усиками и ресничками. Кто из них колыхался на месте, кто слипался, из
живых куч лепились все более знакомые по облику твари, ползающие и
бегающие.
Здесь подключилось "министерство водного хозяйства". Демоница со
змеиной головой, присев, пустила шумную струю теплой мочи, от которой
почва полопалась, как кожура перезревшего помидора. Жидкость быстро
стекалась в ручейки, а те - в быстрые потоки. В них заплескались и
забултыхались студневидные существа с иглами и щупальцами, весьма
недолговечные твари, которых вспучивали, разрывали и выходили наружу более
привычные создания, рыбы и моллюски.
Демон с круглыми птичьими глазами командовал авиацией. Он с трубными
звуками пустил из-под хвоста весьма насыщенные ветры, в которых
затрепетали мясистые цветы с лиловыми и фиолетовыми лепестками; пестики,
напоминающие собачьи языки, свешивались набок. Но вот все бутоны
взорвались, разлетевшиеся лепестки стали бабочками, пестики оперились в
мелкокалиберных птичек.
И я тоже был вместе с этим хороводом, лопался, становился пеной,
прорастал, расползался, вспучивался, бултыхался, летал. Если я исчезал в
каком-то конкретном обличии, это меня нисколько не волновало, потому что я
продолжал существовать в других видах. Исчезновение одного было толчком
для появления другого.
Наконец, я подобрал формулировку всему происходящему.
Жизнь - это мощный поток, а конкретные организмы и личности - это
всего лишь сосуды, через которые она течет и продолжается. Нет распада и
конца, а есть только ее круговорот в природе. И это все благодаря
некрасивым, но трудолюбивым товарищам демонам.
Как смешны были мои страхи перед отрубленными головами и
выпотрошенными грудными клетками. Все это - тоже хоровод жизни.
Какой же я дурень был в том кичливом мире-метрополии - смешной
обитатель маленькой тесной ракушки.
Я с демонами поднялся еще выше и светлый наш путь обернулся
змеей-громадиной, которая пронзала мглу. Сквозь мглу виднелось тело другой
змеи, еще более величественной. Мы сближались, чтобы сплестись...
Довольно неожиданно внизу открылся зев мрачной трубы. Как не старался
я полетать еще, она, срывая кайф, втянула меня. Я падал и падал в никуда.
Очнулся снова на каменном полу в святилище. Нездорово мне было после
такого путешествия. В каждой клеточке словно сидел маленький демон и
жевал, грыз ее. Но я был спокоен, ведь меня приобщили к кругу верховных.
Мы - вместе, я им брат или по-крайней мере кузен, они это ясно дали
понять. А тот якобы базовый мир-метрополия, из которого я пришел, поблек и
побледнел, превратился в неясные страницы ветхой и скучной книги.
Дверь святилища распахнулась и, гулко ступая по камню, ко мне
приблизился человек. Тот самый здоровяк с пучком смоляных волос и палицей.
Сейчас, впрочем, он был без палицы, но сквозь его глаза смотрел дух
Повелителя. Мужик сказал пару слов, я их сразу понял и двинул следом.
Мы прошли через боковой коридор и попали в низкую каморку без окон.
Там на циновке сидел тощий незнакомец в набедренной повязке и с одиноким
пером, воткнутым в повязку, стягивающую сальные волосы. Но и в его глазах
проглядывался дух Повелителя, а над макушкой мерцал птицеголовый демон
Мудрости, ведающий счетом и знаниями.
- Стало ясно, что зовут тебя Ягуар-Скиталец, - худосочный человек
быстро сделал узелок на одном из желтых шнурков, привязанных к палочке. -
Признано, что духи нижнего мира не населяют сосуд твоей головы, однако
лучи всевышнего Солнца коснулись твоей телесной души, вызвав небольшой
умственный жар... Явился ты незнамо откуда, делать ничего по-нашему не
умеешь. На землю сажать тебя рано, потому что навредишь - значит, пойдешь
на простую работу. Однако и там будешь служить Правителю верой и правдой.
Сейчас на радость богам сооружается дамба через великое озеро Титикака к
святому острову, что посреди. Туда тебя и направим.
