бывает в патологически омерзительных сновидениях, и изо рта, стеная,
вылетает дух последней жизни... И если все-таки судьба моих родителей, моя
судьба, миллионы ужасных судеб имели отношение к Жизни и Смерти, то
тетрадочка та не имела ни к Жизни, ни к Смерти никакого отношения... Человек
не мог ее написать! Она была, как казалось мне, безобразней всего, что я
знал, читал, видел и пережил. И, дочитав тетрадочку до конца, дочитав только
потому, что бессознательно надеялся дойти хоть до мельчайшего подобия
человеческого на ее последней странице, в последней строке, в точке, вместо
которой оказалось три восклицательных знака, я сполз со стула и полчаса
провалялся на полу, не блюя, наверное, только от слабости.
Я не мог не дать ход делу дедушки и бабушки. Но сделал все, чтобы они
не узнали о тетрадке внука. И они не узнали. Рискнув, я посоветовал им
подписать пятьдесят восьмую, пункт десять, агитация и пропаганда, сочинил
какой-то бред, приложил пару анекдотов про Буденного, старики благодарностью
расписались, получили всего по пять лет и попали в тихое хозяйство под
Омском. Во время войны их освободили...
Внука я вызвал к себе. Ничего особенного во внешности. Отправляю на
экспертизу к психам. Абсолютно нормален... Беру его заявление.
- Как же, говорю, принять вас на работу в органы, если вы предаете
дедушку и бабушку?
- Я не предаю, а выдаю. Предают друзей. Они же - недобитые враги. Я не
мог остаться в стороне.
- В интимный момент номер один?
- Да! Именно в эти моменты люди предельно открываются друг другу. Я был
бы неплохим специалистом добыванию материалов в интимные моменты жизни
врага.
- Поясните, что такое интимный момент?
- Это - момент, когда два близких человека откровенно выдают друг
другу мысли об отношении к нашему времени, к Сталину, к фашизму, к
строительству новой жизни, - голосом отличника ответил внук.
- Кроме того, я не признаю кровного родства.
- А вы знаете, - говорю, - что в один из интимных моментов, не
пронумерованных вами, дедушка и бабушка зачали вашего отца?
- Да. Конечно. Знаю.
- В органы вас не возьмем. Вы потенциальный предатель. Или вы любите
нас больше дедушки и бабушки?
- Клянусь! Я мечтаю о работе в органах с четвертого класса!
- Не верю! Сейчас полно сволочей и врагов, мечтающих пробраться в наши
ряды! Вы арестованы!
Я передал внука своему коллеге, и он признался-таки ему, что пытался
пробраться в органы для работы в дальнейшем на фанкистскую разведку. Десять
лет. В лагере он и подох, быстро опустившись до последнего предела.
Странно! Смотря на него и разговаривая, я почему-то не испытывал ни
ужаса, ни омерзения. Меня не тошнило. А зря
Я бы блеванул прямо в его обыкновенные, невыразительные глаза... Вот
она, эта общая тетрадочка...
49
Мне сегодня больше черной и розовой нравится жемчужина белая. Вот -
мягкость и чистота! Вы вручили ее Вигельскому, получив заключение о смерти
Коллективы?.. Да или нет?.. Нет. Так вот. Супруга Вигельского, бойкая и
хищная еще старушонка, всегда подозревала вас, как убийцу... Жемчужина,
сказала она, исчезла из дома в день гибели Вигельского в проруби. Покойный с
драгоценностью не расставался даже на рыбалке и в постели. Вот она -
прелесть! Как она к вам попала обратно?.. Зачитать показания Вигельской? Ах,
вы все-таки передали белую доктору? Это был не гонорар за мошенничество и
пособничество в убийстве, а обмен. Сначала вы обменяли жемчужину на изумруд.
Потом Вигельский передумал, жемчужина снова оказалась у вас, а доктор вдруг
утонул. Логично. Убедительно. Но до поры, до времени. Я вас все-таки
раскалываю потихонечку... Зачем мне это нужно, не скажу.
