на меня официальную жалобу. Я выдам вам любую компенсацию, какая будет в
моих силах. Но неужели вы не понимаете: Дэнни нужно найти во что бы то ни
стало. А вы хотите прекратить поиски.
Исчерпав все свои силы, Коффин замолчал.
- Да мы так никогда не попадем домой, - сказал Свобода. - Вы сошли с
ума. Поймите же это, наконец. Дайте сюда оружие.
- Нет, - Коффин не мог оторвать взгляда от крови на голове Свободы. И
от седых прядей. Свобода тоже начал седеть.
"Мы одного рода, вы и я", - хотелось сказать Коффину. - "Мне понятны
ваш страх, одиночество и усталость, ваши воспоминания о молодости и
удивление от того, что молодость - лишь воспоминание, ваша затухающая
надежда на хотя бы еще одну надежду перед моментом неизбежности. Мне тоже
все это знакомо. Почему же тогда мы ненавидим друг друга?"
Но он не мог этого сказать.
- Чего вы хотите? - спросил Свобода. - Сколько еще времени мы должны
здесь проболтаться, прежде чем вы поверите, что мальчик мертв?
- Еще несколько дней, - умоляюще простонал Коффин. Ему хотелось
заплакать, и слезы стояли в его глазах, но он давно забыл, как это
делается. - Я не могу сказать точно, сколько именно. Это мы потом решим.
Позже.
Свобода, не двигаясь, продолжал смотреть на него. Летучая тварь с
крыльями птеродактиля негодующе заверещала над ними: пора бы, мол, и
окочуриться, чего же вы медлите? Наконец, Свобода отцепил от пояса флягу,
умылся, а потом долго пил.
- Должен признаться, я сам завтра собирался отобрать у вас оружие, -
сказал он, и лицо его исказилось гримасой.
- Должен ли я связать вас, прежде чем усну? - вздохнул Коффин.
- Вы способны даже и на это? Ведь я сильнее вас. Попробуйте отложить
оружие и связать меня - увидите, что получится.
Коффин снова почувствовал приступ злобы.
- Есть и другой способ. Вы под моим руководством сделаете скользящие
узлы, а потом сами в них заберетесь. А теперь вперед!
Свобода пошел на юг. Коффин следовал за ним на безопасном расстоянии.
Поиски в этом направлении имели чуть больше шансов на успех, чем если бы
они пошли на север. Дэнни, вероятно, избрал такой путь, при котором ветер
дует в спину, если он вообще дошел досюда. И если эта летучая тварь не
прилетела сюда прямиком от его растерзанного трупа. Нет! Нельзя было
допускать такие мысли.
По краю ущелья идти было легче, чем по лесу, и Скоро Коффин даже
выработал определенный ритм шагов. Его сознание не воспринимало больше
боль, жажду, голод и издевательство ветра. Ему нужны были только ноги,
оружие и глаза: один - чтобы следить за краем пропасти, а другой - за
Свободой. Сквозь пелену сознания он отмечал, как часто запинается и как
медленно разливаются по небу сумерки, но ни то, ни другое не
воспринималось им как нечто реальное. Он сам был чем-то нереальным, он не
существовал, ни сейчас, ни прежде; не существовало ничего, кроме поиска.
До тех пор, пока антенна его радиолокатора не замерла, явно
повернувшись в каком-то определенном направлении.
8
К тому времени, когда они прошли по краю каньона около десяти
километров и спустились при этом более чем на километр, до высоты уровня
моря оставалось не так уж много.
Сознание было настолько затуманено, что боль в теле уже почти не
ощущалась. Они шли, то и дело поскальзываясь и спотыкаясь, падали,
перекатывались через голову, шатаясь, поднимались вновь и вновь и
бестолково смотрели на кровь, выступавшую из ран от порезов о камни.
В один из таких моментов Коффин спросил:
- Интересно, похоже ли это на опьянение?
- Некоторым образом, - ответил Свобода, пытаясь сделать линию
горизонта перед своими глазами устойчивой.
Но горизонт все время оказывался над ним, напоминая стену, обнесенную
светящимися крепостными валами, нижнюю часть которых начинала затемнять
приближающаяся ночь. Какой идиотизм - быть ниже линии горизонта.
