Непривычный рокот вывел его из восторженного напряжения. Опустив
руку, Джек, как тогда, на дороге, сделал несколько шагов вперед, чтобы
Р-ли не видела его лица.
- Оставайся чуть позади, - приглушенно сказал он, не оборачиваясь, -
не знаю, что это, но, похоже, что-то очень большое...
- И очень больное, судя по звуку, - добавила Р-ли. Ее голос тоже
звучал приглушенно.
Джек осторожно раздвинул заросли.
Совсем близко, спрятанное в густой темной зелени, мучительно
опорожняло желудок какое-то чудовище.
4
Тони ворвался в комнату.
Его мать, сестры и братья приподнялись со своих стульев и глядели на
отца: кто с удивлением, кто с гневом, кто со страхом, а кто с едва
скрываемым смехом. Только хозяин дома остался сидеть как парализованный.
Над ним стоял Ланк Кроатан, похожий на восковой манекен, с расплывшимся в
идиотской улыбке широким коричневым лицом. В руках у него все еще
оставалась перевернутая миска. По лысеющей голове хозяина растекалось
густое дымящееся варево, стекало по лицу, впитывалось в бороду...
Трудно предсказать, что могло бы случиться в следующий момент, ибо
хозяин Кейдж не обладал чувством юмора. Зато глаза Ланка закрылись, вокруг
них собрались морщинки, и он захохотал, обдав столовую густым перегаром.
Кожа Уолта - там, где она была видна из-под желтого потока, -
мгновенно побагровела. Вот-вот должен был последовать взрыв.
И тут раздался ликующий голос Тони:
- Мы богачи! Богачи!
Только это слово могло остановить гнев старого Кейджа. Забыв о своем
смехотворном виде, он обратился к сыну:
- Что?! Что ты сказал?
- Бо-га-чи!!! - отчаянно-восторженно вопил Кейдж-самый-младший. -
Там! Там Джек! От него просто воняет богатством! Правда-правда! Он весь
воняет и... Он сказочно разбогател!
Хозяйка дома больше не могла этого выдержать; она метнулась мимо
орущего Тони и уткнулась головой в грудь своего ошалевшего от всей этой
кутерьмы мужа как раз в тот момент, когда он начал подниматься. Энергия ее
чувств была так велика, что Уолт потерял не только моральное, но и
физическое равновесие, хоть и был тяжелее супруги на добрую сотню фунтов,
и тяжело плюхнулся в кресло.
В любое другое время Кейт забегала бы, засуетилась вокруг
поверженного мужа; сейчас она просто охнула и оставила повелителя на стуле
потерявшим дар речи - не до того!
Вся многочисленная ребятня повскакивала, толкаясь и пихаясь. Ланк
откачнулся в сторону, подхватил на буфете просторную полотняную салфетку,
качнулся обратно и принялся обтирать ею темя, лицо и бороду своего
обезумевшего хозяина. Ему и в голову не пришло извиниться или перестать
хихикать.
Наконец, к Уолту стало возвращаться хотя бы дыхание. Первым делом он
от души выругался, что вернуло ему способность к мало-мальски осмысленным
действиям; затем вырвал салфетку из ослабевших от вина и смеха рук слуги и
тяжело вылетел на крыльцо, разметав родню.
Сцена возвращения блудного сына получилась презабавная: Джек оказался
в кольце родственников, сметенных с крыльца патриархом семейства; все
жаждали прижать вернувшегося к груди, но никто, даже родная мать не могли
подойти к нему достаточно близко для этого. Некоторые из встречающих,
особенно сестры, заметно побледнели и продолжали бледнеть еще больше. И
почему-то истосковавшиеся родственники обращали куда больше внимания на
стол у крыльца, куда Джек поставил свою дорожную ношу, нежели на него
самого.
Уолт, не обращая внимания на разрушения, произведенные его появлением
в сплоченном кругу семьи, остановился на крыльце, как вкопанный. Он
схватил ртом воздух, закашлялся и чуть было снова не лишился дыхания. Его
спасло только то, что ему стал понятен смысл безумных выкриков младшего
Кейджа.
Впрочем, если отец был изумлен, то его блудный сын был изумлен отнюдь
не меньше:
- Великий Дионис, отец! - воскликнул Джек, - что с тобой стряслось?!
