вечно таскаться за ней; что вы хотите от меня? чтобы я ей
сказала -- пусть объявит эту проклятую новость сама?
Люси было жаль мисс Рагг, несмотря на то, что от ее
банальностей она готова была закричать. Успокойтесь, хотелось
ей сказать, пожалуйста, успокойтесь, в такой ситуации лучше
всего помолчать.
Наконец, Генриетта сложила свою салфетку, оглядела стол,
дабы убедиться, что весь штат ее преподавателей кончил есть, и
поднялась. Преподаватели поднялись вслед за ней, и все
студентки тоже встали -- с редким рвением и единодушием. Они
явно ждали этого момента. Против своей воли Люси обернулась и
посмотрела на девушек, на ряды открытых, полных ожидания лиц,
не способных подавить улыбку; ее отнюдь не успокоило то, что у
них был такой вид, как будто достаточно малейшего повода -- и
они разразятся приветственными криками.
Когда Генриетта повернулась и пошла к двери, а
преподаватели последовали за ней, Рагг посмотрела на веселую
толпу девушек и произнесла слова, которые ей было поручено
произнести:
-- Мисс Ходж желает видеть мисс Роуз у себя в кабинете
после ленча.
XIII
Лиц Люси видеть не могла, но почувствовала, как внезапно
тишина стала пустой. Пустой и мертвой. Такова разница между
летней тишиной, наполненной щебетом птиц, шелестом листьев,
шорохом ветра в траве, и застывшей тишиной арктической пустыни.
А потом как раз в тот момент, как преподаватели подошли к
дверям, сквозь мертвую пустоту донесся первый слабый свистящий
шопот -- они повторяли фамилию.
"Роуз!" говорили они. "Роуз!"
И Люси, выйдя на теплый воздух, на солнце, вздрогнула.
Звук их голосов напомнил ей шуршание крошечных льдинок, которые
злой ветер гнал по ровному снегу. Она даже вспомнила, где она
видела такие льдинки и слышала их шорох: эту Пасху она провела
в Спейсайде; они опоздали на автобус в Грэнтаун, оказались
далеко от дома и им пришлось долго идти пешком под свинцовым
небом и злым ветром сквозь ледяной мир. Вот и сейчас, идя через
залитый солнцем двор, Люси почувствовала себя очень далеко от
дома, и небо показалось ей таким же свинцовым, как в мартовскую
бурю в горах Шотландии. На какой-то момент ей захотелось быть
дома, в своей маленькой гостиной с ее ничем не нарушенным
миром, которого не касаются человеческие проблемы и не задевают
человеческие горести. Она подумала, не изобрести ли
какой-нибудь предлог, который позволит ей уехать, после того,
как она получит завтрашнюю почту и появится возможность на
что-нибудь сослаться. Однако она, как ребенок, хотела
посмотреть в пятницу Показательные выступления и у нее появился
личный интерес к тому, что поначалу являлось просто новым
зрелищем. Она знала всех Старших и многих Младших,
расспрашивала их о Показе, делила с ними предвкушение
праздника, отчасти смешанное со страхом, даже помогала шить им
костюмы. Показ должен был быть вершиной, ликующей песней,
точкой, к которой они шли все время обучения в колледже, и Люси
не могла уехать, не увидев его, не приняв участия в нем.
Преподаватели, направлявшиеся к фасаду дома, ушли вперед,
а Рагг задержалась, чтобы приколоть какое-то объявление к
доске; она с откровенным облегчением вытерла пот со лба и
сказала:
-- Слава Богу, все. Наверно, это худшее из того, что мне
приходилось делать. Как только начинала думать об этом, даже
есть не могла.
Люси вспомнила, что, действительно, видела на тарелке мисс
Рагг недоеденным большой кусок пирога.
Такова жизнь, да. Перед лицом Иннес захлопнули райские
врата, а Рагг не могла доесть пудинг!
