Показом.
-- О, Господи, я могу это понять, -- посочувствовала
Дэйкерс. -- Подумать только, какой идиоткой будешь чувствовать
себя, если повиснешь на буме, как больная обезьяна, и вся элита
на тебя смотрит, и фрекен просто пронзает тебя этими своими
глазами. Господи, смерть покажется тут счастливым избавлением.
Если Донни не на поденщине у Роуз, то где же она? Только ее
нехватает.
-- Бедная Дон, -- вздохнула Томас, -- у нее еще нет места.
-- Томас, получив должность младшей-из-трех в Уэльсе,
чувствовала себя миллионером.
-- Не беспокойся о Дон, -- заметила Хэсселт, -- ирландцы
всегда падают на все четыре лапы.
Мисс Пим искала глазами Иннес, но не видела ее. Бо тоже не
было.
Стюарт, проследив за ее взглядом, поняла заключавшийся в
нем вопрос и сказала:
-- Бо и Иннес просили меня сказать вам, что им очень жаль
-- они сегодня не будут, но они надеются, что вы будете их
гостьей на другой вечеринке, еще до конца семестра.
-- Бо устраивает ее в честь Иннес, -- сказала Хэсселт. --
Чтобы отпраздновать Арлингхерст.
-- Собственно говоря, мы все устраиваем вечер в честь
Иннес, -- сказала Первый Апостол.
-- Что-то вроде общего слета, -- подтвердила Вторая.
-- В конце концов, это честь для всего колледжа, --
заметила Третья.
-- Ведь вы придете, мисс Пим, -- заключила Четвертая не
вопросительным, а утвердительным тоном.
-- Ничто не доставит мне большего удовольствия, -- сказала
Люси и добавила, радуясь возможности сойти с тонкого льда, -- А
что случилось с Бо и Иннес?
-- Неожиданно прикатили родители Бо и увезли их в театр в
Ларборо, -- ответила Стюарт.
-- Вот что значит иметь Роллс, -- сказала Томас без капли
зависти в голосе. -- Носись по всей Англии, как тебе
заблагорассудится. Когда мои родители хотят куда-нибудь
поехать, им надо запрячь старую серую кобылу, знаете, такую
невысокую, коренастую, и трястись двадцать миль до ближайшего
поселка.
-- Они фермеры? -- спросила Люси, представив себе пустую
узкую дорогу в Уэльсе, протянувшуюся по безлюдью.
-- Нет, мой отец священник. Но нам приходится держать
лошадь, чтобы обрабатывать землю, а позволить себе и лошадь, и
машину мы не можем.
-- Да ладно, -- заявила Первый Апостол, устраиваясь
поудобнее на кровати, -- и вообще кому охота теперь ходить в
театр?
-- Самый скучный способ провести вечер, -- сказала Вторая.
-- Сиди, уткнувшись коленями в чью-то спину, -- добавила
третья
-- Не отрывая глаз от бинокля, -- присовокупила четвертая.
-- Почему бинокль? -- спросила Люси, удивленная тем, что
позиция мисс Люкс нашла поддержку среди тех, у кого
пресыщенность не должна была еще разрушить жажду развлечений.
-- А что без него увидишь?
-- Марионеток в ящике.
-- Как на пирсе в Брайтоне.
-- Только на пирсе в Брайтоне можно видеть выражение лиц.
Они сами как будто сошли с пирса в Брайтоне, подумала
Люси. Все по очереди. Как раздвоившиеся близнецы. Когда кто-то
первым произносил какую-то фразу, остальные чувствовали, что
должны подкрепить это замечание дополнительными аргументами.
-- Что касается меня, я ужасно рада, что можно задрать
ноги и ничего не делать для разнообразия, -- заявила Хэсселт.
-- Я стерла ноги новыми балетными туфлями и у меня ужасные
волдыри.
-- Мисс Хэсселт, -- проговорила Стюарт, явно копируя
кого-то. -- Студентка обязана следить за своим телом, чтобы оно
всегда находилось в соответствующем состоянии.
-- Очень может быть, -- ответила Хэсселт, -- но я не
собираюсь стоять целых пять миль в автобусе в субботу вечером,
чтобы куда-то отправиться, меньше всего в театр.
