он торопливо стал обустраиваться - стащил с дивана одеяло и подушку и
бросил на голую кровать. - Ты ложись на диване, а я здесь как-нибудь...
- А меня родители холят и лелеют, - заявила Женька жалобным тоном,
будто сообщала, что се бросили или хотели побить. - На дачу выселили,
каждую неделю двойную порцию воды возят. И всякие там защитные маски,
шляпки, таблетки... А сами себе даже очков хороших не купят... Мама
слепнуть начала. Ничего почти не видит... - она вновь всхлипнула и
замотала головой. - Рем, ну почему так?..
- Не знаю... - буркнул Рем и, завернувшись в одеяло, улегся на голой
кровати.
Сегодняшний день его измотал. Разбираться в мировых проблемах не было
сил. Ему бы с Сашенькой, матерью, Валентином, работой, озером,
страшасиками разобраться... А тут еще Женька... О, господи... Он вытянулся
на кровати и прижался лбом к прохладной бетонной стенке. Невольно дрожь
пробежала по телу и он вновь ощутил боль воспалившихся укусов и противную
сухость во рту. В мозгу пульсировало одно короткое слово: "Вода, вода,
вода..." И сразу же представилось озеро и он, Рем, еще ребенком бежит по
берегу, весело вереща, ускользая от набегающей волны. А озеро синее, с
бирюзой, волнуется, рябит волной, шумит...
- Мама, пойдем купаться, - кричит Рем и захлебывается от радостного
смеха.
А мать отрицательно качает головой и говорит коротко:
- Нельзя.
- Почему? - он не может понять.
- Вода грязная...
- Где ж грязная?! - Рем захватывает полные пригоршни. - Смотри! - и
замолкает.
Вода в самом деле с мутью - зеленоватые мелкие крапинки мельтешат в
воде...
Рем разжимает ладони, и вода проливается на песок...
- А когда можно? - спрашивает он тихо. - Через неделю можно?
- Нет...
- Через месяц?..
- Нет...
Рем растерянно вертит головой...
- А когда можно?..
Мама молчит.
"Никогда"... - доверительно шлепает у его ног вода. Никогда! Никогда
для меня! И значит не важно, синее при этом озеро или черное и воняет
тухлятиной. Для меня - никогда! - ДЛЯ МЕНЯ... ДЛЯ МЕНЯ...
Рем дернулся и проснулся. Левая половина тела онемела от холода,
идущего от стены, зато справа его согревало что-то теплое и мягкое,
одновременно сковывая и не давая двигаться... "Ну вот... - Рем улыбнулся.
- Как всегда, девчонка лезет первая, а потом..." - Рем осторожно протянул
руку. Пальцы коснулись грубой шершавой кожи, нащупали короткую беспалую
лапу. Рем обернулся. Рядом с ним лежал поросенок-страшасик и доверительно
сопел носом подмышкой...
- Пошел вон! - крикнул Рем в сердцах.
Поросенок испуганно взвизгнул и спрыгнул на пол.
Женька с бессмысленным со сна лицом вздернулась на диване.
- Ты что... - пробормотала она, запуская руки в волосы и не
соображая, что происходит.
- На постель ко мне прилез, зараза... - ответил Рем, отпихивая
страшасика ногой, потому что тот вновь норовил забраться на кровать.
- Господи, ну чего кричать-то... - покачала головой Женька и
обратилась к страшасику ласково: - Иди ко мне, лапушка, дядя плохой, бяка,
а не дядя...
- Я тебе покажу "иди"! - повысил вновь голос Рем. - На мою постель
всякую дрянь таскать.
- "Твоя постель", - передразнила Женька. - И та - тоже твоя. Не много
ли будет?..
Поросенок тем временем на манер кошки вспрыгнул ей на колени и она
принялась чесать его бородавчатую серую голову. Рем встал и подошел к
окну. Солнце уже всходило над озером и в комнате стало светлее... Надо же
было этой девчонке свалиться ему на голову! А теперь так привязалась, что
не отдерешь. Просто намертво присосалась, как страшасик. Он резко
повернулся и подошел к дивану.
- Смотри, - засмеялась Женька. - Он, как котенок, жмурится и урчит...
Надо каждому заиметь ручного страшасика и пить из него воду, а?..
