- Вы мне вот что скажите, - сглотнул гном. - Почему эта река
называется "Рекой Мертвых"?
- Скоро увидишь сам и все поймешь, - проворчал Терос. Сильная
темнокожая рука кузнеца подхватила гнома и, точно мешок с картошкой,
перебросила его в лодку. - Вперед! - сказал Терос Диковатым Эльфам, но те
и без него знали, что делать: деревянные весла разом ударили по воде.
Долбленка, подхваченная течением, быстро помчалась на запад. Лесистые
берега буквально летели назад; холодный ветер так студил лица, что беглецы
вынуждены были пригнуться, прячась на дне. На южном берегу, там, где
поселились Квалинести, не было заметно никаких признаков жизни. Зато на
северном Лоране удалось разглядеть какие-то тени, мелькавшие среди
деревьев. И она поняла, что Каганести были далеко не так наивны, как
кое-кто думал: они пристально наблюдали за своими соседями. Лорана
задумалась о том, сколько из них, живших на положении рабов, были в
действительности соглядатаями, и глаза ее невольно обратились к Сильваре.
Вскоре они достигли такого места, где река, по которой они приплыли с
востока, сливалась с другой, катившей свои воды с севера. Получался
широкий поток, стремившийся на юг, в море. Неожиданно Терос вытянул руку.
- А вот и ответ, гном, на твои вопросы, - проговорил он торжественно.
По волнам северного притока к ним приближалась другая лодка. В ней
никого не было видно, и сперва беглецы решили, что ее попросту унесло от
причала, но потом разглядели, что лодка была не пустая - уж слишком низко
сидела она в воде. Диковатые Эльфы замедлили гребки, направили свои лодки
на отмель... и склонили головы почтительно и скорбно.
И Лорана наконец догадалась, в чем дело.
- Погребальная лодка... - пробормотала она.
- Да, - кивнул Терос, и глубокая печаль наполнила его взгляд. Лодка,
несомая течением, проплыла совсем рядом с ними. Внутри лежало мертвое тело
юного эльфа из племени Каганести. Судя по кожаным доспехам, это был воин.
Руки, сложенные на груди, сжимали железный меч. Рядом лежали лук и колчан
со стрелами. Глаза эльфа были закрыты - казалось, он мирно спал. Вот
только пробудиться от этого сна ему уже не было суждено.
- Теперь вы понимаете, почему мы называем нашу реку Тон-Цаларианом,
Рекой Мертвых, - негромко прозвучал певучий голос Сильвары. - Мой народ
столетиями возвращал усопших морю: ведь это оно когда-то породило всех
нас. А теперь даже этот древний обычай стал лишним поводом для ссор между
нашим племенем и двумя другими... - Она посмотрела на Гилтанаса. - Твои
сородичи полагают, будто мы святотатственно оскверняем реку. Они пытаются
заставить нас прекратить...
- Чует мое сердце, скоро плывущее по реке тело будет принадлежать
Сильванести или Квалинести, а в груди у него будет торчать стрела
Каганести, - мрачно предрек Терос. - Ох, быть войне!
- Надеюсь, эльфы все же поймут, что у них есть общий враг, и притом
куда более опасный, - сказал Стурм. - Смотрите! Вы видите?
У ног мертвого эльфа лежал щит - щит врага, бой с которым стал
последним для юного воина. И Лорана ахнула, разглядев на покореженном щите
ненавистный символ:
- Это щит драконида!..
Путешествие вверх по Тон-Цалариану оказалось долгим и многотрудным:
мощное течение преодолеть было нелегко. Даже Тасу вручили весло, но он тут
же уронил его за борт и чуть не вывалился сам, пытаясь его достать.
Спасибо, Дерек вовремя ухватил его за пояс и втащил обратно в лодку, а
Диковатые Эльфы решительно заявили, что сами выкинут кендера в воду, если
он учинит что-нибудь еще.
Оставшись без дела, Тассельхоф вскоре заскучал и стал смотреть за
борт, надеясь разглядеть хотя бы рыбешку.
- Вот это да! - сказал он неожиданно. И, перегнувшись, опустил в воду
ладонь. Когда он вновь вытащил ее, руку покрывало прозрачное серебро,
сверкавшее на утреннем солнце. - Серебряная вода! Эй, Флинт, посмотри! -
окликнул он гнома, сидевшего в другой лодке. - Посмотри в воду!..
