-- Хорошо сработано, Римо, -- сказал Смит.
-- А, это вы.
-- Да. Похоже, мы полностью контролируем ситуацию.
-- Что ж, я рад. Очень рад за вас, сказал Римо. -- Вы даже не
представляете себе, как я рад.
-- Только вот что. Сегодня утром, возвращаясь домой в Вашингтон, в своей
машине взорвался Лэрриби.
-- Тем лучше для него. По крайней мере, он нашел неплохой выход из
ситуации.
-- Вы к этому никакого отношения не имеете? -- с подозрением спросил Смит
-- Нет. К сожалению.
-- Хорошо. Кстати, вас это заинтересует. Помните, я говорил вам о проколе
в системе безопасности Фолкрофта? Так вот, оказалось, что это
просто-напросто низкооплачиваемый оператор компьютерной системы. Видимо, он
был последователем Шрилы и однажды просто не сумел сдержаться и излил свои
чувства компьютеру. Очень забавно, но на самом деле ничего за этим не стоит
-- Смитти, -- оборвал его Римо.
-- Что?
-- Вы не пробовали пописать против ветра?
И он с грохотом бросил трубку. Потом еще раз обвел глазами номер, как
будто Чиун мог незаметно проскользнуть в помещение, пока он разговаривал по
телефону, но тишина была полной, гнетущей, такой, что звенело в ушах, и
Римо, стремясь хоть чем-то ее нарушить, включил цветной транзисторный
телевизор Чиуна.
Звук и изображение появились сразу же. Перед авали утренние новости, и
дикторша с улыбкой на устах сообщила:
-- Шрила Гупта Махеш Дор провел сегодня утром пресс-конференцию в отеле
"Холидейинн" в Сан-Франциско и заявил, что ноги его больше не будет в
Америке. Это заявление последовало вслед за провалом широко
разрекламированного "Марафона Блаженства" на стадионе "Кезар" вчера вечером.
Мероприятие закончилось шумным скандалом, в происшедших столкновениях
погибло по меньшей мере три человека.
Вслед за этим сообщением на экране возникли кадры пресс-конференции Дора,
и когда Римо увидел его толстое лицо с зачаточными усиками, он глухо
зарычал. размахнулся правой рукой и...
Тук-тук-тук.
Римо замер. Кто-то стучал в дверь. Звук был очень знакомый -- как если бы
стучали очень длинными ногтями.
Римо просиял и поднес правую руку к лицу, чтобы смахнуть влагу -- он и не
знал, что лицо у него мокрое.
Он открыл дверь. На пороге стоял Чиун
-- Чиун! Как дела?
-- Как они могут быть? Я пришел за своим телевизором. Я не хотел его
оставлять. -- Он протиснулся мимо Римо в дверь и вошел в комнату. -- Ага,
вот ты им уже и пользуешься, изнашиваешь оборудование, стоит мне лишь на
минуту отвернуться.
-- Забирай его и вали отсюда, -- огрызнулся Римо.
-- Уйду, уйду. Но сначала надо его проверить. Не то чтобы я думал, будто
ты можешь что-то украсть, но с американцами надо всегда быть начеку.
Римо стоял и смотрел, а Чиун подошел к телевизору и начал тщательно
считать и пересчитывать кнопки, затем наклонился к задней стенке телевизора,
заглянул внутрь сквозь решетку и принялся изучать механизм, в котором --
Римо точно знал это -- ничего не смыслил. Время от времени Чиун
многозначительно хмыкал.
-- Надо было мне прикончить этого толстомордого ублюдка, -- заявил Римо.
Чиун фыркнул и продолжал осмотр.
-- Знаешь, почему я оставил его в живых? -- спросил Римо. -- Потому что я
знал: на этот раз ты говоришь серьезно и он в самом деле твой новый босс. А
твоего босса я не мог убить.
Чиун оторвался от телевизора, посмотрел на Римо и печально покачал
головой.
-- Ты сумасшедший, сказал он. -- Как все белые Меня тошнит от белых. Та
девушка была влюблена в меня, а этот псих с пакетом цыплячьих ножек ударил
ее. А я-то думал, что расизм связан только с бейсболом. И со Смитом. И...