Из столовой еще никто не вышел -- аппетит у студенток был
гораздо лучше, чем у преподавателей, и обычно они кончали есть
на десять-пятнадцать минут позже, так что, когда Люси шла в
свою комнату, коридоры были пусты. Она решила удрать из Лейса,
пока толпа студенток не хлынула на природу. Она уйдет далеко, в
зеленое, белое и желтое, что является сельской природой, она
будет вдыхать май, лежать на траве, ощущать, что мир вращается
вокруг своей оси и вспоминать, что это очень большой мир, что
горести колледжа очень велики и горьки, но они скоро пройдут, и
что по Шкале Ценностей это Очень Слабое Пиво.
Люси сменила туфли на более подходящие для полевых
тропинок, перешла в "старый дом", спустилась по лестнице и
вышла в переднюю дверь, желая избежать встречи со студентками,
которые вот-вот начнут просачиваться из столовой. В "старом
доме" было очень тихо, из чего Люси заключила, что сегодня
никто не задержался в гостиной после ленча. Она обошла дом и
направилась к полям за гимнастическим залом, а в мозгу ее
смутно шевелились мысли о Бидлингтоне и "Чайнике". Живая
изгородь справа от нее была похожа на сплошную пену кремового
цвета, а слева раскинулось золотое море лютиков. Вязы,
колыхавшиеся в теплом воздухе, были прикованы якорями каждый к
собственной пурпурной тени, а под ногами у Люси был узор из
маргариток на низкой траве. Вокруг был очень славный мир,
красивый, искренний, добрый мир, и день был совершенно не
подходящим для того, чтобы -- о, бедняжка Иннес! бедняжка
Иннес! -- опрокинуть и раздавить человека.
Люси решала проблему, перейти ли маленький мостик и
повернуть вдоль реки в Бидлингтон, или пойти вверх, направляясь
в неизвестность, и в этот момент увидела Бо. Бо стояла на
середине моста и смотрела на воду, но ее золотые волосы и
зеленое платье настолько вписывались в свет-и-тень под ивами,
что Люси даже не заметила, что тут кто-то есть. Когда она вошла
в тень и солнце перестало слепить глаза, она увидела, что Бо
взглядом следит за ней, но девушка не поздоровалась. Это было
так непохоже на Бо, что Люси стало страшно.
-- Хэлло, -- сказала она и облокотилась на деревянные
перила рядом с Бо. -- Правда, прекрасный день?
-- Ты обязательно должна говорить, как идиотка? --
спросила она себя.
Ответа не последовало. Потом Бо произнесла:
-- Вы знали об этом назначении?
-- Да, -- ответила Люси. -- Я -- я слышала, как
преподаватели говорили об этом.
-- Когда?
-- Вчера.
-- Значит, сегодня утром, когда вы разговаривали с нами,
вы знали.
-- Да. А что?
-- Было бы лучше, если бы кто-нибудь предупредил ее.
-- Кого?
-- Иннес. Не очень приятно получить кулаком по зубам в
присутствии всех.
Люси поняла, что Бо вне себя от гнева. До сих пор девушка
всегда прекрасно владела собой, но сейчас она была так
расстроена, что почти не могла говорить.
-- Но как я могла предупредить? -- задала Люси логичный
вопрос, придя в смятение от того, что на нее хотели возложить
личную ответственность за дело, в которое она не считала себя
вправе вмешиваться. -- Я не могла даже упомянуть об этом
раньше, чем мисс Ходж объявила о своем решении. Насколько я
понимаю, она могла изменить его; когда я рассталась с ней, еще
оставалась вероятность, что она посмотрит на вещи с... -- Люси
замолчала, поняв, куда это может ее завести. Но и Бо тоже
поняла. Она резко повернула голову и посмотрела на мисс Пим.
-- О, вы спорили с ней. Значит, вы не одобрили ее выбор?
-- Конечно, нет. -- Люси поглядела на рассерженное юное
лицо, находившееся так близко от ее собственного, и решила быть
откровенной. -- Знайте, Бо, никто не одобрил. Преподаватели
восприняли это так же, как вы. Мисс Ходж мой старый друг, я
обязана ей многим, я восхищаюсь ею, но что касается этого
назначения -- она приняла решение, не считаясь ни с кем.
Услышав об этом, я пришла в отчаяние, я бы сделала что угодно,
только бы отменить его, проснуться завтра утром и обнаружить,
что все -- дурной сон; но предупредить... -- она развела
руками, выражая свою беспомощность.
