главе стола, а перед ними стояли две чаши из волшебного
хрусталя. Только тот, кто любит по-настоящему может пить из
такой чаши. Стоит к ней прикоснуться лживым устам, как стекло
тускнеет, а прекрасное королевское вино превращается в мутную
воду.
"Они чисты, как этот хрусталь!" -- воскликнул юный паж, и
король еще раз удвоил его жалованье. "Ах!" -- сказали
придворные.
После пира был устроен бал. Жених и невеста танцевали
свадебный танец, а Король играл для них на флейте. В сущности,
он играл очень плохо, но никто не осмеливался ему это сказать,
ведь он был Королем. Он знал только две мелодии, и никогда не
был уверен, какую же именно он играет. Но это не имело никакого
значения, потому что придворные все равно приходили в восторг.
"Очаровательно! -- говорили они. -- Какой тонкий слух!"
В конце праздника, ровно в полночь, должен был начаться
грандиозный фейерверк. Молодая Принцесса никогда в своей жизни
не видела ни салюта, ни взрывающихся петард, поэтому
Придворному Инженеру было велено сопровождать Их Величества на
свадьбе (мало ли, что может случиться!) "Фейерверк? -- спросила
Принцесса Принца. -- А что это?". "Это похоже на Утреннюю
Аврору, -- поторопился сказать Король, который очень любил
встревать в чужие разговоры. -- Но фейерверк гораздо лучше
звезд, потому что всегда знаешь, где должно засверкать. Небо
становится почти таким же красивым, как моя игра на флейте. Вам
обязательно надо посмотреть на это".
Итак, в дальнем конце сада днем и ночью шли приготовления.
Как только Придворный Инженер все окончательно расставил по
своим местам и ушел, началось самое интересное.
"Как прекрасен мир!" -- выкрикнула маленькая Петарда. --
Только взгляните на эти желтые тюльпаны. Даже хлопушки не так
красивы! Как я рада, что мне пришлось попутешествовать.
Странствия освежают ум и избавляют от всех предрассудков".
"Дурочка, -- сказала большая Римская Свеча. -- Мир -- это
не королевский дворец. Мир слишком велик, и надо потратить не
меньше трех дней, чтобы хорошенько в нем разобраться".
"Где увидишь любовь, там и будет твой мир, -- произнесла
задумчивая Огненная Карусель. В молодости она была влюбленна в
старую еловую шкатулки, а сейчас ей оставалось только гордиться
своим разбитым сердцем. -- Но любовь нынче не в моде, ее
погубили поэты. Они так часто писали о ней, что им уже никто не
верит. И это не удивительно. Настоящая любовь страдает,
страдает и молчит. Я помню, как когда-то... Но не будем об
этом! Любовь уже в прошлом".
"Чушь! -- сказала Римская Свеча. Любовь ни в каком не
прошлом. Она как луна на небе, и живет вечно. К примеру, жених
и невеста искренне любят друг друга. Я все про них знаю от
коричневой гильзы, с которой мы оказались в одном ящике. Она
рассказала мне все придворные новости".
Но Огненная Карусель лишь меланхолично качала головой.
"Любовь умерла, любовь умерла..." -- вздыхала она. Она была из
тех, кто думает, что если повторить слова миллион раз, они и на
самом деле станут правдой.
Внезапно раздался резкий, суховатый кашель. Все
огляделись. Это был продолговатый Патрон Для Фейерверка,
привязанный к концу длинной палки. Вид у него был крайне
заносчивый, и прежде, чем что-нибудь сказать, он обязательно
покашливал, привлекая внимание.
"Гм, Гм!" -- сказал Патрон. Все затихли, только Огненная
Карусель все покачивала головой, бормоча: "Любовь умерла,
любовь..."
"Попрошу внимания!" -- прокричала хлопушка. Когдато она
хотела заниматься политикой, и перво-наперво выучила все
парламентские выражения.
"Сгинула навеки", -- шепнула Карусель и заснула. В
наступившей тишине Патрон Для Фейерверка кашлянул еще раз и
начал свою речь. Он говорил медленным и четким голосом, словно
диктуя кому-то очередной том своих воспоминаний. При этом он
никогда не смотрел на собеседника, а устремлял свой взгляд
вдаль. Честное слово, у него были отвратительные манеры!
