Большой Глаз лупил меня вместе со Стоухим Зверем, потом еще была
церемониальная порка и колодец с колодками. В колодце, вернее в засохшей
выгребной яме, я окончательно понял, что лишние знания страшно мешают.
На третий день я не мог вспомнить, как называется тот ящик, которые
показывает живые картинки без помощи коки и дурман-травы. Я верил с
трудом, что люди могут передвигаться без помощи ног, в блестящих ящиках,
за счет силы, добываемой из подземной черной жижи. Исчезли из памяти
названия для того, что замораживает еду, и для того, что ее жарит, для
того устройства, что показывает с помощью двух палочек время, для того
приспособления, что летает с помощью огня и для того, что плюется огнем на
расстояние в сто полетов стрелы. Казалось страшным сном существование
невидимой струи, которая течет по медным проводам и заставляет гореть
грушевидные прозрачные сосуды.
В карцере-колодце стало замедляться и исчезать время, каждый
следующий день уже не отличался от предыдущего и был простым его
повторением. Я больше не хотел узнать что-нибудь новенькое и стремиться к
чему-либо интересному, в моей жизни прекратилось движение и изменение.
Когда меня достали из колодца, я радовался добрым демонам дыхания,
проникающим из воздуха сверху и снизу для оживления моих жил и костей, я
приветствовал добрых духов, растящих для меня маис и картофель, я
благодарил добрых духов, отверзающих мои уши и переносящих слова,
открывающих мои глаза и переносящих образы. Я боялся темных духов,
ворующих жар из моей крови, я дрейфил мрачных демонов, которое крали мое
дыхание из жил и свет из глаз.
В общем, все теперь устаканилось, все стало на свои места. Поэтому,
когда один из нашей ватаги провинился настолько, что его приговорили к
съедению, я употреблял человечинку, не отставая от остальных - не
пропадать же теплу и добру, накопившемуся в теле собрата.
Наш труд измерялся не по количеству вбуханных в озеро корзин и плит,
а по тому, как движется дамба к священному острову на серебристом озере,
из которого некогда вышли благие боги. Если движется медленно, то
наказанию подвергается тот, к кому приклеился недовольный начальственный
взгляд. А начальственный взгляд поддельное старание определяет быстро. При
неподдельном старании, даже если что-то не очень получается, то начальство
простит. Ложь и обман всегда наказываются, поскольку противны делу
благоустроения земли. Даже и тупой, и неловкий человек принесут немалую
пользу, если будут усердно повиноваться начальникам и способствовать им в
трудах. Ведь малые начальники подчиняются большим, а большие великим, а
великие Верховному, чья душа общается с великими духами, обнимает всю
землю и дает ей наилучший путь. Поэтому преступен тот, кто противится
замыслам Правителя и, не понимая сути работы, говорит: что толку в ней.
Еще хуже тот, кто не понимая по своей умственной слабости Великих
Замыслов, замыкается сам в себе, как куколка в коконе, и не отдает всех
своих сил труду. Ведь и силы, и сама жизнь появляются при соблаговолении
Правителя, чье дружеское общение с богами дает дождь посевам, солнечные
лучи всходам и тепло семени.
Сладость повиновения все более охватывала меня, ведь оно давало
чувство причастности к Верховному, к его братьям богам, к великим и мудрым
силам. Я приспособился почти бегом таскать корзины с щебнем, я научился
ловко откалывать многотонные глыбы и прилежно шлифовать внушительные
плиты. Мне захотелось еще больше приспособить к полной трудовой отдаче
моих братьев по союзу Полуденного Солнца. Собирался я рассказать
начальствующим людям, как поощрять послушание, увеличивая, например,
труженикам-отличникам свободное время на ловлю блох и прочие естественные
надобности. Хотел я еще доказать, что колесо не образ оно Отца-Солнце, а
посланный добрыми божествами инструмент. Ибо с помощью его можно за счет
прежних усилий достичь куда большего успеха в благоустроении земли.
