подсказала ему содержание послания. И он не ошибся - к собственной
радости, закипевшей в душе мгновенно, будто молоко на жарком огне. К Месии
обращался Любавический ребе. Послание было кратким, но решительным, и не
оставляло места для сомнений.
С того утра прошло почти полгода. Сто семьдесят два дня, если быть
точным. Мессии не нужно было считать, он и так это знал. Как и многое
другое, неожиданное для него самого.
А если бы Любавический ребе не смотрел телевизор? - в который раз
спросил себя Илья Давидович. - Он, как еще половина людей на земле,
воспринял сигнал включения программы. А если бы старик был принципиальным
противником телевидения и радио, как умерший несколько лет назад рав
Шнеерсон? И газет не читал бы - в газетах текст моей речи был опубликован.
Нет, все равно... Ему так или иначе в точности сообщили бы, что говорил в
Иерусалиме претендент на роль Мессии. Код включил бы программу.
Текст моей речи. Конечно, моей. Я говорил ее, а не Илья Купревич. Я.
Где этот Илья, который все заварил? Нет его. С того вечера и нет. И что
же? Я и без него справляюсь. Все идет так, как сказано в Талмуде. Точно
так. Я - Мессия.
Наверняка все было предначертано. Тот камень - не Илья же его создал,
в конце-то концов. И то, что я окажусь в Иерусалиме. И ешива. И то, что
встречу Купревиича, который, будучи всего лишь посланцем, собщит мне коды.
Мне. А не кому- то. Все предначертано, и нечего сомневаться. Просто, когда
утром просыпаешься и спросонья не понимаешь, где находишься, и на потолке
ищешь привычную трещину, проходящую из угла к центру, и не находишь, и
видишь вместо лампочки семирожковую хрустальную люстру... Но сразу
спохватываешься, и пробегаешь мысленно все события, и память очищается от
ночных кошмаров, и тогда понимаешь, и уже не нужно себе внушать: я -
Мессия. Я. Голос поручил мне эту миссию, не спрашивая, справлюсь ли.
Значит, он должен и повести меня. Подсказать.
Раньше мне подсказывала Дина. Потом - всего несколько часов - Илья
Купревич. Теперь твоя очередь, мой Хозяин.
Он подумал о Дине. Вот уже полгода он заставлял себя не думать о ней.
В тот вечер, стоя перед телекамерами в зале кнессета, произнося слова,
которыми его снабдил И.Д.К., и чувствуя, что и в его мозгу рождается
нечто, способное стать словом, речью, призывом, он ощущал восторг, близкий
к сексуальному, а может, еще более яростный, и он подумал тогда, что
вознесение его всего за сутки от не очень ретивого ешиботника до Мессии,
посланца Божьего, было слишком неожиданным, немыслимым, и так просто это
не пройдет. Что-то случится. За все нужно платить. Если не шекелями, то
собственной судьбой.
Что сейчас говорить? Он находился в эйфории, он парил в сферах, к
которым прежде и не мечтал приблизиться. О Дине и Хаиме он в тот вечер
просто забыл. И глубокой ночью, оставшись один в отведенных ему комнатах
Дома ребе в Кфар Хабаде - первом его временном пристанище в роли Мессии, -
Илья Давидович вспомнил о семье и решил, что его забывчивость также была
закодирована Им, и то, что он подумал о родных именно сейчас, - следствие
работы внутренней генетической программы, ни целей, ни методов которой он
не понимал и понять не стремился.
Было рано - три часа, - поднимать Дину с постели он не хотел, решил
дождаться хотя бы семи. И заснул. Спал без сновидений и пришел в себя,
когда явились раввины, чтобы везти Мессию в святой город Иерусалим.
Уже после всех официальных церемоний Илья Давидович попробовал найти
Дину. Дома никто не отвечал, но он не придал этому значения. Сын в детском
саду, жена работает, хотя по такому случаю могла бы и остаться дома,
дождаться звонка. В час Хаим вернулся. В три Дины еще не было, и он
попросил привезти сына к нему. Полиция, как он потом понял, начала поиски,
не дожидаясь его просьбы.