Почему вы не захотели, чтобы я читал показания Вигельской?.. Вдруг я
беру вас на понтяру? Проверили бы хоть. Вы ведь не первый раз так
попадаетесь... Апатия, говорите?.. А как девчонки? Как Глуни мои? Только не
притворяйтесь джентльменом. Не любит он, видите ли, распространяться о
мужских делах! Да вы такое трепло по этой части, что уши вянут, когда записи
слушаешь. Ну, так как мои Джеймс Бондихи?.. И вам, действительно, нужно одну
любить, а другую ненавидеть? И это называется "бутербродик" или "комплекс
Сциллы и Харибды "? Ну и козел! Откуда это у вас такая тяга к любви и
ненависти? Может быть, остаточный неврозик, прижитый с Коллективой или с
Идеей?.. Да! Нелегка ваша половая жизнь! Электре Ивановне известны эти
штучки?.. Она святая женщина. Восторженная фригидность. Интересы лежат
главным образом в доме и семье. Она вам дорога. Друг. Никогда не продаст...
Дочь тоже вас не продаст. Значит, дорога вам Электра Ивановна? .. Хорошее
чувство. А вы ей дороги? .. Она всего этого не переживет. Так. Убивали
Коллективу?.. Твердое "Нет!"... То есть, как это вы можете сознаться только
ради моего удовольствия?.. Спасибо. Туфта мне не нужна. Тогда "Нет!". Хрен с
вами. Глуням можно улетать? У них в "Интуристе" сочинском дел по горло...
Хорошо. Если до седьмого ноября не разберетесь в ненависти и любви, Глуни
улетят. Улетят!.. Что? Что? Рассказать еще что-нибудь о Сталине.
Понравилось? .. Успеете. Пора вам и мне папашку вспомнить.
Сижу я однажды в комнатушке, наблюдаю за происходящим в сталинском
кабинете. Держу на мушке прицела скорострельного "Смит-Вессона" каждого
приближающегося к Сталину. Улыбаюсь намекам вождя типа "Собаке - собачья
смерть", "Собака лает, а ветер носит "... Входит вдруг к нему невзрачный,
серый, как крыса, востромордик в очках. Уставились на Сталина белые глазки.
Костюм висит мешковато. Выражение всей фигуры - бздиловато-подобострастное
с готовностью устроить по приказу вождя показательное изнасилование
собственной матери на стадионе "Динамо". Сталин его распекал, распекал,
трубку даже выбил о сероседой череп, а пепла с ушей не сдул, кулаком стучал,
списки какие-то показывал, потом тихо сказал:
- Я уверен, товарищ Вышинский, что когда ленивому кобелю делать нечего,
то он свои яйца лижет. Идите! Конец тебе, крыса, подумал я тогда, покраснев,
впрочем, от пословицы... Сталин нажал кнопку и радушно встретил, выйдя из-за
стола очередного посетителя, вашего папеньку... Не буду описывать своего
состояния, близкого к шоку, Взяв себя в руки, я прикинул, что если в
какой-то "интим ный момент" я врежу Понятьеву между рог пулю-другую, то
пулек и на Сталина хватит, и на себя останется.
Старые друзья распивали "Хванчкару", закусывали травками и сулгуни, а я
представлял, как плюхается после первого выстрела папенька ваш лбом в
тарелку лобио, не успев выплюнуть изо рта пучок зелени... Сталин не
понимает, в чем дело, начинает, наложив в штаны, метаться по кабинету, я,
травя его и не подпуская к двери, кокаю то фужер, то статуэтку Маркса, то
лампочку, он падает на колени, ползет к амбразуре, молит о спасении, снова
забивается под стол, но я выгоняю его выстрелом в пятку наконец, ору через
дыру: это тебе за коллективизацию, сука! За все!!.. Первую пулю всаживаю в
пах, вторую, после того как он похрипит и помучается, прокляв в последний
раз Идею, - в живот, третью - в ухо...
Потом, думаю, упаду на колени и скажу отцу Ивану Абрамычу, что вот,
отец, месть моя. Прими сына, попроси Господа Бога самолично, чтобы простил
он меня, учтя смягчающие обстоятельства, чтобы принял хоть куда и дозволил
нам свидеться. Я иду!.. Кончаю с собой и представляю, как прибегают Молотов,
Каганович, Буденный с саблей, Ежов с наганом, хохочут радостно, Сталина
пинают как дохлую кошку, друг с другом цапаются, и думаю: нет, без Сталина
вообще черт знает что будет!