Но в глазах десятника светились две пумы, а над теменем сотника
виднелся демон с ядовитой головой осы. Кроме того, было мне стыдно, что я
своим ничтожным умом пытаюсь изменить мудрые устои труда. Поэтому я
молчал.
А потом как-то Большой Кулак послал меня промерять глубины для
укладки второй линии дамбы - с противоположного берега озера. Мы с Носачем
ответственно ныряли с плотика, сжимая в руках свинцовое грузило и
разматывая веревку с плавающей пробковой шайбой. Соответственно нашим
замерам учетчик делал узелки на цветных шнурках.
Ближе к полудню Носач отправился искать вдоль берега съедобную траву,
учетник тоже куда-то запропастился, а я растянулся на земле на предмет
того, чтобы прогнать холод из костей с помощью Отца-Солнце. И от нечего
делать стал рисовать угольком на куске коры колесо, тачку и телегу.
И тут слышу шаги, приподнял голову - идет сотник Стоухий Зверь. А с
ним глава тысячи, старший охраны и некто в пернатом плаще с нефритовой
заколкой, на гордой голове желтая повязка и перо птицы нара, пряди волос
спрятаны в серебряные трубочки, сандалии позолоченные, с пояса свисают
разноцветные бусы, в отвислых ушах блестят золотые кольца серег. А над
головой сияет мощь Властелина всех людей. Никак это Управитель стройки
прохаживается. А если? Если коснется меня благосклонность Управителя, а
вместе с ней и милость нашего Властелина, то я смогу поведать о своем
изобретении, которое только поспособствует Замыслам Верховного. Ведь
наверняка не сам я придумал усовершенствование, это просто моей души как
солнечный луч коснулась мысль Властелина...
Лучшие люди, тихо беседуя, приближались и вселяли сладость надежды в
мое сердце. Я, чтобы не произвести отрицательного впечатления своим
бездействием, стал сворачивать веревки. Однако начальники не только не
подошли ко мне, но и постарались обойти стороной.
Опять для меня все рухнуло - с этим я еще мог смириться, призвав на
помощь спокойствие Земной Матери, но ведь откладывалось дело устроения
дамбы, замедлению подвергались Замыслы Властелина.
И я на полусогнутых ногах отправился следом за лучшими людьми, хотя и
знал, что самочинно догонять их воспрещено. Я выбирал то место, где мог бы
вынырнуть перед ними, но неожиданно из-за дерева возник охранный воин в
шлеме из черепа медведя и зарычал: "Куда ты, обезьяний кал?" Я сделал
несколько приплясывающих движений, показывая, что перестарался с кокой,
это должно было смягчить наказание. Но охранник твердой рукой схватил меня
за шкирку. Все, попался. Я машинально присел и крутанулся под его рукой.
Когда воин оказался ко мне спиной, я не удержался от того, чтобы отвесить
ему поджопник. "Убийца", - заорал неловкий воин, вынимая физиономию с
расквашенным носом из травы. Вот за это меня точно съедят!
Я бросился за начальниками с криком: "Великий дар Отца-Солнце!",
потому что надеялся еще получить звание "священного безумца". Память с
трудом подыскивала нужные слова, а вот спина почувствовала приближающееся
острие и ноги подогнулись. Над головой свистнул дротик, украшенный перьями
кондора, и тут страшная сцена ошеломила меня, упавшего в траву.
Управитель стройки закричал, как обезьяна, взвился, как птица, к небу
и рухнул, как кирпич, в объятия Матери-Земли. Наконечник дротика обагрил
кровью белоснежный пернатый плащ внука богов. Вот уж святотатство, так
святотатство. Это мигом осознал и старший охраны и трое сопровождающих его
воинов. Они мигом обернулись, хищно раздувая ноздри, и увидели моего
охранника, застывшего в бросковой позиции. Естественно, что сопровождающие
Управителя яростно устремились на него, воздев топоры, палицы и цепы.
Охранник недолго оправдывался словами: "Невинен я". Он почему-то не принял
справедливое наказание, как это делают простые труженики, не рухнул
внезапно обессилевшим телом на землю, а, напротив, бросился улепетывать в
заросли. Туда же устремилось и трое мстителей за пролитую кровь полубога.