Человек завязал еще один узелок, но уже на другом шнурке, синем. И я
осознал, что ведь понимаю этого тщедушного, хотя нигде никогда не обучался
древнекечуанскому.
- Жить тебе не меньше года на стройке, предпринятой Его Величием - да
укрепит Его дух нашу немощь - тело будешь питать маисом, коего положено
получать две меры в день, если без провинностей. Работать станешь как все,
от зари до зари. Угождай благим богам - всякому жертву приноси, как
положено - угождай и трудом своим, и початками, и другими плодами. Это
ведь благодаря высшим творцам и хранителям мира все твои телесные члены
живут и существуют. Нравься начальникам. Ведь и на стройке можешь стать
десятником. Коли проявишь рвение и смирность, вернем тебя обратно в
селение, а может попадешь и в мастерские Правителя. Сейчас же раздевайся,
оденем тебя как остальных.
У меня ведь что-то важное в поясной сумочке. "Колеса", то есть
антибиотики в таблетках. Если заболею, они, возможно, меня спасут. А еще
там "сивильник", "пшик", карты и компас. На ноге же, между прочим, нож,
тоже важная штука.
- Насчет переодевания не согласен, начальник. Не привык я без штанов
гулять.
- Тебя никто и не спрашивает. Всякое мое слово выражает волю
божественных владык и Правителя, хозяина твоей судьбы, - предупредил
тщедушный бюрократ. - Так что живо.
Ну, это чересчур. Быстро командир нашелся, да еще стал волю всех
богов выражать. Мне такое дело уже знакомо по прежней жизни, особенно той,
когда я еще комсомольцем был. Хоровод жизни - это хорошо, да только мне
неохота играть роль пыли под ногами хороводящих. Кое-кто собирается
поставить надо мной тьму естественных и сверхъестественных начальников, и
каждому надо угождать, потому что без них якобы ни один мой член
существовать не может. А вот хрен вам, еще как может!
- Ты назвал меня Ягуаром-Скитальцем, товарищ чинуша. Да, я -
скиталец, поэтому сейчас усвистываю отсюда. Считай, что меня здесь и не
было. И узелки свои развяжи.
- У нас никто просто так не ходит. Кто ходит просто так, того
обуревает злой дух, посланный Супайпой, - спешно возразил бюрократ.
- Да пошел ты со своим Супайпой.
Я решительно обернулся и тут же столкнулся с пузом верзилы. Ну, зря
ты мне попался, недоразвитый. Я вытащил свой нож и посулил:
- Сейчас тебя поковыряю. Сейчас узнаю, что ты хавал на завтрак, жлоб.
Я успел сделать всего один выпад, когда над головой "недоразвитого"
замаячил клыкастый демон войны и на меня обрушился забивающий удар. Я
вошел в землю по самую шляпку и отрубился. Последнее, что услышал от
чинуши, было:
- Без этих самых штанов, между прочим, полезнее. Ибо тело должно не
только верхними, но и нижними устами дышать...
По-настоящему пришел в себя только в отряде, который топал на стройку
в край Пуно, к серебристому озеру Титикака. Первый день я шел в колодках,
куда были продеты моя голова и шея. А потом стражники сняли эти мучилки,
оценив мой унылый вид, но находились неподалеку, чтобы "помочь" мне
топором, если потребуется. Ни своей поясной сумчонки, ни ножа с зубчиками
я у себя естественно не обнаружил. Как ни странно, я быстро примирился со
своим новым положением. Даже успокоительную формулу выработал - приобщение
через повиновение. Видимо тут все жили по этой формуле, только словесно не
выражали ее.
Если хочешь участвовать в общем хороводе жизни, то изволь соблюдать
его правила, даже если они строгие. К тому же, хотя тут чикаться не любят,
мне фактически сошло с рук нападение на тщедушного храмового служителя.
Видимо было принято во внимание мое дикарское происхождение.
Я добрался до всенародной титикакской стройки на этом радостном
заряде и на том, что мне разрешили остаться в кроссовках - видимо,
догадались, что дикарю, привыкшему к "мокасинам", не осилить босичком
полсотни километров по усыпанной щебнем дороге.