- Еще чего! - стуча зубами, откликнулся гном. Он мрачно греб, глядя
куда угодно, только не в воду, и оттого не попадал в такт с остальными.
- Ты не ошибся, маленький кендер, - улыбнулась Сильвара. - Вот и
Сильванести дали нашей реке имя "Тон-Саргон", что значит - "Серебряная
Дорога". Жаль, что вы попали сюда при такой скверной погоде. В полнолуние
она особенно прекрасна: вся река словно бы течет расплавленным серебром...
- Почему? - спросил Тас, с удовольствием разглядывая свою
поблескивающую ладонь.
- В точности не знает никто, - замялась Сильвара. - В моем племени
бытует одна легенда...
И она замолкла, покраснев.
- Что за легенда? - спросил Гилтанас. Молодой вельможа сидел как раз
напротив Сильвары, устроившейся на носу. Веслом он, правду сказать,
действовал не намного проворнее Флинта, ибо то и дело засматривался на
Сильвару и забывал о деле. Она уже и глаз поднять не могла без того, чтобы
тотчас не встретиться с ним взглядом. А поскольку длилось это не первый
час, смущение девушки не знало предела.
- Тебе вряд ли покажется интересной наша легенда, - сказала она,
глядя в серо-серебристую даль и старательно избегая его взгляда. - Это
всего лишь детская сказка о Хуме...
- Хума! - встрепенулся Стурм, сидевший позади Гилтанаса. Рыцарь греб
размеренно и неутомимо - и за себя, и за эльфа с гномом. - Пожалуйста,
расскажи нам о Хуме!
- Расскажи, - улыбнулся Гилтанас.
- Что ж... - Сильвара покраснела еще пуще и, откашлявшись, начала: -
Каганести рассказывают об этом так... На закате войн с драконами рыцарь
Хума путешествовал из страны в страну, пытаясь хоть чем-нибудь помочь
людям. Но, к великому своему горю, видел, что не в его силах было
остановить разрушение и смерть, которые приносили на своих крыльях
драконы. И тогда он обратился к Богам...
Сильвара покосилась на Стурма. Тот утвердительно кивнул головой:
- Все верно. И Паладайн ответил на его молитву, послав ему Белого
Оленя. Но куда завел Хуму тот Олень, не знает никто.
- Мой народ знает, - тихо ответила. Сильвара. - Ибо, преодолев
бесчисленные опасности и испытания, Хума вышел вслед за Оленем в тихую
рощу - здесь, на Эрготе. Там его встретила женщина, столь же
добродетельная, сколь и прекрасная. Она говорила с ним и нашла слова,
облегчившие его боль. Они с Хумой полюбили друг друга, но еще много
месяцев она отвергала все его клятвы и лишь потом, не выдержав огня,
бушевавшего в ее сердце, ответила на его любовь. И счастье их было подобно
серебряному лунному свету в страшной ночи...
Сильвара умолкла, невидяще глядя куда-то вдаль. Потом рассеянно
коснулась грубой ткани, в которую было завернуто Око Дракона, лежавшее у
ее ног.
- Продолжай же, - попросил Гилтанас. Молодой эльф уже и не
притворялся, что гребет, и сидел неподвижно, зачарованный красотой
Сильвары и музыкой ее голоса.
Сильвара вздохнула и, выпустив уголок ткани, устремила взгляд за
реку, туда, где темной стеной стояли леса.
- Недолгим было их счастье, - тихо продолжала она. - Ибо женщина та
хранила страшную тайну: вовсе не к роду людскому принадлежала она. Она
была драконицей, и лишь волшебство придавало ее телу видимость женского.
Но Хуме она солгать не могла: она слишком любила его. Ужасаясь, открыла
она Хуме свое естество, явившись ему однажды ночью в своем истинном
облике, в облике серебряной драконицы. Жизнь была не мила ей; она
надеялась, что Хума возненавидит ее или даже убьет. Но рыцарь, увидевший
перед собой лучезарное, великолепное существо, тотчас признал в нем
благородный дух женщины, которую полюбил. Тогда она вновь обернулась
женщиной и обратилась с молитвой к Паладайну, прося оставить ее навеки в
женском обличье. Она готова была отказаться и от способности к волшебству,
и от долгого драконьего века, лишь бы полностью принадлежать Хуме... жить
в его мире...
