резво, в чем, однако, Соломон Борисович весьма сомневался. Машина она и
есть машина. А нужны идеи.
В трудовой книжке кандидата физико-математических наук С.Б.Лоренсона
была, в частности, такая запись: "1989-1991 годы - старший научный
сотрудник лаборатории физики времени, Институт физических проблем УкрАН".
В лаборатории была совместная тема с московским Физическим институтом:
проверка методики Н.А.Козырева об утилизации энергии времени. Собственно,
именно тогда Соломон Борисович и заинтересовался всеми этими проблемами.
Тему благополучно загубили - сначала не было идей, потом не стало
сотрудников: кто ушел в "коммерческие структуры", кто - в политику, а
прочие так и вовсе сменили гражданство. Москвичи все же успели построить
некую действующую модель хронотрона, который мог перемещать предметы в
прошлое на несколько микросекунд. Об этом были две публикации в "Журнале
теоретической и экспериментальной физики" и одна, весьма поверхностная,
статья в "Технике-молодежи". Шум затих быстро - оказалось, что в расчетах
была методологическая ошибка, и ни в какое прошлое машина, скорее всего,
не отправлялась.
А Соломон Борисович заболел этой проблемой. Он был убежден, что
работу нужно продолжать. Но в новой реальности (суверенитет, кризис
власти, экономический развал, локальные войны с Россией) физика нужна была
только кое-кому из энтузиастов и таинственным западным распорядителям
фонда Сороса. Впрочем, на работы в области физики времени Сорос денег не
давал, и Соломону Борисовичу до самого отъезда в Израиль пришлось
заниматься расчетами ядерных взаимодействий в кварковых средах...
День 12 июля 2002 года когда-нибудь станут отмечать как национальный
праздник. Или как день национальной трагедии - это уж в зависимости от
национальности... Поскольку именно в этот день С.Б.Лоренсон вывел формулу
дополнительности массы-времени.
Когда Мария Степановна вернулась домой, ее муж сидел на краешке
стола, пил кофе "Элит", который терпеть не мог, и мурлыкал полузабытый
шлягер "Широка страна моя родная".
- Ты знаешь, - сказал он изумленной жене, - в жизни только один раз
бывает момент счастья. Он продолжается миг и проходит, а остаются лишь
воспоминания.
- Сейчас у тебя что - момент счастья или уже начались воспоминания? -
спросила Мария Степановна. Впрочем, она была согласна с мужем - для нее
единственным и неповторимым был момент, когда ей дали подержать ее
новорожденного сына, которого они так и не успели записать Сергеем, потому
что малыш через две недели умер от пневмонии. Больше детей у них не было.
- Вот, - сказал Соломон Борисович, - я вывел-таки формулу перемещения
во времени. То есть, это, конечно, не одна формула, да и не формула вовсе,
это целая теория, и сам я пока не понимаю, как удалось продраться, но...
Видишь ли, все оказалось наоборот. Может, потому никто и не сумел...
- Тебя возьмут в Технион? - спросила Мария Степановна.
- Нет. Меня возьмут в Моссад. Им это больше понравится.
Но в Моссад господина С.Б.Лоренсона не взяли. Иврит у него был
убогим, а формулы в лучшей разведке мира не понимали.
Теперь скажите мне, как на духу, что бы вы сделали, попав в подобную
ситуацию. Вообразите, что вы оле хадаш и сделали открытие, которое, как вы
полагаете, может принести Израилю либо удивительные блага, либо
неисчислимые бедствия. Министерство абсорбции, Сохнут, университеты, и тем
более частные фирмы отпадают. Моссад, как мы уже видели, - тоже.
Ничего не приходит в голову, кроме как упрятать в чемодан и забыть?
Да, я тоже на этом бы остановился. Господин С.Б.Лоренсон подумал и
отправился к канцелярию Премьер-министра на Кикар Царфат в Иерусалиме.
