смотрел, как трясется черная борода вилами.
- Кто же знал, что Эйтельфриц окажется такой блядью, -
примирительно сказал, наконец, великан в черном. - Добро
пожаловать, засранцы, в Хагенау. Нынче я здесь воюю.
Присоединяйтесь, коли есть охота, а коли нет - идите в жопу.
- Граф Лотар? - спросил капитан, чувствуя, как расплывается
в радостной улыбке.
- А кто еще! - Лотар Страсбургский вкусно хохотнул. -
Хагенау издавна принадлежит нашей семье. Должен же я
заботиться о родовых наделах.
- Мы к вам шли, - сказал Агильберт. - Отец Ландскнехтов,
всем известно, что вам всегда нужны солдаты.
Лотар хлопнул Агильберта по плечу, фамильярно облапил его
и задышал ему прямо в ухо.
- Видишь, вон там замок?..
Агильберт кивнул.
- Трусливая задница, - гневно сказал Лотар, кивая на замок. -
Засел, паскудник, и смотрит в окошко, как я из его крестьян говно
давлю.
- Да кто засел-то?
Лотар искренне удивился вопросу.
- А хрен его знает... Владелец здешний.
Отойдя подальше от остальных, Агильберт и Лотар пустились в
переговоры. До острого слуха Геварда, который служил в отряде
седьмой год и хорошо понимал важность денежных вопросов,
долетала крепкая божба и яростное рычание Лотара. Насчет
оплаты Гевард был совершенно спокоен: торговался рыжий капитан
отчаянно. О чем солдат и поведал Шальку - пушкарь волновался, не
прогадать бы с жалованьем.
- От жадности нашего капитана даже жиды стонут, - успокоил
пушкаря Гевард.
Старый наемник оказался прав. После переговоров с рыжим
Агильбертом граф Лотар явился красный, распаренный, точно
вылез из бочки с горячей водой, и тут же нарычал на одного из
солдат в черной кирасе: нечего стоять тут разиня рот.
- Деревья для тарана кто рубить будет? Святой Гинефор?
Солдат буркнул под нос что-то невнятное и напустился на
крестьянскую бабу: где, дескать, топор мужнин?..
До ночи валили деревья, острили стволы.
Была в обозе у Лотара и мортира, но оказалось, что Лотар,
человек дремучий, не позаботился оставить для нее достаточное
количество пороха. Пока ландскнехты возились с тараном, Шальк
стоял у бессильной маленькой пушки, и по хитренькому
востренькому лицу пушкаря текли самые настоящие слезы.
Лотар тем временем рассказывал Агильберту о том, что
надлежало делать. Основную часть своих сил, два полка, около
трех с половиной тысяч человек, страсбургский граф отправил на
юго-запад, к Неккару, под началом опытнейшего полководца
Эберхарда Бородатого (Der Mit Dem Barte) - это не Эйтельфриц, он
раньше времени в штаны не наложит. Сам же Лотар задержался
здесь на пару дней, чтобы армия не имела в тылу хрен знает кого
(Kuckuck weiss, wem). Ну, с замком дело пустячное, можешь мне
поверить. Четыре дня хорошего марша - и мы нагоним Бородатого,
а там, глядишь, и Хагенау ляжет к нашим ногам... Агильберт
слушал, кивал. Потом оба напились.
ВИННЫЙ ПОГРЕБ
Владельца замка пристрелили, не спросив даже имени, двух
его дочек отдали солдатам, остальных, кто отсиживался за
стенами, вышвырнули вон - кого мертвым, кого недобитым. Оставили
только стряпуху и мальчишку-поваренка, ее сына или внука, чтобы
готовили.
Хорошо после трудов перекусить. На стол выставлено лучшее,
что нашлось в замке. Для вина поданы ремеры на толстых витых
ножках, самые изысканные, зеленого "лесного" стекла, и вино,
налитое в них, кажется фиолетовым. Жареное мясо выложено на
огромное фаянсовое блюдо. Чем меньше остается кусков, тем
виднее картина на блюде - зеленой и синей краской очень похоже
намалеван здешний замок.
Жирный соус стекает по бороде Лотара. Гевард шарит руками
в общем блюде, выбирая кусок побольше. Шальк ест быстро,
аккуратно, как маленький хищник. Эркенбальда давится, торопится
- наголодалась баба, жалко ее, кожа да кости. Фихтеле зубами
рвет мясо с заячьей ножки. По-крестьянски основательно набивает
брюхо Ремедий. Иеронимус налегает на мясо с бобами не хуже
ландскнехтов. Капитан Агильберт нынче бледен, глотает красное
вино бокал за бокалом, но хмель его не берет.