- Почему люди пьют? - Коффин схватился за голову руками, словно
боялся, что она сейчас улетит.
- Я не пью, - Свобода слышал, как звук его голоса отражается от стен
каньона - голос пророка, колокол, огромный как мир. - Не очень часто...
только глоток, другой... - он не договорил, поскольку его охватил
очередной приступ головокружения.
Он упал на колени, и Коффин, подойдя, поддерживал его, пока его не
стошнило.
Наконец, измученные люди вышли к скале, выступавшей из травы и
подставлявшей ветру свои бока - примерно тридцать метров серого камня
подобно какому-то языческому монолиту. Высоко в небе парил гигантский
кондор, и вечерний свет ложился отблесками на его крылья. Миновав скалу,
они заметили, что антенна локатора повернулась назад.
Коффин остановился.
- Вы можете рассмотреть шкалу? - спросил он. - У меня перед глазами
сплошные круги.
Свобода вплотную приблизил глаза к шкале прибора, но стрелка была
видна словно сквозь бегущую воду. Всякий раз, как он пытался разглядеть,
куда она показывает, эта воображаемая вода покрывалась рябью. Шкала была
близко, дьявольски близко, подобная белой планете, на поверхности которой
отражалась Тайна. Потом она удалялась в бесконечные дали. От нее исходило
какое-то лихорадочное гудение, заполнявшее вселенную, стены которой
рушились, выпуская Галактики в никуда.
Но Свобода не отступал. Он лег и стал ждать, словно кот возле мышиной
норы. Наконец, как он и предвидел, рябь на секунду успокоилась. Свобода
воспользовался этим мгновением, которого оказалось достаточно, чтобы
увидеть, что стрелка указывает прямо вверх. Дэнни был там.
Свобода с криками побежал вокруг скалы. Ее основание имело в
окружности около семидесяти метров и было скрыто среди нагромождения
камней. Когда он, обогнув скалу, подбежал к Коффину, то оставшихся у него
сил хватило лишь на то, чтобы сесть, хватая ртом воздух, и указать на
вершину.
- Он там, наверху? - спросил Коффин, и потом еще долгое время сидел и
тупо твердил: - Он там, наверху? Он там, наверху?
Наконец, немного отдышавшись, Свобода достал последние стимулирующие
таблетки. Они уже приняли этих таблеток столько, что сердца едва не
выскакивали у них из груди, а эта последняя доза чуть не разорвала их на
части. Но зато головы хоть немного прояснились, дав людям возможность
говорить связно и даже чуть-чуть подумать. Они кричали и стреляли из
пистолетов, но им не ответил никто, кроме ветра. В небе над их головами
по-прежнему кружил кондор.
Коффин поднес к глазам бинокль и посмотрел вверх. Через минуту, не
сказав ни слова, он передал его Свободе. Плечи его поникли. Сильный
бинокль, приблизив вершину скалы, одновременно сыграл роль защитных очков
в угасающем свете солнца, и Свобода разглядел, что через край скалы
свешивается какая-то подстилка из веток, травы и сучьев.
- Гнездо, - сказал Свобода.
Его охватил непреходящий ужас.
- Должно быть, оно принадлежит вон той птице наверху, - слабым
голосом сказал Коффин. - Мы, наверно, спугнули ее, когда подошли к скале.
- Значит, - Свобода не смог продолжать и удивился, когда Коффин сам
произнес вслух его мысль.
- Птица убила Дэнни или нашла его уже мертвым где-нибудь в
окрестностях. В гнезде лежат его останки.
В сумерках лицо Коффина было похоже на расплывчатое пятно, но Свобода
заметил его протянутую руку.
- Ян, - сказал Коффин срывающимся голосом, - простите, что я угрожал
вам оружием. Простите меня за все.
- Ерунда, - Свобода взял протянутую ему руку, и они не разжимали
рукопожатия в течение нескольких минут.