Говорят, что лет десять назад русские врачи-олим, чтобы быть
услышанными господином Рабиным, устраивали голодовки в саду Роз. И знаете
- без толку. В те же годы поселенцы выражали свое негодование политике
капитуляции тем, что жгли покрышки и на той самой Кикар Царфат драли
глотки, утверждая, что не уйдут с Голан даже если правительство "Аводы"
будет выкуривать их слезоточивым газом. И знаете - тоже без толку, как нам
блестяще доказало правительство Хаима Визеля.
Разумеется, и господина С.Б.Лоренсона господин Х.Визель лично не
принял. Да и принесенного им письма под названием "Меморандум" лично не
читал, поскольку русского не знал отродясь. Но на какой-то из ступенек
правительственной лестницы означенный "Меморандум" все же нашел своего
читателя, и только эту случайность мы должны сейчас благодарить. Или
проклинать? Опять таки, в зависимости от вашей национальности.
Впрочем, эмоции - потом. Когда-нибудь станет известно имя первого
читателя "Меморандума Лоренсона", и история воздаст ему по заслугам. Во
всяком случае, личная судьба господина С.Б.Лоренсона от этого никак не
изменится. Я же считаю своей целью рассказать о фактах, ибо все знают
следствия - они перед глазами, - но кто знает причины?
Итак, продолжаю.
В тот вечер, вернувшись из резиденции главы правительства (впрочем,
он так и не сказал Марии Степановне, что не был пропущен дальше приемной),
Соломон Борисович пил на кухне чай, как он любил - с сахаром вприкуску, -
и, блаженно улыбаясь, чего с ним не случалось уже очень давно, говорил:
- Ну вот, теперь я и тебе, Машенька, могу рассказать, что я такого
наделал. Никто с меня подписки не взял, так что совесть моя чиста.
Любопытно, кто должен был брать у Соломона Борисовича подписку о
соблюдении тайны? Пакид, одуревший от посетителей? Впрочем, даже у
мудрейших людей бывают провалы в логике.
- Смотри, - продолжал Соломон Борисович, придвинув чистый лист
бумаги, - фантастику ты не любишь, Уэллса, знаю, не читала, так я тебе
объясню с азов.
- Читала я "Машину времени", - сухо сказала жена, - ты уж совсем меня
за уборщицу считаешь, а у меня, если ты не забыл, филологическое
образование.
- Прости... Ну так вот, беда всех попыток построить машину времени,
была одна: и мы, и москвичи, да и американцы тоже, исходили из того, что
чем больше масса машины, тем больше энергии нужно в нее вбухать, чтобы
забросить в прошлое. Причинная механика Козырева о том же, и Хокинг с
Новиковым... А на деле все не так. Энергия содержится в самом времени,
ниоткуда ее брать не нужно. Это раз. И второе. Чем меньше масса тела, тем
меньше в нем энергии времени, и тем меньше что?
Соломон Борисович замолчал и поднял глаза на Марию Степановну - ему
нужно было услышать хоть какой-нибудь ответ, чтобы продолжить рассказ.
- Тем меньше нужно этой энергии потратить, - наобум ответила жена. -
Тебе еще чаю налить?
- Налей, только не такой крепкий. Неправильно. Чем меньше масса тела,
тем менее глубоко в прошлое его можно забросить. Я рассчитал. Человека
можно отправить в прошлое не дальше, чем на микросекунду. Именно столько и
получилось десять лет назад у москвичей, а они не понимали, почему никак
не могут увеличить глубину погружения. Закон природы, вроде принципа
дополнительности Гейзенберга. Вот, а пирамиду Хеопса, скажем, можно
заслать в прошлое на... сейчас, где это я считал... на сто двадцать лет.
Чувствуешь разницу? Чтобы отправиться на тысячу лет в прошлое, нужно
сделать машину массой с остров Кипр. Если взять всю нашу Землю, то ее без
проблем можно отправить аж на миллиард лет назад. А Вселенную - так к
самому моменту Большого взрыва. Ни на секунду больше, кстати, и ни на
секунду меньше. Удивительно красивый закон природы. Я назвал его принципом
дополнительности массы-времени.
- А зачем в Моссад ходил? - решилась, наконец, спросить Мария
Степановна. Ее этот вопрос мучил третью неделю, но спрашивать не решалась
- мало ли какие секреты вывез ее благоверный из Киева, может, было среди
них что-то такое...