Сильвара опустила ресницы; на лице ее было страдание. Гилтанас,
смотревший на нее во все глаза, недоумевал, почему так волновала и мучила
ее эта старинная повесть. Наклонившись вперед, он коснулся руки Сильвары.
Девушка вздрогнула, точно дикий зверек, и отшатнулась так резко, что
закачалась лодка.
- Прости, я совсем не хотел испугать тебя, - виновато проговорил
Гилтанас. - Но что же было дальше? Что ответил ей Паладайн?
Сильвара глубоко вздохнула.
- Паладайн пообещал исполнить ее желание... но с одним условием, и
страшным было это условие. Он открыл перед ними будущее, и они увидели:
если она останется драконицей, им с Хумой даровано будет Копье и силы для
победы над драконами Тьмы. Если же она сделается человеком, они с Хумой
будут жить долго и счастливо как муж и жена - но власть над миром обретут
силы Зла. Тогда Хума поклялся отдать все - даже свое рыцарство и свою
честь - за счастье вдвоем с любимой. Но свет померк для него при этих
словах, и, плача, он понял, какой ответ даст. Нельзя, чтобы драконы Тьмы
правили миром... А серебряная река, говорят, возникла из слез несчастной
драконицы, которые она пролила, когда Хума покинул ее, отправившись на
поиски Копья...
- Хорошая сказка, только уж больно печальная, - зевнул Тассельхоф. -
Ну и что, вернулся к ней Хума? Как там насчет счастливого конца?
- Историю Хумы счастливой не назовешь, - сказал Стурм, неодобрительно
хмурясь. - Он с величайшей славой пал в битве: сразил предводителя
драконов, но и сам получил смертельную рану. Я слышал, однако, - добавил
рыцарь задумчиво, - что в последний свой бой Хума летел верхом на
Серебряной Драконице...
- Тот рыцарь в замке Ледяной Стены тоже сидел на серебряном драконе!
- радостно встрял Тас. - И он отдал Сту...
Рыцарь немедленно ткнул его в спину, и кендер запоздало припомнил,
что это было вроде как секретом.
- Серебряная Драконица? - пожала плечами Сильвара. - Не знаю. Мой
народ вообще-то немного знает о Хуме. Он, в конце концов, был человеком. Я
думаю, и легенда-то сохранилась у нас потому лишь, что связана с рекой,
которую мы любим, которой мы доверяем своих умерших...
Тут один из Каганести указал пальцем на Гилтанаса и резко сказал
что-то Сильваре. Гилтанас, ничего не понимая, вопросительно посмотрел на
нес, и девушка улыбнулась:
- Он спрашивает, действительно ли ты слишком знатен, чтобы грести? В
этом случае вашему сиятельству предоставляется плыть...
Гилтанас улыбнулся в ответ. Щеки молодого вельможи вспыхнули, он
поспешно подхватил весло и взялся за работу.
К концу дня даже Тассельхофа вновь засадили грести, но, несмотря на
все их усилия, лодки медленно и с трудом продвигались вверх по реке. Ко
времени вечернего привала у каждого болели все мышцы, а на руках
кровоточили мозоли. Сил едва хватило на то, чтобы втащить лодки на берег и
укрыть их в кустах.
- Как ты думаешь, мы оторвались от погони? - устало спросила Лорана у
кузнеца.
- Смотри сама, - Терос указал вниз по течению.
В сгущавшихся сумерках на воде были едва различимы темные точки. Они
были еще далеко, но Лоране сделалось ясно - хорошенько выспаться не
удастся. Между тем один из Каганести тоже подошел к кузнецу и что-то
сказал ему, указывая назад. Терос кивнул.
- Не волнуйся, до утра нам ничто не грозит, - сказал он Лоране. - Им
тоже придется причалить. Никто не дерзает плавать ночью по этой реке, даже
Каганести, наизусть знающие каждую излучину и каждый топляк... Еще он
говорит, что мы заночуем здесь, на берегу, ибо ночами по лесу бродят
странные существа - люди с головами ящериц. Завтра мы постараемся уйти как
