Малдер поднял кусок стекла. Яростное пламя согнуло его, оплавив острые края.
- По-моему, уже после того, как Дарин отказался продолжать работу, Дэвиду
удалось вплотную приблизиться к долгожданному открытию, а состояние здоровья
сына подвигнуло его пуститься во все тяжкие. Кто-то узнал о его исследованиях и
попытался остановить Кеннесси самыми крутыми мерами. Подозреваю, что эта
диверсия, совершенная никому не известной группой и якобы носящая характер
стихийного протеста, на самом деле была спланирована, чтобы уничтожить ре-
зультаты Дэвида и вынудить его замолчать.
Скалли отбросила с лица рыжие волосы, открыв маленькое пятнышко копоти,
осевшее на ее щеке.
- Тебе повсюду мерещатся заговоры, - устало произнесла она.
Малдер протянул руку и вытер грязь с ее лица.
- Да, Скалли, но ведь порой я оказываюсь прав. Взрыв в "ДайМар" уже унес
две человеческие жизни. А может, и больше.
* Силиконовая долина - район на западе штата Калифорния, в котором
сосредоточены научные и производственные центры в области высоких технологий,
в том числе микроэлектроники.
11
Под мостом Бэрнсаид.
Портленд, штат Орегон.
Вторник, 23:21
Он хотел спрятаться и отдохнуть, но всякий раз, когда он засыпал, ему являлись
ужасные видения.
Джереми Дорман не знал, откуда берутся эти кошмары, - то ли от воздействия
несметных крохотных частиц, вторгшихся в его мозг и проникших в мысли, то ли их
причиной была нечистая совесть.
Промокший и иззябший, кутаясь в лохмотья не по росту, Джереми укрылся под
мостом Бэрнсаид на сырой захламленной набережной Уилламет-ривер. Голубовато-
зеленая река неспешно несла по своему руслу мутную, подернутую рябью воду.
Несколько лет назад власти центрального округа Портленда вычистили Речной
парк, превратив его в живописный, хорошо освещенный уголок города, где яппи*
могли бегать трусцой, туристы - сидеть на холодных каменных скамьях и глядеть
через улицу на реку, юные парочки - слушать уличных музыкантов, смакуя кофе и
молочные коктейли.
Но только не в этот темный час. Теперь люди сидели по домам в тепле и даже
не думали о пришедшей на улицы холодной ночи. Дорман прислушался к
негромкому журчанию реки, обтекавшей сваи моста. Вода казалась теплой и живой,
но морозная сырость воздуха придавала ее запахам привкус холодного металла.
Дорман поежился.
Над его головой в фермах моста гнездились голуби, шурша и воркуя. Чуть
дальше по дорожке гремел урнами уличный бродяга, выискивая стеклянную и
жестяную тару. У зеленых мусорных баков валялись коричневые мешки, набитые
бутылками из-под ликера и дешевого вина.
Дорман свернулся калачиком в тени, мучимый телесным страданием и
сознанием собственной беспомощности. Борясь со спазмами, охватившими его
непослушное тело, он, сам того не замечая, закатился в лужу и перепачкал грязью
всю спину.
По гулкому мосту над головой Дормана пронесся тяжелый грузовик, издав звук,
похожий на приглушенный взрыв.
Взрыв в лаборатории "ДайМар".
Перед мысленным взором Дормана возникла отчетливая картина той последней
ночи, непроглядного мрака, наполненного яркими вспышками, криками и грохотом.
Безжалостные убийцы, безымянные и безликие, объединенные чьей-то злой волей,
скрывались в тени.
Должно быть, он уснул... или каким-то непостижимым образом переместился
назад во времени. Его воспоминания приобрели небывалую остроту, превратившись
в жестокую пытку, и виной тому, должно быть, явился какой-то непонятный выверт
судьбы, приведшей Дормана к нынешнему бедственному состоянию.
- Ограда из проволочной сетки и пара громил-наемников не дают мне
ощущения безопасности, - сказал Дорман Дэвиду Кеннесси. По степени
охраняемости лаборатория никак не тянула на секретный объект, а Дэвид даже
умудрился тайком протащить на территорию свою собаку и пистолет. - Я уже
начинаю думать, что твой братец был прав, унеся отсюда ноги полгода назад.