"Колесо фортуны, -- сказал он, -- сегодня повернулось к
юному королевичу. Его свадьба состоится в тот самый день, когда
я совершу свой полет. Следует предположить, что день для
праздника был выбран специально под мое выступление. Впрочем,
принцам всегда везет".
"Старина, -- сказала Петарда, -- ты все перепутал. Это как
раз нас запустят в честь Принца".
"Вас, -- холодно заметил Патрон, -- без сомненья. Но не
меня. Я -- особенный. Еще мои родители были людьми
необыкновенными. Моя мать была самой известной Огненной
Каруселью своего времени. Ее танцы отличались особым
изяществом. Во время своего последнего выступления она успела
прокружиться девятнадцать раз, и при каждом пируете бросала в
темное небо по семь малиновых звездочек. Она была ростом в
полтора метра и начинена лучшим порохом. Мой отец был, как и я,
Патроном, и притом французского происхождения. Он взлетел так
высоко, что люди начали волноваться, вернется ли он обратно. Не
желая их огорчать, он вернулся, рассыпавшись в воздухе золотым
дождем. Газеты захлебывались от восторга, описывая этот
изумительный полет. Придворные Новости назвали его шедевром
Пилотехнического Искусства".
"ПИРО, Пиротехнического, -- встрял Бенгальский Огонь. --
Уж я то знаю, что ПИРОтехнического, так было написано на моей
коробке".
"Я сказал ПИЛОтехнического", -- ответил Патрон таким
строгим голосом, что Бенгальский Огонь почувствовал себя
совершенно раздавленным, и ни с того ни с сего начал пихать
маленькую шутиху. Надо же было показать, что он еще что-то
значит.
"Я говорил про... -- продолжил Патрон Для Фейерверка. --
Что я, собственно, говорил?"
"Вы рассказывали про себя", -- ответила Римская Свеча.
"Да, да, конечно! Я помню, что меня так грубо прервали на
самом интересном месте. Ненавижу грубость и дурной тон. Я очень
чувствителен. Никто, никто, кроме меня так не переживает
обиду".
"Что значит -- чувствителен?" -- спросила Петарда Римскую
Свечу.
"Это про того, кто натерев себе мозоль, сразу наступает на
чужие", -- шепнула ей на ухо Свеча, и Петарда расхохоталась.
"Что это тебя рассмешило? -- мигом отозвался Патрон. -- Я
не смеялся".
"Мне весело, потому что я счастлива", -- ответила Петарда.
"Смех без причины -- признак дурачины, -- сердито сказал
Патрон. -- Кто дал тебе право смеяться? Надо думать о других, а
лучше всего -- обо мне. Я всегда так делаю, и другим
рекомендую. Это называется сострадание. Прекрасная добродетель,
и я ей обладаю в полной мере. Только представьте, какое горе
всех постигнет, если, к примеру, что-нибудь случится со мной
сегодня ночью. Принц с Принцессой никогда больше не будут
счастливы, их совместная жизнь будет испорчена в самом ее
начале. А Король... Король, я знаю, этого не переживет. Когда я
задумываюсь над всей значительностью своего положения, я готов
плакать".
"А вот этого делать не стоит, -- предупредила Римская
Свеча. -- Если хочешь доставить удовольствие другим, лучше
оставаться сухим".
"Конечно! -- вскричал Бенгальский Огонь, которому
вернулось его хорошее настроение. -- Это каждому ясно".
"Каждому! -- негодующе сказал Патрон. -- Ты забываешь, что
я совсем не КАЖДЫЙ! Я -- особенный!
"Каждому ясно!" Каждому, у кого нет воображения. А у меня
оно есть. Я никогда не представляю себе вещь такой, какой она
есть на самом деле. Я представляю ее совсем иной. Что до моей
персоны, то меня здесь никто не понимает. К счастью, меня это и
не особенно тревожит. Единственное, что придает сил в нашей
жизни, это сознание неполноценности всех остальных; как раз
такое чувство я все время в себе воспитываю. Но как вы
бессердечны! Вы смеетесь и веселитесь, будто Принц и Принцесса
так и не поженились".
