входить в другую партию. Мы можем войти в профессиональный союз или,
пожалуй, в политический клуб.
Не будем сейчас заниматься критикой всего этого рассуждения в целом.
Достаточно сказать, что практический вывод, который из него делался, -
превратить организации интеллигенции в чисто-профессиональные союзы - был
совершенно утопическим и притом утопически-реакционным. Стоит только
задуматься над вопросом о действительной общественной природе новых союзов,
чтобы понять, что под чисто-внешней и более или менее случайной формой
профессионального объединения инженеров, врачей, адвокатов, учителей и пр.
мы имеем политическое объединение лиц одного и того же социального слоя:
интеллигентской демократии. Это объединение вызвано к жизни потребностью
революционной эпохи, суть которой в том и состоит, что она сводит все
частные, групповые и корпоративные нужды к одной общей для всех групп и
корпораций нужде - к коренной политической реформе. Можно сказать - хотя
это будет звучать парадоксом, - что врачи, адвокаты, инженеры и пр. именно
в тот момент вышли из сферы своих профессиональных интересов, когда вошли в
свой профессиональный союз. 21 ноября петербургские присяжные поверенные, в
числе 400 человек, совершили пешком переход от здания окружного суда к
зданию городской думы и подписались там под резолюцией ноябрьского земского
съезда. Это адвокатское паломничество с Литейного проспекта на Невский
имело символический характер: корпорация дипломированной интеллигенции
уходила (или изгонялась) из четырех стен своей профессиональной
замкнутости, чтобы в стенах думы принести присягу политическому знамени
земцев, этих, на либеральный взгляд, обобщенных граждан, граждан par
excellence (по преимуществу).
Словом, если полицейский анализ под фирмой профессиональных союзов
интеллигенции открывает признаки, отвечающие содержанию 129 ст.*136, то
политический анализ открывает под оболочкой этих организаций
буржуазно-демократическую партию. В виде Союза Союзов она выдвинула свой
зачаточный центральный орган.
Правда, мы не видим у этой партии цельной политической программы. Если не
считать, пожалуй, пироговского съезда, положившего начало медицинскому
союзу и более или менее обстоятельно и точно формулировавшего свои
требования, так называемые "платформы" профессиональных союзов отличаются
крайней неопределенностью и эпизодичностью. Они возникают частями под
влиянием того или другого события, затем забываются и снова всплывают. Но
было бы чистым формализмом видеть в этом обстоятельстве опровержение того,
что союзы являются организованными частями слагающейся политической партии.
Это пока еще своего рода политическое товарищество на вере. Доверяя
качествам своего социального состава и дисциплинирующему (реакция сказала
бы: разнуздывающему) характеру политического периода, союзы не затягивают
над собою слишком тесной программной петли. Здесь играет роль их
собственная политическая незрелость, с которой временно мирится первый
фазис революции, - но здесь имеется и ясный политический расчет. Боязнь
точных формулировок, вообще свойственная буржуазной демократии в силу ее
промежуточного положения, заставляющего ее по возможности обходить
классовые противоречия, эта боязнь усугублялась тем, что налево от союзов
стоит социал-демократия, которая не только приветствовала возникновение
союзов, как прогрессивный общественный факт, но и немедленно же вступила с
ними в борьбу за влияние на левую интеллигенцию, не говоря уже о массах.
По ясности своих требований, по разработанности своей программы
социал-демократия не имеет соперников. В борьбе с ней на этой почве союзы
оказались бы совершенно беззащитными. И политический инстинкт научил их
эксплоатировать молодость революции и превращать самую недоговоренность
своей программы в свое политическое преимущество. Элементарная потребность
в сплочении, вызвавшая союзы к жизни, была так сильна, что во имя ее союзы
принципиально отказались от программной определенности, способной внести
раскол. Таким образом, они рассчитывали охватить своими профессиональными
рамками возможно большее количество интеллигенции, притом не только
политически первобытной, но и затронутой влиянием социал-демократии и, не
стесняя ничьей "совести" формальными обязательствами, претворить эту среду
посредством политической практики, совместных политических переживаний и
выступлений в организованные и дисциплинированные кадры буржуазной
демократии.