- Что? Ах, ну да... Негодяй Ланк! - пророкотал Кейдж-старший, как
будто это все объясняло, - не обращай внимания... - Уолт указал на ношу,
принесенную Джеком и лежавшую на столе. Это была непрерывно подрагивающая
студенисто-серая масса, величиной с человеческую голову, дрожащая, словно
от ужаса. - Клеевой жемчуг, верно?
- Верно, папа. Когда я возвращался домой, я услышал, как одно из
рвотных деревьев рыгало в лесу; здесь неподалеку.
- Рвотные деревья? Неподалеку от дома? Как же это мы не заметили их?
И как их не заметили гривастые?
- Мне кажется, пап, они-то об этом все знали. Просто не хотели
говорить.
- Не хотели говорить?!. Вийры? Разве это похоже на них? Рвотное
дерево!.. Это же такие деньги! И они хранили это в тайне?..
- Не совсем так, пап...
Джеку совсем не хотелось сейчас рассказывать отцу о встрече с Р-ли и
о том, чем он ей обязан. Лучше, не торопясь, подробно объяснить все позже.
Все равно сирена отказалась от своей доли денег, которые можно выручить за
принесенное драгоценное сырье для парфюмерии. По Соглашению она имеет
полное право на половину, но ведь сама Р-ли настояла, что бы все
принадлежало Джеку... Никаких объяснений. Во всяком случае - сейчас.
Джеку не очень-то нравился такой оборот. Как забыть об ее убитом
кузене? Ведь Джек едва только смыл с себя кровь родича Р-ли, как пошел за
ней к драгоценной лесной находке... Теперь-то Джек понимал, что
происшедшее вовсе не было случайностью: он старательно обдумал все на
обратном пути. Просто ему дали взятку, ему, Джеку Кейджу, чтобы он мог
поехать в Дальний, и учиться, а выучившись - стать депутатом парламента.
Депутатом парламента от вийров! Он-то разгадал, что они задумали!.. Поймет
ли отец? Захочет ли? Скорее всего нет!..
- Видишь ли, пап, - стал объяснять Джек, - на самом деле вийры знают,
что делают. Ведь проходит не менее трех десятков лет, пока в рвотном
дереве созреет клеевой жемчуг, верно? Так вот, если бы вдруг стало
известно, что здесь, в окрестностях, есть такое дерево - как ты думаешь,
через сколько времени нашелся бы купец, или бродяга, или разбойник с
большой дороги, который свалил бы дерево и разрубил, чтобы добраться до
хотя бы наполовину созревшего клея? И много ли в сваленном дереве вызрело
бы клеевого жемчуга? Нисколько, верно? Не-е-т! Вийры знают, что делают.
- Может, и так, сынок, - сказал Уолт, - но, святой Дионис, какой
счастливый, сказочный поворот судьбы, что ты проходил мимо именно тогда,
когда оно срыгивало клей! Потрясающе!..
Джек печально кивнул.
Уолт заметил саблю на боку сына. Его губы дернулись, но, поскольку
взгляд с трудом отрывался от лежащих на столе сокровищ, ничего не
произнесли.
Джек как будто читал мысли отца: "...если бы сын не взял клинок без
разрешения, не погнался бы за драконом - он не нашел бы клеевой жемчуг...
и сейчас серая масса, никем не обнаруженная, валялась бы на земле у
основания дерева и, пожалуй, начинала бы гнить... Верных три тысячи фунтов
просто сгнили бы - да и все тут..."
Вдруг Уолт, очнувшись, вспомнил свою роль в сцене "Возвращения
блудного сына":
- Джек, сынок! Да ты же весь провонялся! Да и черт с ним! Это
приятная, самая приятная вонь в мире! Ты же знаешь, сын, - "деньги не
пахнут!" - Он потер руки. С кончика мясистого носа свалилась густая капля
пудинга. - Ланк! Ты и Билл берите этот стол и тащите его в подвал.
Закройте его на все замки и засовы и принесите мне ключи. Завтра мы
отвезем это в город и продадим.