"Что же тут плохого? -- удивился маленький разноцветный
Надувной Шар. -- У нас такая радость. Когда я взлечу ввысь, я
обязательно расскажу про свадьбу всем звездам. Вы увидите, как
они замерцают, когда я им расскажу про прекрасную невесту".
"Какой обыденный взгляд на жизнь! -- сказал Патрон. --
Впрочем, ничего другого я и не ожидал. Посмотри на себя --
пустая сфера, и больше ничего. Возможно, Принц и Принцесса
отправятся в горы, где текут быстрые шумные реки. Возможно, у
них будет единственный сын, с такими же золотистыми волосами и
фиолетовыми глазами, как и Принц. Возможно, он отправится с
кормилицей на прогулку, а та преспокойно заснет под
каким-нибудь деревом. Тогда мальчик упадет в бурную реку и
погибнет. Какое горе! Бедные, бедные родители, потерявшие
единственного сына! Я этого не переживу".
"Но они же никого не потеряли, -- возразила Римская Свеча.
-- И никакого несчастья с ними не случилось".
"Я этого и не говорил. Я сказал "возможно". Если бы их
единственный сын уже погиб, то незачем было об этом и
разговаривать. Зачем дуть на молоко, когда оно убежало? Но
мысль о том, что они могут лишиться любимого сына, потрясает
меня до глубины души".
"И правда! -- прокричал Бенгальский Огонь. -- Ты самый
потрясный из всех, кого я знаю".
"А Вы самый грубый из тех, кого я знаю! -- ответил Патрон
Для Фейерверка. -- Вам не понять моей дружбы с принцем".
"Да ты даже не знал его никогда", -- проворчала Римская
Свеча.
"Я этого и не говорил, -- ответил Патрон. Боюсь, что если
бы я его знал, он бы не смог быть моим другом. Очень опасно
знать своих друзей".
"Все же лучше бы Вам оставаться сухим, -- робко сказал
Надувной Шар. -- Это очень важно!"
"Важно для всех вас! -- крикнул Патрон. -- А я выбираю
рыдать".
Тут он разразился слезами, которые стекали подобно каплям
дождя и намочили двух Божьих Коровок. Они только нашли сухое
место, чтобы построить себе дом, как невесть откуда взявшаяся
вода расстроила их планы.
"Какая романтическая натура! -- сказала Огненная Карусель.
-- Он плачет даже без всякого повода". И она глубоко вздохнула,
вспомнив про еловую шкатулку.
"Чушь! Чушь!" стали негодующе кричать Римская Свеча и
Бенгальский Огонь. Они были практического склада, и все, что им
не нравилось, называли чушью.
Но вот на небе засиял серебряный щит луны, стали видны
звезды, и из дворца понеслись звуки музыки. Принц и Принцесса
открывали бал. Они танцевали так прекрасно, что высокие
белоснежные лилии склонили свои изящные головки, и застыли
глядя в окно замка, а большие красные маки покачивались в такт
музыке. Часы на башне пробили десять, потом одиннадцать, а
потом и двенадцать часов. При последнем ударе все вышли на
террасу, и Король послал посыльного к Придворному Инженеру.
"Пора!" -- сказал он.
Придворный Инженер низко склонился в ответ, и отправился в
дальний конец сада. С ним пошли шестеро помощников, каждый из
которых нес в руках факел на высоком шесте. Это было
величественное зрелище.
"Вжж! Вжж!" -- закрутилась быстрее и быстрее Огненная
Карусель.
"Бум! Бум" -- занялась Римская Свеча. Тут и там запрыгали,
вспыхивая, Петарды. Загоревшиеся Бенгальские Огни окрасили весь
небосвод в темнокрасный цвет.
"До встречи!" -- прокричал Надувной Шар, уносясь в небо и
разбрасывая крохотные голубые огоньки.
"Бух! Бух!" -- захлопали от восторга хлопушки. Все шло как
нельзя лучше. Только Необыкновенный Патрон Для Фейерверка все
лежал на своем месте. Он так промок от слез, что ему было не до
полетов. Лучшей его частью был ружейный порох, от которого
сейчас не было никакого проку. Даже его бедные родственники, на