При словах о воде, что-то помутилось в голове у Рема, исчезла
комната, Женька, страшасик... Он видел воду - целый поток зеленоватой,
искрящейся на солнце воды катился ему навстречу... Рем вытянул руки, как
слепой, шагнул к шкафчику, достал флягу и с жадностью глотнул. Про себя он
решил, что сделает только один глоток, чтобы смочить рот. Но лишь ощутил
на губах влагу, как уже не мог оторваться, пока не выпил все до дна...
Все, что с таким трудом сберег... Потом, опомнившись, тупо уставился на
пустую флягу...
- Ты говорил, что это для Сашеньки, - заметила Женька. Ехидная нотка,
как игла, кольнула сердце...
- Да, говорил! - Рем швырнул флягу в угол. - А теперь передумал!
Плевать! На все плевать! - он схватил стул и грохнул им об пол. Ветхий
стул рассыпался. - К черту! Понавязалось баб и ребятни на мою голову, еще
поросят приволокли! - будто сообразив, что речь идет о нем, страшасик
нырнул под диван. - Надоело! - Рем затравленно озирался, ища глазами,
чтобы еще разнести и разбить, кулаки его конвульсивно сжимались и
разжимались...
Женька сжалась в комок и втянула голову в плечи.
- Рем, хочешь, я тебе талончики свои отдам. У меня еще на сегодня
вода не выкуплена, - проговорила она жалобно.
Рем шагнул к ней.
- Что ты говоришь?! Что ты такое говоришь?!.. - голос его внезапно
угас. Рем опустился на пол рядом с диваном, ткнулся лицом в Женькины
колени. - Что ты такое говоришь?.. - повторил едва слышно.
- Я про карточки говорю, - ответила она так же тихо и, наклонившись,
коснулась губами Ремовых волос.
Внезапно дверь тихонько скрипнула и приоткрылась. Рем обернулся.
Толстая физиономия комендантши всунулась в комнату, глаза шарили с
любопытством.
- Чего вам?! - крикнул Рем, запихивая коленом страшасика подальше под
диван.
- Вызывают тебя по видеофону, - отозвалась комендантша после паузы,
буравя глазами Женьку. - Дамочка какая-то пожилая... Говорит, что важно...
- Сашка! - догадался Рем и вскочил...
Рем толкнул калитку. Краем она скребанула по земле и нехотя
приоткрылась. За забором качался на ветру сухостой малиновых побегов и
сирени. Несколько кустов дали ростки и среди голых ветвей тлело два или
три призрачных цветка. Из засохших весной почек теперь неожиданно
выдвинулись странные красноватые побеги, похожие на игрушечные тупые
сабельки.
Рем прошел к крыльцу, настороженно оглядывая блестевшие на солнце
окна, постучал и замер, ожидая. Женька осталась у калитки. Дверь почти
сразу же отворили. Высокая пожилая женщина с коротко остриженными,
светлыми, как у Рема волосами, вышла на крыльцо и вместо приветствия
коротко кивнула внутрь дома. Рем, ни о чем не спрашивая, вошел и оттуда,
изнутри уже, крикнул:
- Это Женька...
- Инга Сергеевна, - представилась хозяйка и взглянула на гостью без
тени симпатии.
Женька торопливо скользнула вслед за Ремом. Внутри было прохладно и
прикрыто от света, но сумрак не мог скрыть безалаберности и обилия старых
вещей. Всюду по стенам, в каждом удобном или попросту пустом месте висели
картины, прикрывая щели и дыры в обоях. Маленькие дилетантские пейзажи на
оргалите в корявых рамочках. Все пейзажи с озером синим, зеленоватым,
бирюзовым... А над озером непременно голубое небо, вокруг озера сосны,
валуны, тростник... По два или три раза писалось одно и то же место.
Постепенно от входа вглубь дома, от ранних пейзажей, сделанных еще на
плейере, к поздним, повторенным по памяти, копилась фальшь. Оттенки синего
на воде становились все ярче, небо - все нежнее, стволы сосен, прописанные
уже одним оранжевым кадмием горели, как безумные факелы... Внезапно ряд
этот обрывается над дверью веранды - здесь висел большой холст с черным
мертвым озером и белым, сошедшим с ума, солнцем над ним...
Рем поставил объемистую сумку в коридоре и распахнул двери в комнату.