О, Джек, если бы ты так не вонял, я бы обнял и расцеловал тебя! Ты
сделал меня счастливым. Пошевели мозгами, сынок! У тебя теперь намного
больше денег, чем нужно для того, чтобы купить ферму Эла Чаксвилли. Ты
теперь можешь просить руки Бесс Мерримот! Когда вы оба получите свое
наследство полностью, у вас будет пять ферм - ведь у ее отца три! И все
они большие, богатые. Плюс кожевенная мастерская Мерримота, да еще магазин
и таверна! Уж не говорю о самой красивой девушке во всем округе. Какие у
нее губы, какие глаза! Я бы позавидовал тебе, Джек, но я женат на твоей
матери.
Он украдкой посмотрел на свою жену и добавил:
- Я хочу сказать, Кейт, что Бесс - самая красивая из девушек. А из
зрелых женщин, само собой, ты выглядишь лучше всех по соседству. Это
каждому ясно.
Кейт улыбнулась и сказала:
- Давно ты не говорил мне ничего подобного, Уолтер Кейдж.
Он, сделав вид, что не расслышал, запустил свои заскорузлые пальцы
глубоко в бороду и яростно поскреб корни волос.
- Послушай, мальчик. Может быть, вместо фермы ты сумеешь подкупить
чиновников при дворе и добыть себе рыцарское звание. Тогда ты смог бы со
временем даже выбиться в лорды. Ты сам знаешь, чего может добиться здесь
честолюбивый человек. Это пограничная территория, а ты ведь как-никак
Кейдж. Кто может остановить Кейджа на этой земле?!
Джек все больше злился, хотя и сохранял внешнюю невозмутимость.
Почему отец не обращается с ним как с мужчиной? Почему он не спрашивает,
чего хотел бы сам Джек? Ведь это же его, Джека, деньги! Или нужно ждать
еще два года до совершеннолетия?
Вернулись Ланк и Билл. Слуга вручил Уолту большой стекломедный ключ
от подвала. Уолт передал его своей жене. Затем Уолт неожиданно взревел:
- Ладно, Кейт! И вы, дочки! Все в дом! И не выглядывайте из окон.
Джек сейчас станет голым как сатир.
- Что ты задумал, отец? - спросил Джек с тревогой в голосе.
Кейт и старшие сестры хихикнули.
- Они хотят избавиться от этой вони, Джек, - сказала Магдален.
Из дома вышел Ланк с несколькими огромными мочалками и большими
кусками мыла.
- Заприте его, ребята, - распорядился Уолт. - И не выпускайте отсюда.
- Эй! Что вы собираетесь делать?..
- Срывайте с него одежду! Ее все равно надо закопать... От нее такой
дух! Хватайте его за руки! Снимайте с него штаны... Джек, ты как бешеный
единорог, ты лягнул меня! Принимай лечение как подобает мужчине!
Смеясь и задыхаясь от вони, ругаясь и толкаясь, они схватили
извивающееся обнаженное тело и понесли его к наполненному водой корыту,
стоящему перед амбаром. Джек вопил и вырывался. Затем его погрузили в
воду.
Три дня спустя утро началось для Джека с гогота птичьего двора,
головной боли и ощущения выжженной солнцем пустыни во рту. Предыдущей
ночью было слишком много разнообразных радостей, но, увы, совсем мало сна;
к числу радостей относился героический набег на винный погреб, принесший
два бочонка старого вина. Последствия были мучительны.
Почему-то Уолт Кейдж не торопился отвозить клеевой жемчуг в город;
казалось, он просто не в силах расстаться с этой грудой трепещущего
студня, сулившей богатство и процветание семейству Кейджей. Сперва
предполагалось выехать на следующий день, но утром хозяин фермы провел в
подвале целых полчаса, после чего заявил, что привалившую удачу надо как
следует отпраздновать. Решение Уолта поразило его домочадцев: устраивать
попойку в разгар стрижки единорогов!
Тем не менее, Ланк был снаряжен приглашать соседей, а Билл Камел,
пожав плечами, стал прикидывать, что можно успеть сделать с изрядно
поредевшей бригадой стригалей. Женщины пекли пироги и наводили красоту.
Сам Уолт, хоть и пытался работать, но пользы от него было мало: он то и
дело ее бросал, спускался в подвал и вновь и вновь любовался своим
сокровищем.
К вечеру следующего дня стали съезжаться гости. Вино и пиво текли
рекой, на вертелах жарились целиком два единорога, а все приглашенные