Снова тянется за кувшином рыжий капитан. Смешной кувшин -
на пузатое брюхо нахлобучена бородатая голова с губами,
сложенными трубочкой. Из этих губ изливается напиток. Но вина
больше нет, одна только капля вытекает и повисает в глиняной
бороде. Ох, как неприятно вдруг стало Иеронимусу, когда он
взглянул: вспомнился вчерашний крестьянин на воротах.
Зовут мальчишку-поваренка, велят принести еще выпивки.
Мальчик кивает, берет кувшин, со всех ног несется в погреб. Витая
лестница в шестнадцать ступенек. В одной руке у мальчишки
бородатая личина, ненасытная винная утроба. В другой - горящая
свечка.
Бочка с красным вином - вон она, в углу. Вчера была
полнехонька, сегодня опорожнили наполовину.
Ставит свечу у порога, подбегает, открывает кран. Ни капли
не вытекает из крана. Мальчишка холодеет: тот, рыжий, на куски
разрежет, ежели ему не принести вина.
- Господи, пожалуйста, - шепчет. - Там же больше половины
оставалось.
Визгливый смех над головой.
Мальчик вздрагивает, пятится.
Верхом на бочке сидит человек. Мальчик не смеет поднять
глаз, видит только острые колени, туго обтянутые красными
чулками, и прочные кожаные башмаки. Лицо незнакомца теряется в
темноте.
- Простите, господин...
- Дитер Пфеффернусс, - объявляет высокий хрипловатый
голос. - Дитер Перченый Орешек, так меня зовут.
- Я просто не знал, что вы здесь, господин, - тихо говорит
мальчик. Поглядывает на свечку, оставленную у ступенек, пятится.
- А почем тебе было знать, кто я такой и что здесь делаю? -
недовольным тоном вопрошает Дитер Пфеффернусс.
- Не знаю, господин. Мне здесь лучше никого не гневить. Меня
за вином послали, вот я и пришел.
- Здесь ли Агильберт из Хагенау?
- Кто, господин, простите?
- Ну такой, рыжий...
- Господин капитан?
- Так он уж капитаном стал? - Дитер растроганно хлюпает
носом. - Старина Берт... Он будет рад меня видеть.
- Не сомневаюсь, господин, - тихо говорит мальчик, отступая
назад.
- Ну, ты! - рявкает Дитер. - Стой. Можешь меня не бояться. Я
добрый дядя Перченый Орешек. Выпил я все вино и желаю говорить
с моим старым добрым другом, Агильбертом Рыжее Темя. Так и
скажи ему. Так, мол, и так, ждет его в погребе давний знакомец.
Очень давний. Так и передай...
- Хорошо, господин.
Мальчик продолжает стоять неподвижно. Дитер вынужден
прикрикнуть:
- Ступай!
Со всех ног бросается бежать мальчишка вон из погреба, по
дороге опрокинув свечку.
Паренек думал, что рыжий капитан пристрелит его на месте,
увидев пустой кувшин, но ничего подобного не произошло.
- Кто? Дитер Пфеффернусс? - вяло переспросил Агильберт.
Потрепал сбитого с толку мальчика по щеке и двинулся к
погребу шаркающей походкой. Иеронимус с интересом посмотрел
ему вслед, но ничего не сказал; остальные ничего не заметили.
Подвал был залит багровым светом, как будто неподалеку
разложили громадный костер. И воняло.
Вчера так несло на окраине деревни, возле сожженных домов,
где заживо сгорели две козы и старая бабка, забытая в панике
домочадцами на печи.
- Здравствуй, Агильберт, - приветствовал капитана визгливый
голос, и на винной бочке, устраиваясь поудобнее, заерзал господин
Перченый Орешек.
- Привет, Дитер, - вежливо сказал Агильберт.
- Да ты садись, садись, дружище.
- Благодарю.
Агильберт присел на ступеньку, сложил руки на коленях - ни
дать ни взять, смиренник на проповеди. Дитер радостно взвизгнул.
- Начнем, пожалуй. Итак, скажи мне, Берт, можешь ли ты хоть
в чем-нибудь упрекнуть меня?
- Нет, Дитерих, ни в чем.
- За эти семь лет был ли ты хоть раз ранен? Потерпел ли ты
хотя бы одну неудачу после того, как я вытащил тебя из той бойни
под... проклятье, как называлось то место?
- Хагенвейде.