- Ну, что ж, - наконец произнес Коффин. - Если мы уже ничего не в
силах сделать. Может быть, когда О'Мелли вернутся из Искандрии, он
согласится слетать сюда на аэрокаре и посмотреть, не осталось ли
чего-нибудь для захоронения.
- Я боюсь, что к тому времени ничего не останется, если местные птицы
периодически очищают свои гнезда, как это делают их сородичи на
Высокогорье.
- Это не имеет значения. Теперь уже все равно. Конечно, ради Терезы
мне бы хотелось, чтобы я смог его похоронить. Но Господь и так воскресит
его в последний судный день, - в этих словах было мало утешения, и Коффин,
отвернувшись, добавил: - Сейчас нам лучше подумать о том, как добраться до
края каньона перед наступлением темноты. Долго оставаться на этом уровне
нельзя. Я чувствую, что снова начинаю пьянеть.
Свобода смотрел, как Коффин, сутулясь, спотыкается о камни, и вдруг,
сам не понимая, что именно заставляет его это сделать, сказал:
- Нет, подождите.
- Э? - по-стариковски отозвался Коффин.
- Раз уж мы забрались в такую даль, надо довести дело до конца. По
этой скале, я думаю, можно забраться.
Коффин покачал головой.
- Я не смогу. Я не в состоянии это сделать. Я едва стою на ногах.
Свобода скинул рюкзак на землю и присел возле него на корточки.
- Я полезу, - сказал он. - Я моложе, и у меня еще осталась капля
энергии. Я смогу добраться до вершины и спуститься назад всего за полчаса
или даже меньше. Так что у нас еще останется время, чтобы вернуться в
каньон до темноты. Эти тучи настолько рассеивают свет, что сумерки длятся
часами.
- Нет, Ян. Вы не должны. Джудит...
- Где эта поганая веревка?
- Ян, подождите хотя бы до завтра, - Коффин взял его за плечо. - Мы
вернемся сюда завтра утром.
- Я уже говорил вам: до завтра здесь уже, возможно, ничего не
останется. Во всяком случае, гарантий у нас нет. Ну-ка, прикрепите этот
фонарь мне на запястье. Где эти дурацкие шиповки?
Только поднявшись уже на несколько метров, Свобода начал думать,
зачем все-таки это нужно? Безусловно, в этом не было никакого смысла!
В сгущавшихся сумерках он едва видел шершавую поверхность, по которой
поднимался, за исключением небольшого круга, высвечиваемого фонарем.
Спуститься будет нетрудно: он воткнет в скалу разрывную шашку, перекинет
через нее веревку и соскользнет вниз. Можно будет даже спустить все гнездо
с его содержимым. Но подъем был опасен. Снизу он не заметил, как сильно
скала была подточена эрозией. На ее шероховатой поверхности тут и там
встречались выемки для рук и ног, но мягкий камень крошился под весом
Свободы. Фактически эта сторона была единственной, по которой еще можно
было взобраться. Со всех других сторон от скалы отвалились, раскрошившись,
целые куски, образовав кучи обломков у подножья и оставив наверху рубцы,
по которым не смог бы забраться даже лунатик. Если кусочек скалы весом в
несколько тонн оторвется под его весом, когда до вершины останется метров
десять или двадцать, то это будет конец Яна Свободы.
А чего ради? Чтобы найти там несколько костей? Этим костям уже было
ничего не нужно, в том числе и он, Ян Свобода. Зато он был нужен Джудит и
детям. Е Г О детям, а не чьим-то подкидышам.
Он почувствовал, что выпуклость, за которую он ухватился, ослабла под
его рукой. Он разжал пальцы и услышал, как оторвавшийся кусок, то и дело
ударяясь о скалу, полетел вниз. Под ногами была темнота.
Пока он полз вверх, ночь поглотила основание скалы, накрыла Коффина,
затопила галечно-травяной покров земли; теперь она гналась за ним. Неужели
вершина скалы тоже погрузилась во тьму? Или так казалось из-за
подступившего головокружения?
Свобода посмотрел на камень в нескольких сантиметрах от своего носа.
Он был покрыт рябью. Голова загудела, но Свобода продолжал взбираться
наверх только потому, что тащиться наверх было легче, чем шевелить