Администрация "ДайМар" обращалась к местной полиции с требованием
обеспечить меры дополнительной безопасности, но заявка была отклонена.
Предлогом для отказа послужил давно забытый пункт законодательства,
позволявший полиции штата "оставлять разрешение внутренних разногласий
частных организаций на усмотрение сил внутренней охраны". Дэвид расхаживал по
подвалу лаборатории, кипя негодованием и требуя объяснить, с каких это пор
полиция считает нападение толпы демонстрантов "внутренним разногласием". Ему
и в голову не приходило, что
в этом деле могли быть замешаны силы, пожелавшие оставить лабораторию без
защиты.
При всей своей гениальности в области биохимии Дэвид Кеннесси был
никудышным политиком. Его брат оказался не столь наивен. Он залег на дно - и
вовремя, - а Дэвид продолжал трудиться, надеясь спасти сына. Но ни Дарин, ни
Дэвид даже не догадывались об истинной значимости своих исследований.
Как только прогремели первые взрывы, Дэвид заметался по лаборатории,
собирая бумаги и образцы. Его суматошные действия напомнили Дарину старые
киноленты о безумцах-ученых, которые, рискуя жизнью, выхватывают из пламени
заветный дневник. В то мгновение Дэвид, казалось, был скорее раздражен, чем
испуган. Он пнул карандашный стаканчик, катавшийся у него под ногами, сердито
фыркнул и заявил, что-де тупоголовые фанатики всегда пытались остановить про-
гресс и всякий раз терпели поражение. Коль скоро открытие сделано, его уже
невозможно закрыть.
И действительно, в последние годы биотехнология и субмикронная инженерия
развивались семимильными шагами. Генетикам удалось получить искусственный
инсулин, вырастив особые бактерии и позаимствовав у них механизм формирования
ДНК.
* Яппи - преуспевающие молодые люди, получившие хорошее образование и
высокооплачиваемую работу, живущие в фешенебельных районах крупных городов
либо их предместьях.
Корпорация из города Сиракузы, что в штате Нью-Йорк, запатентовала
устройство хранения и считывания компьютерных данных, состоящее из кубиков
бактериородопсина - белка, подвергнутого генной перестройке. Над различными
аспектами этой проблемы работало множество людей. Дэвид был прав: остановить
развитие новых технологий не удалось бы никому.
Однако Дорман точно знал, что кое-кто в правительстве занимается именно
этим. И невзирая на все заранее составленные планы, соглашения и обещания, эти
люди не дали Дорману времени скрыться.
Когда Дэвид побежал к телефону сообщить жене о нападении и грозящей ей
опасности, Дорман не смог найти в лаборатории ни единого работоспособного
образца наномашин, только модели - обладавшие сомнительными свойствами
прототипы, которые с переменным успехом использовались в лаборатории для
опытов над животными, пока Дэвиду и Дорману не удалось добиться успеха с
собакой. И все же прототипы функционировали, действовали... во всяком случае, до
определенной степени. Дорман решил прибегнуть к их помощи.
Сверху донесся звон разбитого стекла, леденящие душу вопли зазвучали совсем
рядом, и Дорман понял, что медлить больше нельзя.
Прототипы были последней надеждой, иных средств под рукой не оказалось. В
конце концов, модели неплохо зарекомендовали себя в лабораторных опытах над
крысами, да и пес чувствовал себя превосходно. К тому же у Дормана попросту не
имелось иного выбора. Он должен был рискнуть. Его охватили страх и
неуверенность. Если он сделает то, что задумал, обратного пути уже не будет. Он не
сможет отправиться в аптеку и купить противоядие.
Вспомнив о том, как эти люди предали его, обрекли на смерть, и все ради того,
чтобы скрыть свои неприглядные делишки, Дорман наконец набрался решимости.
Он добавил активирующий гормон в жидкость-носитель, после чего
хранящиеся в ней наномашины должны были приступить к самонастройке,
адаптируясь к условиям окружающей среды.
В вестибюле лаборатории с мягким фырканьем взорвалась бутылка с
зажигательной смесью, и тут же затопали бегущие шаги. Дорман услышал
приглушенные голоса, спокойные, уверенные голоса профессиональных убийц,
являвшие собой полный контраст ритмичным гневным воплям, доносившимся
снаружи, где, по сведениям Дормана, должна была собраться толпа демонстрантов.
