владетели, допотопные, которых
нынешние всех их богатств лишили и в нищее состояние ввергли, -
они-то за народ. И народ за них биться пошел. Старые-то, ну, мар-
бани - лучшую долю обещали... Говорят, закон такой сделают,
чтобы всех рабов непременно раскупали. Чтобы нераскупленных,
значит, не оставалось. И налог на окна отменят, а плату на воду в
прежней цене оставят...
- Врут, - отрубила Пиф.
- Ох, барышня. А вдруг не врут? Народ ведь надеется...
- А грохочет что?
- Так танки в город вошли... Правители-то сразу вызвали
военных, чтобы те, значит, народ разогнали... Ну, военные и
стараются... С утра уж стреляют, побили, говорят, народу -
страсть... - Тетка Кандида скорбно покачала головой. - Вот беда-
то, вот беда какая!..
- Беда. Беда!
Пиф замолчала, широко раскрыв невидящие глаза.
...Стрекозиные крылья... Нет, это просто синий цвет - лазурит
- кафель площади Наву...
- Беда, тетка Кандида, - сказала Пиф, лихорадочно схватив
старуху за рукав. - Слушай, мне уйти надо.
- Уйти им надоть! - возмутилась старуха. - Здоровье свое
беречь - вот что им надоть! Молодые еще, чтобы себя гробить...
Сказано докторшей - лежать, значит, лежать. Нечего козой
скакать. К тому же и неспокойно в городе.
- Тетка Кандида! - взмолилась Пиф. - Ты меня только выручи,
я тебя откуплю. Как сыр в масле кататься будешь.
- Разбежалась, откупит она меня. Мне и в Оракуле хорошо.
- Ну ладно, скажи, чего хочешь, - все для тебя сделаю. Только
помоги. Очень надо уйти. И чтоб эти все, - она кивнула на дверь,