Он вошел, а Женька осталась на пороге, озираясь по сторонам с
любопытством. На широкой взрослой кровати лежала большая кукла с
раздувшимся серым лицом и узкими щелками глаз. На макушке торчала прядка
светлых волос. Рем присел на край кровати. Тогда кукла зашевелилась и в
щелках глаз мелькнул какой-то отблеск, будто пробежал световой зайчик...
- Пап, - сказала кукла и вытянула из-под одеяла толстую, как подушка,
с раздувшимися пальцами лапку. - Я скоро научусь, - пробулькала тихо
кукла.
- Сашенька... - начал Рем и задохнулся.
Только сейчас до Женьки дошло, что это ребенок. Живой ребенок.
Хотелось закричать и броситься вон. Но ноги обмякли и не слушались, а
голоса не стало...
- Смотри, - прошептал Сашенька и потянул одеяло, открывая шею с
толстыми раздутыми складками. - Видишь, воротник, как у страшасика... Я
скоро научусь накапливать воду... Да, скоро... Смотри... - Сашенька
потянулся, толстыми подушечками пальцев уцепил с тумбочки припрятанную под
бумажкой булавку и ткнул в тыльную сторону ладони. Прозрачная капелька
выступила на коже. - Видишь?! - радостно крикнул он. - Видишь! Это ж
вода... Я буду страшасиком... Буду делать много воды и тебе, и бабушке, и
Толику, и Таньке...
Рем беспомощно оглянулся. Глаза его встретились с глазами Женьки.
Смесь ярости и отчаяния в беззащитных, лишенных привычных стекол, глазах.
Женька попыталась ободряюще улыбнуться, но лишь бессмысленно растянула
губы.
- Из чего ты делаешь воду? - спросил Рем шепотом, наклоняясь к сыну.
Сашенька тяжело вздохнул.
- Я скажу тебе, только ты никому, ладно? - Рем кивнул. - Мы пьем то,
что в колодце... В Танькином колодце. Сначала не получалось, меня все
время тошнило... И Толика тоже. И Таньку... Но мы привыкли. Научились... А
потом, когда напьемся, садимся на солнце и повторяем: "Я - страшасик, я -
страшасик..." Танька говорит, что страшасики из-за нынешнего солнца
произошли... Какое-то особенное теперь солнце. Ультрафиолетовое... И вот
видишь, получается. Только ходить стало трудно... И вода неудобная. Ее
никак не добыть из себя, повсюду скапливается. Нужно еще как-нибудь
воротник отрастить.
- Сашенька, - прервала его Женька не в силах слушать больше. - Ты же
человек, не страшасик...
- Да, - согласился мальчик. - Но страшасиков мало, а людей много... И
все люди хотят страшасиковой воды... Это не справедливо...
Он спрятал раздутые ладошки под одеяло и затих, утомленный долгим
разговором. Рем встал и пошел к двери. На мгновение взгляд его коснулся
Женькиного лица, но тут же соскользнул. Женька отступила, пропуская его и
пошла следом шаг в шаг. Ремова жизнь сейчас была хрупкой, как стекло,
слабым усилием можно ее раздавить и вся она умещалась на Женькиных
ладонях.
Рем вышел на веранду. Окна здесь были затянуты фольгой, лишь кое-где
тонкие лучики, как копья, проникали сквозь щели и остриями утыкались в
пол, стены или стол. Мать Рема сидела в плетеном кресле и чистила порошком
старые, с щербатыми краями чашки. Увидев сына, она замерла, в одной руке
продолжая сжимать чашку, а другой оперлась на ручку кресла.
Рем вытащил из-под стола завернутую в газету бутылку, плеснул в чашку
темно-вишневой, почти черной настоявшейся жидкости и залпом выпил.
- За ребенком не можешь уследить, - проговорил он, глядя прямо перед
собой и постукивая чашкой о край стола.
- Что тебе надо от меня?! - раздался несчастный и озлобленный голос в
ответ. - Я своих детей вырастила, никому не подкидывала... Я старая...
Оставь меня в покое...
- Я что, мало воды присылаю?! - рявкнул Рем.
- У твоего ребенка есть мать, пусть она и заботится, - отвечала Инга
Сергеевна, руки ее дрожали и она едва не выронила чашку, но справилась с
собой и даже ухватила щепоть порошка, делая вид, что хочет чистить дальше.