Бо снова уставилась на воду.
-- Такая умная женщина, как вы, должна была бы придумать
что-нибудь, -- пробормотала она.
Слова "умная женщина" внезапно показали, насколько Бо еще
молода и как она нуждается в защите; это было очень непохоже на
уверенную в себе светскую девушку Бо -- искать помощи у
совершенно ординарной Пим или называть ее "умной женщиной".
Оказывается, Бо еще ребенок; рассерженный, задетый тем, как
дурно поступили с ее подругой. В этот момент она нравилась Люси
еще больше, чем всегда.
-- Хоть бы намек, -- продолжала бормотать Бо, обращаясь к
реке, -- хоть бы предположение, что кто-то еще может оказаться
на беговой дорожке. Что угодно, что могло бы предупредить ее.
Смягчило бы удар. Предостерегло бы, чтоб она не была так
открыта со всех сторон. Можно наказывать, но нельзя устраивать
побоище. Вы могли бы принести маленькую жертву ради этого,
разве не так?
Люси с запозданием почувствовала, что, пожалуй, могла бы,
и спросила:
-- Где она? Где Иннес?
-- Не знаю. Она удрала из колледжа, прежде чем я успела
поймать ее. Я знаю, что она побежала сюда, но куда она пошла
потом, не знаю.
-- Она воспримет это очень болезненно?
-- А вы ждете, что она будет вести себя в этом кошмарном
безобразии храбро и благородоно? -- зло сказала Бо, но потом
спохватилась. -- О, извините. Пожалуйста, простите меня. Я
знаю, вы тоже огорчены. Просто я не гожусь сейчас для
разговоров.
-- Да, мне очень жаль, -- сказала Люси. -- С первого раза,
как я ее увидела, я восхищалась Иннес, и я думала, что она
добьется большого успеха в Арлингхерсте.
-- Добилась бы, -- пробормотала Бо.
-- А как приняла новость мисс Роуз? Наверно, была
удивлена?
-- Я не стала дожидаться ее, -- отрезала Бо, а потом
сказала: -- Я, пожалуй, пойду вверх по реке. Там есть небольшие
заросли боярышника, который она очень любит; может, она там.
-- Вы обеспокоены? -- спросила Люси, чувствуя, что если Бо
намеревается искать подругу только для собственного успокоения,
то Иннес наверняка предпочла бы сейчас побыть одной.
-- Не думаю, что она решит покончить с собой, если вы это
имеете в виду. Но, конечно, я волнуюсь за нее. Удар вроде этого
был бы болезненным для любого, особенно сейчас, в конце
семестра, когда все устали. Но Иннес -- Иннес всегда всему
придавала очень большое значение. -- Бо помолчала и снова стала
смотреть на воду. -- Когда мы были Младшими и мадам мучила нас
своим сарказмом -- мадам может быть просто ужасной -- мы
выходили из класса с синяками, а у Иннес была по-настоящему
содрана кожа; действительно, до голого мяса. Она никогда не
плакала, как другие, когда им невмоготу. Она просто -- просто
сгорала изнутри. -- Бо замолчала, очевидно, решив, что и так
наговорила достаточно. Она чуть было не проявила нескромность и
пришла к выводу, что не следует обсуждать подругу с почти
посторонним человеком, пусть даже доброжелательно настроенным.
-- У нее нет смазки на перьях, у Иннес, -- заключила она.
Бо сошла с мостика и двинулась по тропинке под ивами.
Перед тем, как скрыться из виду, она остановилась и сказала:
-- Если я нагрубила, пожалуйста, простите меня. Я не
хотела.
Люси продолжала смотреть на гладкую тихую воду, изо всех
сил желая, чтобы можно было достать маленькую красную книжку,
которую она так неосмотрительно кинула в ручей два дня назад, и
думая о девушке, у которой не было "утиной спинки" -- не было
защитного механизма против мирской непогоды. О девушке, которая
не хныкала и не смеялась, которая вместо этого "сгорала
изнутри". Хорошо бы Бо не нашла ее, пока не пройдет самый
тяжелый момент, подумала Люси. Иннес не бросилась к Бо за