- А, Моссад... - отмахнулся муж. - Недалекие люди. Не понимают, в чем
гарантия безопасности Израиля. Я вот...
Он встал и начал ходить по комнате, держа чашку с чаем в ладонях,
будто грелся. Рассказать? С одной стороны, он не имел от жены тайн. Разве
что та история с Ириной, инженером из отдела твердого тела... Но это было
давно, он и сам забыл. С другой стороны, вещь слишком серьезная, и лучше
до поры, до времени... А с третьей стороны, кому Маша расскажет? Близнецам
годовалым, которых метапелит?
Решился.
- Слушай сюда. Израиль наш - страна небольшая. Но если проложить
вдоль его границ сеть с тем физическим составом, что я рассчитал,
составом, который улавливает темпоральную энергию... Израиль станет
машиной времени. И мы все - в ней. Масса этой машины такова, что она - то
есть мы все - окажемся знаешь где? То есть - знаешь когда? В смысле - в
каком времени?
- Ну! - сказала Мария Степановна, потому что муж замолчал, вытянув
руку с чашкой.
- За три тысячи лет до новой эры. В Древней Иудее. Не раньше и не
позже.
- Погоди, - сказала Мария Степановна, которая, хотя была филологом и
нянькой, но обладала все же развитым логическим мышлением. - Куда мы там
свалимся? Там уже есть... был, то есть... свой Израиль, в смысле, вся
земля эта, она ведь с тех пор не изменилась, и люди жили, а мы им на
голову...
- О, ты ухватила суть! Все нормально, принцип дополнительности это
учитывает. Односторонние перемещения во времени вообще невозможны. Это все
равно, что черпать энергию ниоткуда. Вечный двигатель. Нет, если мы
отправляемся в прошлое, то та часть материи, которую мы там заместим,
окажется в будущем. То есть - в нашем настоящем. Поняла? Мы там - они
здесь. Равновесие времени сохраняется. А поскольку земля, как ты верно
заметила, с тех пор почти не изменилась, то это все значит: мы, люди,
евреи, со всеми домами, дорогами и так далее окажемся там, в прошлом, а
все, кто жил на этой земле тогда, со всем своим скарбом и коровами,
окажутся здесь, между морем и рекой.
- Между Асафом Кади и Мусой Джемирелем, - заключила жена. - Хорошую
свинью ты им подложишь, а? Никакого кашрута.
- Ну... - уклончиво сказал Соломон Борисович, оставляя за собой
последнее слово, - все это теория, знаешь ли...
Но это уже не было теорией. Впрочем, господин С.Б.Лоренсон долго еще
оставался в неведении.
Соломона Борисовича взяли в шмиру. Зарплату положили самую низкую, а
работать нужно было по ночам. Соломон Борисович считал, что ему крупно
повезло - если бы поставили в дневную смену, разве мог бы он, приспособив
тетрадку на узком столике, писать свои формулы, которые, как известно,
обладают свойством тянуть одна другую - только кажется, что вывел нечто
окончательное, как тут же возникает идея удлинить, сократить и обобщить.
Мария Степановна тоже постепенно приобретала вес в обществе - ей
давали уже и накайон, да и платить стали по-божески, почти как ватичке.
Жить стало легче, жить стало веселей. Тем более, что подруга писала из
Киева: президент Ковальчук совсем "з глузду зъихав" и приватизировал
Национальный банк. Говорят, что на Украине будут теперь гнать разные
валюты как самогон.
Мария Степановна ахала и, показывая письмо мужу, говорила:
- Все катится и катится, никак никуда не прикатится. Что будет с ними
лет через десять?
- А что будет с нами? - справедливо бурчал господин С.Б.Лоренсон.
Ничего к этому не добавишь. Все помнят, чем славен был год две тысячи
третий. Государство Палестина решило приобрести ядерный реактор и
поставить его в Иерихо. Сирия потребовала назад всю область вокруг
Кинерета, которая принадлежала ей лишь в мечтах. Иордания, задушенная