Всеобщее тогда бытовало в башках заблуждение насчет трагической
незаменимости Сталина. Представлял я расправу, но однако ухо востро держал:
ждал собачьей какой-нибудь фразы Сталина. Но вот уже, потрепавшись, Понятьев
уходит, а речи ни о каких собаках так и не было. Наоборот, возвратившись,
Понятьев пригласил Сталина на охоту, пообещав показать в деле одну из
последних в России свор породистых борзых. Сталин замахал руками. Что ты,
что ты! Он занят. Собак терпеть не может. Вот придет час, и он отдаст всего
себя великолепной охоте, с соколами, с капканами, с красными флажками! И
Понятьева пригласит, а из собак с некоторых пор он любит одну металлическую,
на радиаторе "Линкольна"...
Плохо было мое дело, гражданин Гуров. Сталин, чтобы не вышло ошибки,
вызвал меня и растолковал все насчет Понятьева. Свой, мол, в доску.
Волкодав. Ужасный убийца, но предан до слепой кишки лично ему, Сталину.
Смотри, Рука, слушай и запоминай. Скоро мы отлично поохотимся...
Плохо было мое дело! Крепко держался на ногах Понятьев. Крепко. Не раз
жалел я, что не угрохал тогда обоих... Вы правильно заметили. Мог я в один
миг стать исторической личностью. Но не стал. Мне, в отличие от вас, плевать
на популярность в веках. Я был абсолютно уверен, что Сталин полетит ко всем
чертям в преисподнюю, как только перебьет самых ярых, самых фанатичных,
самых дьявольских служак Идеи. Останется в пустоте и полетит в тартарары, а
пустоту заполнит постепенно жизнь... Новые всходы... Корчевка пней...
Возрождение... Дураком я был, а Сталин - зверем с мощньим нюхом и слухом...
Его вы тоже любили и ненавидели?.. И да, и нет...
Пашка, вот тоже, Вчерашкин, он секретарем обкома тогда был, вбегает ко
мне в кабинет тридцатого июля сорок первого года, ни слова не говоря хватает
за грудки и головой - об стену меня, об стену, об стену.
- Сука! - орет. - Тварь! Зачем ты его спас, зачем, зачем? - Истерика
с Пашкой. Я говорю:
- Ошалел! Пошли отсюда! Ошалел, мудак!
Идем по Красной площади. Прислонились к белому камню лобного места, на
храм чудесный смотрим, слезы текут от бешенства и боли по пашкиным щекам,
руки трясутся, зубы стучат и глухо Пашка говорит:
- Сука! Сука! .. Что он наделал, Вася! Зачем ты его спас? .. Зачем ты
меня спас? .. Мы вот стоим, а там тысячи разом сейчас подыхают, рвут их на
куски бомбы и мины, пришивают пули, корежат осколки! Что он наделал, Вася! И
эта блядь говорит потом: братья и сестры!.. Блядь! Грязная блядь! Кто послал
его на наши головы, кто?.. На фронт уйду! Не могу! Подохну! Двину дивизию на
Москву, Сталину из жопы ноги выдеру и всем народом гитлерюгу сокрушу!. .
Солдатиков, Вася, армиями в плен берут! А другие орут в атаке: За родину, за
Сталина... умирают за него! За грязную, повинную в бойне блядь. Вася, все с
ума сошли! .. Пойдем напьемся... не могу! .. Вон - вечно живой труп
перевозят в тихое место. Большей ценности у них нету! .. Напьемся, Вася, и
- на фронт! .. Перевозят ленинское трухлявое чучело, а там миллиарды
оставлены, труд наш, урожай, скот... Детишки там, Вася, бабы... Боже ты мой!
- Я сам чуть не вою, но, чтобы успокоить дружка, говорю:
- Пошли, Пашка! Выставлю я тебя сейчас в музее, как плачущего
большевика.
- Я не большевик! Я ебал большевизм! Я - русский! - орет Пашка. -
Барин я! .. Барин! Секретарь обкома! Помещик. Государственный капиталист!
Хозяин! Губернатор! Ебал я социализм в светлое будущее всего человечества!
Мне людей и богатство народное жалко! .. Ебал я вашу идею!.. Дивизию хочу!
- Все мы, - замечаю, - идею эту ебем. Только вот она с нас не
слазит.
Вижу: человек с ума сходит, белки глаз пожелтели, беру и тащу его
силком с площади, двух лягавых шуганул своей красной книжечкой.
Так что не раз приходилось мне кой о чем глубоко сожалеть, гражданин
Гуров. Не раз...
Вы чего опять плачете? Может, сожалеете, что не воевали? Нет? .. Не
простите никогда коту и собаке только потому, что они не люди, гнусного