-- А потом, дорогие, это только Шекспир! -- заявила
Дэйкерс. -- "Вот в чем вопрос!" -- шутливо передразнила она,
прижимая руку к груди.
-- Но ведь Эдвард Эйдриан, -- вступила Люси, чувствуя, что
должен же кто-то защитить ее любимый театр.
-- А кто этот Эдвард Эйдриан? -- совершенно искренне
спросила Дэйкерс.
-- Это тот тип, у которого такой утомленный вид и который
похож на линяющего орла, -- ответила Стюарт, слишком занятая
обязанностями хозяйки, чтобы заметить реакцию Люси: вот,
оказывается, в каком убийственном, но весьма живописном образе
представал Эдвард Эйдриан в трезвых глазах молодежи. -- Нас
часто водили смотреть его, когда я училась в школе в Эдинбурге.
-- И вам не нравилось? -- спросила Люси, вспомнив, что
фамилия Стюарт входила в первую тройку в списках, вместе с Бо и
Иннес, и что умственная деятельность для нее, вероятно, не
является столь тяжким испытанием, как для некоторых других.
-- О, это было лучше, чем сидеть в классе, -- согласилась
Стюарт. -- Но это было ужасно -- старомодно. Приятно смотреть,
но скучновато. Нехватает одного стакана.
-- Наверно, моего, -- сказала О'Доннел, входя в комнату и
отдавая хозяйке свой стакан. -- Кажется, я опоздала. Я искала
туфли, которые бы налезли мне на ноги. Мисс Пим, простите меня,
пожалуйста, за эти, -- и она показала на домашние шлепанцы,
которые были у нее на ногах. -- Мои ноги отказались мне
служить.
-- А вы знаете, кто такой Эдвард Эйдриан? -- спросила Люси
у О'Доннелл.
-- Конечно, знаю, -- ответила та. -- С тех пор, как в
двенадцать лет я увидела его в Белфасте, я без ума от него.
-- Кажется, вы единственная здесь, кто знает его и
восхищается им.
-- А, язычники, -- сказала О'Доннелл, бросив презрительный
взгляд на собравшихся, и Люси подумалось, что у О'Доннел
подозрительно блеснули глаза, как будто она плакала. -- Если бы
это не был конец семестра и у меня оставались бы деньги на
билет, я бы сейчас была в Ларборо и сидела у его ног.
И если бы, подумала Люси, сочувствуя девушке, твое
отсутствие на вечеринке не приписали тому, что ты --
единственная, у кого еще нет места. Она ощутила симпатию к
девушке, которая осушила глаза, не забыла извиниться за
домашние шлепанцы и с веселым видом пришла на вечеринку, на
которой ей нечего было праздновать.
-- Ну, -- сказала Стюарт, снимая проволоку с пробки, --
теперь, когда О'Доннелл пришла, мы можем открыть бутылку.
-- Господи, шампанское! -- воскликнула О'Доннелл.
Вино, пенясь, полилось в толстые грубые стаканы, и все в
ожидании повернулись к Люси.
-- За Стюарт в Шотландии, за Томас в Уэльсе, за Дэйкерс в
аббатстве Линг! -- провозгласила Люси.
Все выпили.
-- И за всех друзей от Кейптауна до Манчестера, -- сказала
Стюарт.
Выпили и за это.
-- А теперь, мисс Пим, что вам положить?
И Люси спокойно и с удовольствием стала наслаждаться
жизнью. Роуз не была в числе гостей, и по милости Провидения в
лице богатых родителей с роллс-ройсом она, Люси, была избавлена
от пытки сидеть напротив Иннес, лучившейся от счастья, для
которого не было ни малейшего основания.
