Он брал в руки бутылку за бутылкой, и она говорила ему, что в них
содержится.
- Мне думается, я была просто не в себе, - объяснила она. - Сейчас я
вижу полдюжины способов, как можно было перехитрить его. Только разве
можно сразу переменить и стать зверем? Я, во всяком случае, не могу.
Вдобавок вначале я все воспринимала неправильно. Мне представлялось, что в
наше время такие вещи невозможны и что вот-вот кто-нибудь появится и все
поставит на место.
Прежде чем они ушли, в баре разразился скандал. В открытую дверь
ввалилась еще одна компания мужчин и женщин. Гангстер неосторожно велел
Джозелле сказать им, что содержится в найденной ими бутылке. Они стразу
замолчали и обратили в ее сторону незрячие глаза. Послышался шепот, затем
двое мужчин осторожно выступили вперед. По их лицам было ясно видно, что
они собираются делать. Она рванула веревку и крикнула:
- Берегитесь!
Без малейшего промедления гангстер выбросил вперед ногу в ботинке.
Пинок попал в цель. Один из мужчин, вскрикнув от боли, согнулся пополам.
Другой бросился вперед, но она отступила в сторону, и он с треском
врезался в прилавок.
- Прочь руки от нее! - заревел гангстер. Он угрожающе поводил головой
по сторонам. - Она моя, провалиться вам совсем. Ее нашел я!
Было ясно, однако, что те не собираются отступиться так просто. Даже
если бы они видели опасность в выражении лица гангстера, это вряд ли
остановило бы их. Джозелла начала понимать, что дар зрения, хотя бы из
вторых рук, был теперь дороже всяких богатств и что с ним не расстаются
без жесткой борьбы. Новоприбывшие стали надвигаться на них, вытянув перед
собой руки. Тогда она подцепила носком ножку кресла и опрокинула его у них
на пути.
- Пошли! - крикнула она, оттаскивая гангстера назад.
Двое мужчин споткнулись о перевернутое кресло и упали, на них
повалилась женщина. Все смешалось, люди барахтались, пытаясь подняться,
спотыкались и падали снова. Она потащила гангстера за собой, и они
ускользнули на улицу.
Она не знала, почему так поступила. Возможно, перспектива стать рабой
и глазами этой компании показалась ей еще более мрачной, чем положение
пленницы у гангстера. Впрочем, он не стал благодарить ее. Он просто
приказал ей найти другой кабачок, пустой.
- Я думаю, - сказала она рассудительно, - что он был не такой уж
плохой человек, хотя по его внешности этого не скажешь. Притом он был
испуган. В глубине души он трусил гораздо больше, чем я. Он дал мне поесть
и немного выпить. А избивать он меня начал потому, что был пьян и я не
хотела идти с ним к нему домой. Не знаю, что бы со мной было, если бы не
вы. Наверно, рано или поздно я бы убила его. - Она помолчала и добавила: -
Но мне ужасно стыдно за себя. Вот до чего может дойти современная молодая
женщина, не правда ли? Визжит и разваливается на куски... Черт возьми!
Теперь она выглядела и, наверно, чувствовала себя лучше, хотя и
сморщилась от боли, потянувшись к бокалу.
- Что до меня, - сказал я, - то я во всем этом деле вел себя
редкостным дураком. Мне просто повезло. Я должен был сделать выводы, когда
увидел ту женщину с ребенком на Пиккадилли. Только случайно я не влип в
такую же историю, что и вы.
- У всех, кто обладает сокровищами, всегда была жизнь, полная
опасностей, - задумчиво проговорила она.
- Отныне буду иметь это в виду, - сказал я.
- А у меня это отпечаталось в памяти уже навсегда, - заметила она.
Некоторое время мы прислушивались к гаму в соседнем кабачке.
- Что же мы будем делать дальше? - сказал я наконец.
- Я должна вернуться домой. Там мой отец. Очевидно, теперь нет смысла
пытаться найти доктора, даже если он остался зрячим.
Она хотела добавить еще что-то, но в нерешительности замолчала.
- Вы не будете возражать, если я пойду с вами? - спросил я. - Мне
кажется, что в такое время людям вроде нас с вами не следует бродить в
одиночку.