- Лужайка Господина Хагена, благодарю.
- Нет, Дитер. С тех пор ни пули, ни стрелы, ни холодное
железо, ни горячий огонь не касались моего тела.
- Разве я не молодец?
- Молодец, - согласился Агильберт.
- И ты стал капитаном, подумать только, Берт. Отличным
командиром для своих головорезов. Всегда берешь хорошие деньги
за их кровь. Всегда успеваешь уйти, если начинает вонять
жареным...
Дитер дернул длинным носом, точно принюхивался к
окружающей его вони, и захихикал.
- Я горжусь тобой, Берт.
- Ты пришел за мной? - осторожно спросил Агильберт.
- А как ты думал? - живо откликнулся Дитер. - Может, выпьем
за встречу старых друзей?
С этими словами он подобрал кувшин, брошенный мальчиком,
поднес к губам, и изо рта Дитера потекло красное вино,
забулькало, запенилось.
- Уф... - Дитер обтер большой тонкогубый рот, протянул
кувшин Агильберту.
Капитан качнул головой.
- Ну, как хочешь, - обиженно произнес Дитер. - Ты, похоже, и
не рад мне вовсе?
- Не рад, - сознался Агильберт.
Дитер отставил кувшин, хищно прищурился.
- Обдумываешь, небось, как ловчее меня надуть?
- Нет, что ты. Просто прикидываю, какую сделку мог бы тебе
предложить.
- Сде-елку? - Дитер задергал носом. От господина Перченого
Орешка потекла новая волна невыносимой вони.
- Ну и запашок здесь, - заметил Дитер и хмыкнул.
- Я не хочу уходить с тобой, - морщась от противного запаха,
сказал Агильберт.
Дитер пожал плечами.
- Хочешь не хочешь, а семь лет прошло, Берт.
- Я мог бы обменять себя на другого.
- Не держи меня за дурачка, Бертеляйн. Кто пойдет
добровольно в... словом, со мной?
- Этот человек прост, как башмак. Я обману его.
- Прост, как башмак? Простец? - Дитер облизнулся так
откровенно, что к горлу капитана подступила тошнота. - Ах, веди
его скорей сюда...
Ремедий Гааз был пьян и плохо соображал. Капитан вылил ему
за шиворот всю воду из таза для умывания, встряхнул и потащил за
собой в винный погреб.
- Чем это от тебя так воняет, Агильберт? - крикнул Шальк,
когда капитан проходил мимо, но ответа не получил.
На ступеньках, ведущих в погреб, Агильберт остановился,
положил тяжелую руку на плечо Ремедия.
- Помнишь, как вступал в ряды Своры Пропащих, Ремедий
Гааз?
- Еще бы!.. - Ремедий икнул, пошатнулся, но капитан успел
поддержать его. - Какой красивый офицер приходил в нашу
деревню... У него был красный плащ и белые перья на берете... Я
поехал с ним в Дитенхаузен... Меня потом долго еще звали "Два
Ремедия", потому что во время общего смотра казначей посчитал
меня дважды, я знаю. Мне потом говорили, что жалованье за
Ремедия платят мне, а за Гааза - казначею...
Агильберт терпеливо слушал. Обычно Ремедий был молчалив,
но тут солдата словно прорвало, он вспоминал и вспоминал.
- Ты предан мне? - спросил Агильберт в упор. - Говори,
предан?
Глаза Ремедия наполнились пьяными слезами, и он только
кивнул в ответ - от чувств перехватило горло.
- Душой и телом? - настойчиво спросил Агильберт.
- Да, - выдохнул Ремедий.
- И пошел бы за меня куда угодно?
- Да.
- И в ад?
- И в ад, - прошептал Ремедий.
- Тогда идем, - решительно сказал капитан и потащил его за
руку в погреб.
Там было полно дыма. Багровое пламя горело еще ярче.
- Я привел его, Дитер, - сказал Агильберт, подталкивая
Ремедия вперед.
- Слышал, слышал, - донесся скрипучий голос. - Ловко,
ловко... Ай, простец... Готов за своего капитана в ад, и совершенно
добровольно... Иди сюда, мой мальчик...
Ремедий во все глаза глядел на человека, сидящего верхом на
винной бочке, и медленно трезвел. Пьяный восторг улетучился.
Коснулся рукой груди, где должен был висеть крест, и встретил
пустоту.
- В карты проиграл, греховодник, - напомнил ему Дитер и
мелко затрясся от хохота. - Ладно, Берт, погуляй еще семь годков.