Он торопливо и беззвучно сделал себе укол. Мгновение спустя рядом с ним
возник Дэвид Кеннесси. Теперь руководитель лаборатории выглядел испуганным, и
для этого у него были все основания.
Один за другим прогремели четыре выстрела. Пули угодили Кеннесси в грудь,
швырнув его спиной на лабораторный стол. Потом здание "Дай-Мар" мгновенно
охватило пламя. Пожар распространялся куда быстрее, чем мог представить себе
Дорман.
Он попытался бежать, но пламя настигло его, окружая со всех сторон. Раздался
второй взрыв, и ударная волна припечатала Дормана к бетонной стене подвала.
Лестница превратилась в сплошной поток огня, лизавшего его кожу. Глядя на свою
пузырящуюся плоть, Дорман издал бешеный вопль, проклиная предателей...
Он очнулся от собственного крика, лежа под мостом. Эхо его вопля,
отразившись от водной глади, еще долго витало среди перекрытий над головой
Дормана. Он с трудом поднялся на ноги. Глаза постепенно привыкли к сумрачному
лунному свету, проникавшему сквозь облачный покров. Тело корчилось в судорогах.
Дорман чувствовал, как по коже бегают желваки, извиваясь и бурля по собственной
воле.
Он стиснул зубы, плотно прижал локти к ребрам и попытался взять себя в руки.
В холодном воздухе ощущался металлический привкус, напоминавший запах
горящей крови.
Дорман опустил глаза и посмотрел на парапет набережной, где он только что
спал, мучимый кошмарами. На каменной плите, распластав крылья, лежали пять
мертвых голубей. Их перья были встопорщены, глаза остекленели. Из открытых
клювов высовывались, маленькие язычки, сочившиеся кровью.
Дорман смотрел на трупы птиц, его желудок сводило спазмами, а к горлу
подступала тошнота. О том, что натворило его тело, как и когда он утратил над ним
власть во сне, знали только голуби.
Серое перо взвилось в воздух и беззвучно спланировало на тротуар.
Дорман, спотыкаясь, бросился прочь, поднимаясь вверх к проезжей части. Он
должен покинуть Портленд и найти пса, пока еще не поздно.
12
Центральный почтамт.
Милуоки, штат Орегон.
Среда, 10:59
Малдер стоял рядом со Скалли в зале центрального почтамта, отнюдь не
чувствуя себя серым и неприметным. Они прохаживались по помещению,
пристраивались к очередям, потом вновь возвращались к стойке и заполняли никому
не нужные бланки. Почтовый служащий, дежуривший за стойкой, бросал на них
подозрительные взгляды.
Все это время Скалли и Малдер не спускали глаз со стены, у которой
выстроились пронумерованные абонентские ящики, похожие на игрушечные
тюремные камеры. Особым их вниманием пользовался ящик номер 3733.
Всякий раз, когда в почтамт входил очередной клиент и направлялся к нужной
секции ящиков, Малдер и Скалли обменивались взглядами, напрягались и тут же
успокаивались - клиенты
либо не соответствовали словесному портрету, либо останавливались у другого
ящика, а то и вовсе проходили мимо, не обращая внимания на агентов ФБР.
В конце концов после полутора часов безрезультатного наблюдения тяжелая
стеклянная дверь распахнулась, и появившийся на пороге высокий сухопарый
мужчина двинулся прямиком к ящикам. У него было худое лицо, запавшие глаза и
высокие скулы. Тщательно выбритая голова сияла, как будто он каждое утро
надраивал ее мебельной политурой, зато подбородок щетинился черной жесткой
бородой.
- Скалли, это тот самый человек, - сказал Малдер. Знакомясь с делом
Альфонса Гурика, он видел его фотографии, снятые с самых разных ракурсов, но
тогда Гурик носил длинные волосы, а бороды у него не было. И все же Малдер его
узнал.
Скалли коротко кивнула и тут же отвела в сторону глаза, чтобы не вызвать у
объекта подозрений. Малдер небрежно взял в руки красочную брошюру, в которой
была представлена коллекция почтовых марок с изображениями знаменитых