Она с благодарностью взглянула на меня.
- Спасибо вам. Я чуть не попросила вас об этом сама, но подумала, что
у вас, может быть, и без меня есть о ком заботиться.
- Никого, - сказал я. - Во всяком случае, в Лондоне.
- Я очень рада. Дело даже не в том, что я боюсь, как бы меня снова не
схватили... теперь я буду очень осторожна. Но, честно говоря, я боюсь
одиночества. Я начинаю чувствовать себя такой... такой отрезанной от всех,
такой покинутой.
Я стал видеть все в новом свете. Чувство облегчения постепенно
вытеснялось растущим осознанием мрака, ожидавшего нас впереди. Сначала
было невозможно не испытывать некоторого превосходства над остальными и,
как следствие, уверенности. Наши шансы выжить в этой катастрофе были в
миллион раз больше, чем у них. Там, где им нужно было шарить, нащупывать и
догадываться, нам оставалось просто идти и брать. Но, кроме этого, должно
было быть и другое...
Я сказал:
- Интересно, сколько людей сохранили зрение? Я натолкнулся на одного
взрослого мужчину, на ребенка и грудного младенца. Вы не встретили ни
одного. Мне кажется, нам предстоит убедиться, что зрение сделалось
настоящей редкостью. И некоторые ослепшие уже начали понимать, что их
единственный шанс на спасение состоит в том, чтобы завладеть зрячим. Когда
это поймут все, нам предстоит много неприятного.
Джозелла поднялась с места.
- Мне пора идти, - сказала она. - Бедный отец. Уже пятый час.
На Риджент-стрит меня вдруг осенило.
- Перейдем на ту сторону, - сказал я. - Кажется, где-то там должен
быть магазин...
Магазин там был. Мы обзавелись парой ножей в ножнах и ремнями.
- Совсем как пираты, - сказала Джозелла, застегивая на себе ремень.
- По-моему, лучше быть пиратами, чем пиратской добычей, - возразил я.
Пройдя несколько сотен метров, мы наткнулись на огромный сияющий
автомобиль. Таким роскошным машинам положено едва слышно мурлыкать, но
когда я включил двигатель, нам показалось, будто она взревела громче, чем
все уличное движение в каком-нибудь деловом квартале. Мы двинулись на
север, выписывая зигзаги возле брошенных машин и бредущих людей, которые
застывали посреди улицы при нашем приближении. На всем пути лица с
надеждой обращались нам навстречу; когда мы проезжали мимо, они
разочарованно вытягивались. Мы проехали дом, охваченный пламенем, и где-то
в районе Оксфорд-стрит поднимались клубы дыма от другого пожара. На
Оксфорд-Сиркус народу было больше, но мы аккуратно пробрались через толпу,
миновали здание Би-би-си и выехали на транспортную дорогу в Риджент-парк.
Нам стало легче, когда улицы остались позади и мы оказались на
просторе, где не было несчастных людей, бредущих на ощупь неизвестно куда.
На полях, заросших травой, мы заметили только две или три небольшие группы
триффидов, ковыляющих в южном направлении. Каким-то образом они ухитрились
вытянуть из земли колья, к которым были прикованы, и волокли их на цепях
за собой. Я вспомнил, что несколько десятков экземпляров содержались в
загоне при зоопарке, некоторые на привязи, а большинство просто за двойной
оградой, и удивился, как им удалось оттуда выбраться. Джозелла тоже
заметила их.
- Для них это, наверно, безразлично, - сказала она.
Остаток пути мы проехали без задержки. Через несколько минут я
затормозил возле ее дома. Мы вышли из машины, и я распахнул ворота.
Короткая подъездная дорога вела вокруг лужайки с кустарником, скрывавшим
фасад дома со стороны шоссе. Едва мы обогнули ее, как Джозелла вскрикнула
и побежала вперед. На гравии ничком неподвижно лежал человек. Лицо его
было обращено к нам, и в глаза мне сразу же бросилась яркая красная черта
на его щеке.
- Стойте! - заорал я.
Вероятно, тревога в моем голосе заставила ее замереть на месте.