-- Заткнись. Надо было мне прикончить эту жабу Если я его еще когда-нибудь
увижу, я так и сделаю.
-- Типичный образ мыслей белых. Делать все так, чтобы вреда было больше,
чем пользы. Разве ты не знаешь, что индийцы очень расстраиваются, когда их
соотечественники умирают вдали от родины? Особенно богатые индийцы. И тем не
менее ты готов действовать бабах! и нет его. К счастью, подобной глупости
тебе уже не совершить. Я убил его, и убил так, что Дом Синанджу никогда не
смогут обвинить в неряшливом исполнении дела.
Чиун сложил руки и с вызовом посмотрел на Римо.
-- Но я только что видел его живого и невредимого.
По телевизору...
-- Ничто никогда не доходит до белого расистского сознания. Если рука
поражает жизненно важный центр на шее человека, означает ли это, что человек
немедленно умрет?
-- Да, -- ответил Римо.
-- Нет, -- возразил Чиун. -- Это означает, что человек должен умереть. Но
он умрет не сразу. Нужно время, чтобы мозг отъединился от остального тела.
Некоторые удары дают быстрый эффект. Некоторые действуют медленнее, и смерть
наступает через какое-то время. Достаточное, например, для того, чтобы
человек вернулся в Индию и уже там умер от почечной недостаточности.
-- Не верю, -- сказал Римо. -- Невозможно нанести такой удар так, чтобы он
ничего не почувствовал.
-- А ты дурак! Что, так ничему и не научился? Если человек чувствует удар,
и после удара с ним ничего не происходит, он решает, что все прошло и
беспокоиться не о чем. Можно на глазах у всех столкнуться с человеком и
нанести ему такой удар. Через два дня боль проходит, а через два месяца он
умирает. Любой глупец может этому научиться. Любой идиот, кроме, разумеется,
тебя. Римо, ты мой позор! Жалкий, неумелый осквернитель имени Синанджу. Я
видел, как ты вчера вечером использовал камень против этого француза,
предков которого обучил мой предок. Позор! Провал. Ужасно.
-- Но...
-- Это решает дело. Я не могу оставить тебя на этом уровне идиотизма.
Нужно еще много работать, чтобы довести тебя хотя бы до самого низкого
уровня мастерства. Очень много работать. И боюсь, мне придется быть здесь,
чтобы проследить за этим. О-хо-хо, такова уж судьба добросовестного
наставника, который взвалил на себя тяжкое бремя -- учить дураков умению
избегать лишних неприятностей.
-- Чиун, -- начал Римо, и на лице его заиграла улыбка. -- Я не могу тебе
сказать... Не могу...
Но Чиун уже переключил телевизор с выпуска новостей о Шриле Доре на
очередную серию еще одной утренней мыльной оперы и потому поднял руку,
призывая Римо к молчанию, и уставился на экран.
И Римо замолчал, ибо никто не смеет тревожить Мастера Синанджу в редкие
моменты его наслаждения истинной красотой.
-- Тренируй дыхание, -- не отрываясь от экрана, произнес Чиун. -- Я
займусь тобой позже. А потом мы обсудим поездку в Синанджу. То есть,
конечно, если ты и прочие расисты еще не забыли своего обещания.
Римо направился к двери.
-- Куда ты? -- спросил Чиун.
-- Пойду зафрахтую подводную лодку, -- ответил Римо.
Уоррен Мерфи, Ричард Сэпир.
Доллары мистера Гордонса
У==========================================ё
| Уоррен МЕРФИ, Ричард СЭПИР |
| "ДОЛЛАРЫ МИСТЕРА ГОРДОHСА" |
| Перевод В. Hикитина |
| Цикл "Дестроер" |
+------------------------------------------+
| Warren Murphy, Richard Sapir |
| Funny Money (1975) ("Destroyer") |
+------------------------------------------+
| Hад Америкой нависла смертельная опас-|
|ность: коварный замысел робота-андроида|
|грозит превратить всемогущий доллар в про-|
|стую бумажку, а процветающую нацию -- в|
|толпу голодных нищих. Римо Уильямс и его|
|учитель -- Мастер Синанджу должны предот-|
|вратить эту опасность. |
+------------------------------------------+
| by Fantasy OCR Lab |
Т==========================================ѕ
Перевод В. Никитина
ГЛАВА ПЕРВАЯ
В последний свой день, когда его руки были еще соединены с плечами, а
спинные позвонки составляли единое целое -- невредимый позвоночный столб,
Джеймс Кастеллано снял с верхней полки стенного шкафа в прихожей свой
служебный револьвер 38-го калибра.