XII
Однако к середине дня в воскресенье радостное настроение
улетучилось, и Люси очень жалела, что не сообразила раньше и не
придумала какую-нибудь отговорку вроде приглашения на ленч в
Ларборо, которая позволила бы ей бежать, бежать от
надвигающегося взрыва. Люси терпеть не могла взрывы, как
буквальные, так и метафорические; на людей, надувавших бумажные
пакеты, которые потом с шумом лопались от хлопка, она смотрела
со смесью отвращения и страха. А бумажный пакет, который должен
был лопнуть после ленча, был особо мерзким; отголоски этого
взрыва могли быть бесконечны и непредсказуемы. В глубине души у
Люси теплилась надежда, что Генриетта передумает, что немое
свидетельство списков с результатами экзаменов, вывешенных на
доске объявлений, может оказаться более красноречивым, чем ее,
Люси, жалкие слова. Но этот крошечный зародыш надежды не
привносил ободрения. Люси слишком ясно понимала: даже
пошатнувшаяся вера Генриетты в Роуз отнюдь не означает того,
что в ней растет убежденность в достоинствах Иннес как
кандидатки в Арлингхерст. Может быть, Генриетта напишет
директрисе Арлингхерста, что среди оканчивающих нет студентки,
достойной занять столь высокий пост -- это было самое большое,
на что стоило надеяться -- но это никак не спасет Иннес от
горя, которое обрушится на нее. Нет, ей, Люси, решительно
следует убежать из Лейса на время воскресного ленча и
вернуться, когда все события уже будут позади. Ведь можно
предположить, что в Ларборо живут люди, которых тебе пришла
мысль посетить. Ведь помимо обитателей богатых вилл за чертой
города с их гладкими посыпанными песком дорожками и
псевдо-роскошью, с одной стороны, и городской чернью с другой
должен существовать слой людей, таких, как она сама. Врачи,
например. Она может придумать друга-врача -- правда, все врачи
занесены в книгу. Подумай она об этом вовремя, она могла бы
пригласить себя на ленч с доктором Найт; в конце концов, Найт
обязана ей кое-чем. Или она могла бы взять с собой сэндвичи,
просто уйти на природу и не возвращаться, пока не придет время
ложиться спать.
Вместо этого она сидела у окна в гостиной, ожидая, пока
преподаватели соберутся вместе, чтобы идти в столовую; глядя на
студенток, возвращающихся из церкви, Люси думала, а может
набраться храбрости и решимости, найти мисс Джолифф и все-таки
попросить у нее сэндвичей. Или просто выйти из колледжа, не
сказав никому ни слова -- в конце концов, никто еще не умирал с
голоду в английской провинции, даже в воскресенье. Как говорила
Детерро, всюду есть деревни.
Детерро первой вернулась из церкви, неторопливая в
движениях, элегантная, как всегда. Люси высунулась из окна и
сказала:
-- Поздравляю вас с хорошим знанием ключиц.
Накануне вечером, отправляясь спать, она взглянула на
доску.
-- Да, я сама себе удивилась, -- ответила Нат Тарт. --
Бабушка будет довольна. "Первая степень" звучит так славно,
правда? Я похвасталась этим перед своим кузеном, но он сказал,
что так делать неприлично. В Англии принято ждать, пока тебя
спросят о твоих успехах.
-- Да, -- грустно сказала Люси. -- И хуже всего то, что
очень мало кто спрашивает. Число тех, кто ставит свечу в
подсвечник и светит во всем доме, в Великобритании трагично
мало (Мтф.V,15).
-- Не в Великобритании, -- поправила Нат Тарт. -- Он
говорит -- мой кузен -- что севернее реки Твид хвастать можно.
Знаете, это река на границе Англии и Шотландии. Рик говорит,
что в Данбаре вы можете хвастаться, а в Бервике -- нет.
-- Мне бы хотелось познакомиться с Риком, -- сказала Люси.
-- Кстати, он думает, что вы -- чудо.
-- Я?
-- Я рассказывала ему о вас. Мы в антракте говорили только
о вас.
-- О, вы ходили в театр?
-- Ходил он. А меня повели.
-- Значит, вам не понравилось? -- спросила Люси, аплодируя
в душе молодому человеку, который заставил Нат Тарт делать
что-то, чего ей делать не хотелось.
-- О, это было, как говорится, "не слишком плохо". Когда
есть немного высокопарности -- это даже приятно -- для
разнообразия. А балет мог бы быть лучше. Он танцор manque
[Manque -- неудачный, плохой (франц.)], этот тип.
-- Эдвард Эйдриан?
-- Да. -- Мысли Нат Тарт, похоже, отклонились в сторону.
-- Англичане носят шляпы только одного фасона, -- произнесла
она задумчиво. -- С поднятыми сзади и опущенными спереди
полями.
С этими словами она направилась в обход дома, оставив Люси
размышлять, относилось это неожиданное замечание ко вчерашней
публике или было вызвано появлением на подъездной аллее