Теперь я заметил триффида. Он затаился в кустарнике поблизости от
распростертого тела.
- Назад! Живо! - крикнул я.
Она колебалась, не спуская глаз с лежащего.
- Но должна же я... - начала она, оборачиваясь ко мне. Затем она
остановилась. Глаза ее расширились, и она завизжала.
Я круто повернулся и увидел перед собой другого триффида,
громоздившегося всего в нескольких шагах за моей спиной.
Одним машинальным движением я закрыл лицо руками. Я услыхал, как
свистнуло жало, нацеленное в меня, но не было беспамятства, не было и
мучительной жгучей боли. В подобные моменты мысль работает с молниеносной
быстротой; тем не менее инстинкт, а не разум бросил меня на триффида,
прежде чем тот ударил вторично. Я столкнулся с ним, опрокинул и, падая
вместе с ним, вцепился обеими руками в верхнюю часть стебля, крутя и
выворачивая чашечку с жалом. Стебель триффида не ломается, зато его можно
как следует измочалить. И прежде чем я поднялся на ноги, стебель у этого
триффида был измочален на совесть.
Джозелла стояла на том же месте как пригвожденная.
- Идите сюда, - сказал я. - В кустах позади вас есть еще один.
Она со страхом оглянулась через плечо и подошла.
- Он же ударил вас, - сказала она. - А вы даже не...
- Сам не понимаю, в чем дело, - сказал я.
Я поглядел на поверженного триффида. Затем вспомнил про оружие,
которым мы запаслись, имея в виду совсем других врагов, вынул нож и
отрезал жало у основания.
- Вот оно что, - сказал я, показывая ей пузырьки с ядом. - Глядите,
какие они пустые, все сморщились. Если бы они были полны хотя бы
наполовину... - Я опустил книзу большой палец.
Это обстоятельство, а также мой благоприобретенный иммунитет к яду
спасли меня. Все же на тыльной стороне ладоней появилась поперечная
розовая полоса, а шея чесалась дьявольски. Я все время тер ее, пока стоял
и рассматривал жало.
- Странно... - пробормотал я скорее себе под нос, чем для нее, но она
услышала.
- Что странно?
- Мне никогда не приходилось видеть, чтобы пузырьки с ядом были
совершенно пустыми, как эти. Он, должно быть, здорово поработал жалом
сегодня.
Сомневаюсь, чтобы она слушала меня. Ее внимание было вновь поглощено
человеком на подъездной дороге, и она разглядывала триффида, стоявшего
подле него.
- Как бы нам взять его оттуда? - спросила она.
- Ничего не получится, пока там торчит эта штука, - ответил я. - И
кроме того... Видите ли, боюсь, ему уже ничем нельзя помочь.
- Вы хотите сказать, что он мертв?
Я кивнул.
- Да. Несомненно. Я видел людей, пораженных жалом. Кто это?
- Старый Пирсон. Он был у нас садовником. И шофером у отца. Такой
славный старик... Я всю жизнь знала его.
- Мне, право, очень жаль... - начал я, не зная, какие слова сказать в
утешение, но она прервала меня.
- Глядите!.. Глядите, вон там! - Она показывала на тропинку, ведущую
за угол дома. Из-за угла была видна нога в черном чулке и женской туфле.
Мы тщательно осмотрелись и затем перешли на другое место, откуда было
лучше видно. Девушка в черном платье лежала в цветочной клумбе, вытянув
ноги на тропинку. Ее милое, свежее личико было обезображено яркой красной
линией. У Джозеллы перехватило дыхание. На глазах выступили слезы.
- О!.. О, это же Анна! Бедная маленькая Анна, - проговорила она.
Я попытался утешить ее.
- Они ничего не почувствовали - ни он, ни она, сказал я. - Если жало
убивает, оно убивает мгновенно.
Триффидов в засаде здесь, видимо, больше не было. Может быть, обоих
убил один и тот же. Держась рядом, мы пересекли тропинку и ступили в дом
через боковую дверь. Джозелла позвала. Никто не отозвался. Она позвала
снова. Мы стояли и вслушивались в мертвую тишину, царившую в доме. Она