А я, забыв о запрете перемещаться ползком и на четвереньках,
устремился в прибрежный тростник. Я понимал, что случилось страшное, что
при любом раскладе мне несдобровать. Однако сердце не принимало то
обстоятельство, что не удастся послужить планам и замыслам Властелина и
исполнить волю Высших Сил. Сердце насыщало жаром мои жилы, коченеющие от
страха.
Однако разум уже взвешивал выгоду и невыгоду. Кроме как вдоль озера
бежать мне некуда, - услужливо сообщал он, - гор я не знаю, на дорогах
заставы, в любом населенном месте буду схвачен и предан закланию, как
нарушивший волю богов и Властелина. Правда, и здесь, на озере совершенно
неясно, кто мне будет выдавать харчи для голодного живота и одежонку
вместо сносившейся.
Неожиданно я наткнулся в тростниках на Носача, объедающего какой-то
съедобный росток, и чуть не утопил его с налета.
- Куда несешься ты подобно потревоженной утке? - вежливо
поинтересовался он.
- Носатый, ты ведь тоже вляпался, раз из-за меня был ранен сам
Управитель стройки, он же Опора Властелина.
Индюшка обхватил голову руками, как будто по ней уже прошлись
палицей-маканой и только повторял: "Святотатство".
- Да, святотатство. Но жить хочется даже после него, - я произнес эти
поразительные слова и сам им удивился.
Я схватил Носача и потащил вслед за собой, замечая, что волочить его
все легче и легче. Наконец, он и сам стал меня подталкивать. Тем временем,
я не без успеха старался отогнать от себя обессиливающую мысль, что жизнь
конкретного куска плоти по имени Ягуар-Скиталец весьма ущербна по
сравнению со всеобщей жизнью, которая есть дыхание Кон-Тики Виракоча.
Стремительно покрыли мы расстояние в два полета стрелы и вдруг
столкнулись с тем охранным воином, который недавно поразил Управителя в
задницу, скрытую плащом.
Беглый охранник попробовал разрубить меня топором, я же вцепился ему
в глотку.
- Из-за тебя, обезьяний кал, - рычал он.
- Из-за тебя, ведро собачьего поноса, - ревел я.
Впрочем он начинал одолевать, не помогала мне и помощь Носача.
- Деваться нам некуда, - сквозь борьбу выдавил я, - надо удирать
вместе.
- Это как? - неожиданно опомнился охранник и отпустил меня.
- Тебя как зовут?
- Золотая Звезда.
- Неплохо. А я - Ягуар-Скиталец. Понимаешь, скиталец. Торопиться нам
в одну сторону.
- Ты знаешь, куда бежать? - недоверчиво протянул воин.
- Спрашиваешь.
11
Взгляд летел вдоль священных серебристых вод Титикаки, но они не
кончались и в конце концов сливались с низким небом. Берега густо заросли
камышом и тростником, в которых таились и зверь, и птица.
Сведущие люди, Жрецы и Учителя говорили, что у озера нет дна и оно
напрямую сообщается с другими мирами. Недаром из его вод вышел Отец Вещей,
Душа Живущего, бородатый Кон-Тики Виракоча, вдохнувший жизненное тепло в
грязь, ставшую первым человеком. А позднее священные воды родили первых
инков, Манко Капака и Маму Окльо.
Через святое озеро приходят для телесного воплощения небесные духи.
Через святое озеро телесные души покойников нисходят для сохранения в
нижний мир. Тот, кто построит на священном острове храм Духа Всего Живого
Кон-Тики Виракоча, будет ведать тремя мирами. Так говорят Жрецы и Учителя.
Но сейчас я сомневался, возможно ли вбухать в бездонное озеро столько
камней и щебня, чтобы проложить дамбу до острова.
Мы шли по тростникам и камышам, стараясь не приминать их, не
взбаламучивать воду, не поднимать птиц и даже не пугать рыб. Мы просили