Никаких следов. Террористы исключались - у дома всю ночь стояли
хабадники. По их словам, из квартиры никто не выходил. Он был уверен, что
Дина ушла. Если она захотела его бросить, то обмануть толпу на улице ей
ничего не стоило. Но почему? И как могла она оставить Хаима? И где хотя бы
записка? Не желаю, мол, жить с религиозным фанатиком. Думать так она
могла. Но поступать?
Он тосковал. Не столько даже по женщине, как по чему-то привычному,
по человеку, который был частью его - старого. Он - новый - не мог
родиться в момент, в нем еще оставалось много от прежнего Ильи Давидовича
Кремера, и без Дины он чувствовал если не страх перед будущим, но некую
обнаженность души; то, что обычно предназначалось ей одной, те мысли, те
слова, которыми он хотел поделиться и делился лишь с женой, теперь он
вынужден был или хранить в себе или, преодолевая инерцию сознания,
произносить на людях, совершенно порой не представляя реакции слушателей.
Он говорил себе, что жена поступила с ним подло, убедил себя в этом,
и даже заверения министра полиции Орена в том, что у Дины не было
физической возможности покинуть Израиль, но в пределах страны ее нет, во
всяком случае - живой, эти заверения никак не влияли на его убеждение.
Может быть, его сознание просто не желало смириться с мыслью, что Дины нет
в живых?
Он был Мессией - во всяком случае, его признал Мессией весь
цивилизованный мир, - и он делал все, что должен был делать Мессия, но сам
понимал, скорее, впрочем, подсознательно, чем давая себе в том полный
отчет, что сыграл роль короля на час. Он чувствовал себя истинным Мессией
только в тот единственный вечер - первый вечер, - когда стоял на трибуне
кнессета и произносил пророчество, подсказанное ему исчезнувшим И.Д.К. Он
мог читать мысли - он знал мысли всех, кто присутствовал в зале, всех, кто
собрался на площади перед кнессетом, всех, кто в этот час молился в
синагогах и даже, как ему казалось, каждого, кто смотрел телевизор и видел
его на экране в Европе, Америке или Азии. Как он мог уловить хор, вопль,
шквал подосознательного у сотен миллионов человек? Эта мысль (точнее -
страх и непонимание) пришла потом, а тогда он ничего не боялся, он
действительно мог слышать каждого. И каждый - это он тоже знал - слышал
его.
С того вечера все шло не так, как хотел он, Илья Кремер, а так, как
предписывают положения Галахи и Талмуда, которые он не так уж хорошо
помнил, каждую минуту боялся попасть впросак и попадал в него то и дело,
что воспринималось окружающими как естественное своеволие Посланца.
Почему, думая о Дине, он практически никогда не задумывался о причине
исчезновения И.Д.К.? Не думая, он не задавал себе и этого вопроса. Да,
Илья Купревич обрек его на этот подвиг души и сознания. Все. На этом
участие И.Д.К. было завершено. И Бог повелел ему уйти с дороги. Куда?
Какое это имело значение по сравнению с событиями, произошедшими за
полгода? Об И.Д.К. и думать не стоило.
Мессия не думал.
Сегодня придет Патриарх и нужно оказаться на высоте.
А сейчас он позвонит и скажет, что готов идти в синагогу.
* * *
Я знаю, что предлагаемая интерпретация вызовет немало споров, если не
сказать больше. Я уже говорил о дискуссиях с ортодоксами, дискуссиях тем
более нелепых, что обе стороны имели на руках идентичные материалы. Я не
намерен оспаривать ни объективной роли Мессии в зарождении новой
цивилизации, ни описанного в истории всех планет развития событий. Как
читатель успел заметить, Мессия в моем изложении - человек, сомневающийся
в себе и своем предназначении. Более того - не знающий ни причин своих
поступков, ни даже (в этом я готов поспорить с каноническими
интерпретациями) глубин иудаизма, каковой он изучал лишь в течение
нескольких лет, проведенных в ешиве "Ор леолам". Меня как исследователя
интересовал внутренний мир Ильи Давидовича Кремера, которого история
выдвинула на роль спасителя человечества в силу чистой случайности.