Переход закончился в глинобитном сарае, или бараке, как уж угодно.
Хоть я сразу понял, что будет круто, в смысле, дерьмово будет - ведь ни
переодеться, ни помыться по-человечески, не обсушиться - но все-таки
обрадовался маисовым лепешкам, согретым теплом Земной Матери.
Ночью храп, вонь, - мое место, как дикаря, у параши, ветер дует в
щели, никак не заснуть, но вижу в дыру кусок неба, звездные девы мне
улыбаются и становится легче.
А утром ударили бронзовой колотушкой в медный таз и я обрадовался,
что настал конец ночи и по небосводу покатился Отец-Солнце. Выбрался я из
охапки соломы, заменявшей кровать, повязал передничек, что теперь мне
служил вместо штанов и трусов, накинул полурваное пончо, сверху нахлобучил
шляпу-корзину и побежал туда, где собиралась моя ватага.
Вскоре я выяснил, что есть начальник десятки. Его звучно зовут
Большой Кулак. Есть еще начальник сотни по имени Стоухий Зверь. Есть и
другие командиры, осененные Светом Небес. Еще и Отец-Солнце за тобой
присматривает. То, что не заметят Большой Кулак и Стоухий Зверь,
Отец-Солнце обязательно зафиксирует. Так что ленится не стоит, дело может
кончиться колодками и колодцем, а то и топором по шее. Товарищи будут
очень рады возможности полакомиться тобой для обогащения своего скудного
белкового рациона.
Но и расходоваться безмерно тоже не стоит, кормежка-то не больше раза
в день. Так что, не избегай подножного корма.
К концу первого рабочего я был как в тумане, а тут еще случился прием
в братский союз каменщиков Полуденного Солнца. Это тебе соответствующую
татуировку делают, плюс прокалывают ухо обсидиановым ножом - вопить не
рекомендуется, иначе завтра "случайно" сбросят в каменоломню - а в
обагренную дырочку вставляют нефритовый стерженек. На второй день
снисхождение ко мне кончилось и я попал под порку - били прутьями по
заднице, выводя ее из строя. Правда, потом мне один смышленый индейчик по
имени Носач подарил половину своей премиальной коки. Кокаиновая
кайф-лепешка делает жизнь прекрасной, потому что из нее в твои жилы входит
Друг - однако, попробуй, заслужи ее. А найти дурман-траву, в которой тоже
живет Друг, редко удается.
Работа тут всякая. Кирками и клиньями ломать камень, кажется
зернистый кварцит, обкалывать и шлифовать глыбы - впрочем, на это хитрое
дело меня еще не скоро поставят, - тащить громадные монолиты на громадных
салазках, переносить в корзинах щебенку. Она идет в воду первой, а потом
уже устанавливаются тесаные плиты. До священного острова, что посреди
озера Титикака, еще три полета стрелы. Но там, где пока летают лишь стрелы
и птицы, скоро можно будет пройтись, не замочив сандалий, по дамбе. Тогда
и будет достроен островной храм Виракочи, а через него станет поступать в
наш мир щедрая сила богов.
Меня поставили на щебенку. От каменоломни до растущей насыпи два
полета стрелы, то есть семьсот метров, и все это расстояние надо
преодолеть с корзиной на голове или в руках. А в корзине минимум пуд.
Я естественно подумал о том, что с тачкой жизнь была бы проще и
приятнее. Но какая тачка без колеса. Когда я своему приятелю Носачу
рассказал об этой полезной штуке, он пришел в ужас и замахал руками, мол,
речь идет о святотатстве. В чем суть святотатства я понял позднее, когда
поведал о своей задумке Большому Кулаку и нарисовал образ тачки палочкой
на песке. В обоих глазах начальника засверкали золотые пумы, яростные
посланцы Отца-Солнца. Десятник закричал: "Так ты хочешь использовать образ
Пресветлого для катания грязного камня." Я слишком поздно понял свою
ошибку - действительно колесо и символическое изображение Отца-Солнце
весьма схожи.