Таким образом, Союз Союзов представляет собою конгломерат различных
направлений, течений или, вернее, настроений в рядах интеллигенции. Общим
решениям не придается в сущности обязательной силы, дисциплина отсутствует,
программа очерчена такой неопределенной волнистой линией, которая никого не
может стеснить. В союзах демократическая интеллигенция разных направлений,
не отказываясь от своих взглядов "по существу", объединилась на тех
программных тезисах, которые объединяют всех. Такова формальная постановка
дела. Но по существу?
По существу Союз Союзов, как он сложился и как он "действует", представляет
собою организационный аппарат для приведения разношерстной оппозиционной
интеллигенции в политическое подданство земскому либерализму. Только это -
и ничего более.
Конечно, в союзы входят не только освобожденцы, но и их радикальные
противники с кличками так называемых "крайних партий" и вовсе без кличек.
Конечно, союзы не требуют от неофитов, чтоб они дунули и плюнули на беса
классовой пролетарской борьбы, а тем более на мелкого бесенка политического
радикализма. Но этого и не нужно. Политическое объединение разных течений
на том, что является общим для всех, означает их объединение на почве
программы самого отсталого и самого косного из объединяющихся течений.
Организационное сотрудничество разных политических групп означает для них
равнение по правому флангу. Всякий программный и тактический шаг вперед от
правофлангового окажется недопустимым, так как нарушит строй. На правом
фланге Союза Союзов стоят либеральные земцы и вообще носители
освобожденского "демократизма". Вот почему Союз Союзов не предпринял ни
одного действия и не провел ни одного решения, которые хоть сколько-нибудь
выступали бы над освобожденским горизонтом и ставили бы демократию "союзов"
в положение самостоятельной политической силы по отношению к либеральной
земщине. В "союзах", правда, царит либеральный режим: левое крыло будирует,
шумит, фрондирует, разносит земцев, аплодирует марксистской критике и, при
всяком удобном случае, показывает язык освобожденцам. Освобожденцы все это
спокойно проглатывают, как люди, достаточно закаленные в испытаниях своей
маклерской миссии. Они утешают себя тем, что это будирование по адресу
земцев и их самих, освобожденских посредников, есть единственная дань,
которую левое крыло их армии несет на алтарь своей демократической
непримиримости. Они утешают себя тем, что политическое руководство всецело
остается в их руках. И они совершенно правы.
Ведомые освобожденцами и ими искусно дисциплинируемые, - в боевой политике
освобожденцы ничтожны, но в закулисном политиканстве они большие мастера
своего дела! - интеллигентские "союзы" не поставили даже на очередь такого
элементарного и вместе кардинального демократического вопроса, как вопрос
об одной или двух палатах, чтобы вынести по этому вопросу одно общее и
обязательное решение, поднять агитацию против земского проекта двух палат,
заставить своим давлением и натиском лжедемократическую прессу стать ошую
или одесную. Ведомые освобожденцами, они обходили вопрос о милиции, вместо
того, чтобы выдвинуть его на первый план и ультимативно предъявить земцам
как основу соглашения. "Союз Союзов", как он есть, это земская узда,
закинутая освобожденцами на демократическую интеллигенцию.