Оружие он хранил в коробке из-под ботинок компании "Том Макен". Коробка
была тщательно обмотана изоляционной лентой -- так, чтобы дети не могли
открыть или проткнуть картонную крышку, если, не дай Бог, доберутся до нее,
играя в небольшом фермерском домике Кастеллано, расположенном в одном из тех
районов Сан-Диего, в которых проживали люди среднего достатка.
Но дети давным-давно покинули этот дом и обзавелись собственными
детьми. Изрядно подсохшая за долгие годы изоляционная лента рвалась в
пальцах, когда Кастеллано начал сдирать се с коробки. Это занятие не мешало
ему одновременно, сидя за кухонным столом, жевать недозрелый персик и
слушать жалобы своей супруги Бет Мари на высокие цены, на его низкую
зарплату, на поселяющихся в их районе в последнее время "не таких" жильцов,
на то, что машине требуется ремонт, а денег, конечно же, нет.
Когда Кастеллано улавливал в потоке слов паузу, он вставляют в него
свое "Угу!", когда голос жены повышался, он каждый раз реагировал на это
кивком головы, сопровождая его словами: "Это ужасно!"
Сняв с коробки последний слой изоляционной ленты, Кастеллано заметил
доставленную на крышке цену -- семь долларов и девяносто пять центов. Он
хорошо помнил эти ботинки. Пожалуй, они были намного изящнее и крепче, чем
те, за которые он заплатил недавно двадцать четыре доллара и девяносто пять
центов.
Револьвер был обложен толстым мягким слоем белой туалетной бумаги и
густо смазан неким вазелиноподобным составом, который ему много лет тому
назад дали на оружейном складе. В коробке лежала также карточка размером три
дюйма на пять с печатными буквами, написанными от руки чернильной ручкой, с
кляксой в конце.
Это была составленная им когда-то памятка по содержанию оружия,
состоявшая из десяти пунктов. Она начиналась с напоминания о том, что первым
делом с револьвера надо снять густую смазку, и заканчивалась словами:
"Прицелиться в лицо Никольса и нажать на спусковой крючок".
Прочитав последний пункт, Кастеллано улыбнулся. Насколько он помнил,
Никольс был тогда помощником районного инспектора Секретной службы, и его
ненавидели все подчиненные. Это было уже в прошлом, поскольку минуло более
пятнадцати лет с тех пор, как Никольс умер от сердечного приступа. Теперь,
когда Кастеллано сам стал помощником районного инспектора по вопросам,
связанным с изготовлением и сбытом фальшивых, или, как их называли,
"веселых" денег, он понял, что Никольс, собственно говоря, был не таким уж и
злыднем. Просто он был требователен. Но в этом деле по-другому нельзя.
-- Угу, -- сказал Кастеллано, внимательно рассматривая на свет кухонной
лампы внутреннюю поверхность абсолютно чистого ствола револьвера.-- Это
ужасно, -- добавил он наугад.
-- Что именно? -- спросила Бет Мари.
-- То, что ты сказала, дорогая.
-- А что я сказала?
-- Ну, про то, как все теперь становится ужасным, -- сказал Кастеллано
и, прочитав в пункте восьмом памятки, что надо вложить в барабан шесть
патронов, долго шарил по дну коробки, пока не нашел все шесть.
-- Как жить дальше? Эти постоянно растущие цены нас просто убивают.
Просто убивают. Это ведь все равно, как если бы каждый месяц тебе понижали
жалованье, -- сказала Бет Мари.
-- Будем, дорогая, налегать на гамбургеры вместо бифштексов.
-- На гамбургеры? Да мы в последнее время почти совсем перестали их
покупать, чтобы сэкономить немного денег.
Последнее слово заставило ее мужа насторожиться.
-- Что ты сказала? -- спросил Кастеллано, подняв глаза от револьвера.
-- Я сказала, что мы экономим деньги на гамбургерах. Ты что, не