Я оставляю в стороне практически все внешние события, упоминая о них
в тексте лишь в том случае, если они имели прямое отношение к переживаниям
Мессии.
Кстати, даже в ортодоксальной литературе отмечается, что Второй этап
перехода начался в день посещения Мессии Патриархом Московским и Всея Руси
Алексием. Канонические тексты поддерживают мнение о том, что именно
богоугодная беседа Патриарха с Божьим Посланцем привела к новому
божественному откровению. На деле, как я полагаю, попросту включилась
следующая стадия программы - и вовсе не содержание беседы стало тому
причиной. Возможно, катализатором было нечто, произнесенное во время
беседы. Возможно - нет.
Программа генетических изменений, включенная И.Д.К., работала в теле
Мессии, естественно, чище и быстрее, приводила к переходу от стадии к
стадии раньше, чем сам Мессия успевал эти скачки осознать и - тем более -
перевести их в вербальные коды с тем, чтобы передать всем остальным людям.
И.Д.К., участвуй он в этом процессе, провел бы все стадии, надо полагать,
более эффективно. Но миссия И.Д.К. оказалась иной. Кто, в конце концов,
скажет, что важнее: быть разведчиком, исследующим Цель, или полководцем,
ведущем к этой Цели всю армию?
Не мы выбираем себе роль, но нас выбирают на роль обстоятельства.
Можете называть это волей Бога, если такой подход представляется вам более
соответствующим вашим главным аксиомам.
* * *
После утренней молитвы он чувствовал себя духовно очищенным, будто
принял холодный душ после тяжелого рабочего дня. Ощущение это было именно
физическим, хотя и связанным с духовной сущностью, а не с телесной
оболочкой. Он много раз сам себе пытался объяснить этот феномен: почему,
кроме обретения душевного спокойствия, молитва дает еще и ощущение
легкости в теле, ясности мысли, силы и молодости - так он бежал домой
после тренировки в спортклубе общества "Буревестник", когда был еще
студентом и полагал, что если Бог существует, то в наш век ракет и
телескопов очень непросто найти облако, где Творец мог бы усесться,
расправив хитон.
Трапеза прошла как обычно - благословение, хлеб, вино, легкая еда, он
не любил с утра перегружать желудок, а с некоторых пор просто боялся
материальной пищей уничтожить новое для него ощущение готовности к великим
делам.
На некоторое время его оставили одного, и он, сидя на жестком слуле у
окна, просмотрел утренние газеты. Это была не столько привычка, сколько
способ самоконтроля. Обо всем, что писали газеты, он знал - знание
рождалось само, всплывало из памяти подобно воспоминанию о чем-то, давно
закончившемся. Дежа вю?
Одно время он думал именно так. Потом утвердился в иной мысли, более
естественной и близкой к истине: его телепатические способности, в
подсознании попросту всеобъемлющие, позволяли знать, видеть и, возможно,
даже ощущать все, о чем думали, что чувствовали люди - в том числе и
журналисты, выпускавшие номер, и наборщики у компьютеров, и уж конечно
редакторы, подписывавшие номер в печать. Знание накапливалось в
подсознании, и Илью Давидовича не интересовала физическая структура этого
процесса. Захотев узнать новости, он попросту вспоминал текст статьи,
запечатлевшийся в мозгу ее автора. Это не вызывало никаких неприятных или
побочных эффектов - он вспоминал, а потом получал удовольствие,
обнаруживая текст на газетной полосе. Это было своего рода спортивное
упражнение для памяти, утренняя получасовая зарядка.
"Едиот ахронот" дала на первой полосе под крупной шапкой информацию о
переходе иорданскими паломниками израильской границы в районе моста