Впрочем, не только на интеллигенцию. На левом фланге стоят союз
крестьянский и союз железнодорожных служащих. Программы некоторых союзов
требуют прямой и активной поддержки движения трудящихся масс. Здесь, в лице
крестьянского и железнодорожного союза, эти "трудящиеся массы" входят
непосредственно в Союз Союзов, и к земскому хору интеллигенции присоединяют
голос представителей "народа". Картина усложняется и обогащается (еще бы!),
- и снова к вящему возвеличению цензовой земщины. Радикальные интеллигенты
разных родов оружия тянут за собой группы крестьян и рабочих,
освобожденские демократы ведут на узде радикальную и радикальничающую
интеллигенцию, а земцы потому только не тянут за собой освобожденцев, что
те и без того изо всех сил тянутся за ними. И для того, чтоб этого
достигнуть, присяжным земским политикам не понадобилось ударить хотя бы
пальцем о палец. Они знали, что в "союзах" имеются их адвокаты не за страх,
а за совесть. И они позволяли себе открыто третировать союзы с величайшим
пренебрежением. Если они, в лице земского союза, и принимали участие на
делегатском съезде Союза Союзов 8 - 9 мая, то на заседания 24 - 26 мая они
уже не сочли нужным являться. У них в это время, как известно, было более
серьезное дело: они объединялись с шиповцами, чтобы снова учинить акт
холопства. Осведомлялись ли они, каково мнение объединенной с ними
демократии насчет замышляемого ими предприятия? К чему! - они знали, что им
все будет прощено, все будет снова забыто.
Земскому союзу нет даже нужды персонально входить в Союз Союзов. Там
присутствует земский призрак. Он стоит пред политическим оком освобожденцев
с поднятым перстом и зорко следит за всякими движениями влево. Он стоит и
надзирает и внушительно говорит: "Радикальной фразеологии, смелых выкриков,
даже дерзостей по моему адресу - сколько угодно! Но радикальных поступков -
никаких!" И этот завет блюдется свято. "Принципиально", т.-е. на лоскутах
бумаги, союзы принимают и освящают все радикальные лозунги, вплоть до
"обобществления орудий производства", и если они не забегают дальше, то
только потому, что дальше нет пути. Таким образом, в архивных папках союзов
заключены все главные требования трудящихся масс. Но в политической
действительности союзы задерживают среди лучшей части интеллигенции и тех
слоев народа, с которыми они связаны, выработку боевой тактики, отвечающей
действительным интересам трудящихся масс. Это кажется противоречивым?
Конечно, - но ровно постольку, поскольку внутренно противоречив союз
демократии с земщиной.
Превосходную иллюстрацию противоречия между словесно принимаемой программой
и действительно проводимой тактикой дал г. Пергамент, председатель
одесского совета присяжных поверенных, в своей беседе с сотрудником
"Новостей" в начале апреля. "Первым и главным тезисом программы, - говорил
лидер одесской адвокатуры, - должна быть работа, направленная к введению в
России конституционно-демократического строя с широкими
социально-экономическими реформами с целью освобождения всех (курсив
подлинника) элементов трудящихся классов от экономической эксплоатации".
Какой же путь ведет к этой несколько туманной, но крайне заманчивой цели?
"Предполагаемая организация всех профессиональных союзов и выделяемого ими
общего органа, Союза Союзов, - пояснил г. Пергамент*137, - есть не
революционное, а наоборот, антиреволюционное (!) движение, вызванное
глубоким сознанием, что переживаемый момент требует напряжения всех
общественных сил для осуществления всенародных стремлений" ("Новости", 4
апр.). Мы уже знаем, что стоит за этим "глубоким сознанием": жуть
демократии. Жирондистская жуть перед тем, что, "она" придет и потребует
страшного напряжения, героических усилий и неисчислимых жертв. Но горе было
бы массам, еслиб во главе их стояли люди, одержимые этим страхом и
заменяющие решимость и отвагу выжиданием и надеждой. Ибо она все равно
пришла бы, но застала бы стихийную смуту в народных рядах, колебание и
готовность к измене в вождях. Она все равно пришла бы, но число жертв ее
было бы двойное и тройное...
У одного немецкого пастора я прочитал такую восточную легенду-притчу. К
султану явилась чума и сказала: "Теперь пройду через твою страну, ибо нужно
