предстоящей задачей, для решения вопроса о способах созыва Учредительного
Собрания должны быть немедленно созваны комиссии из свободно избранных
представителей всех организованных общественных сил страны без всякого
участия бюрократического элемента".
Организованные силы страны должны взять дело созыва народных представителей
в свои руки; выборы должны быть произведены самолично. Необходимая
обстановка для выборов будет создана путем захватного публичного права,
именуемого на нашем политическом жаргоне "явочным порядком". На страже всех
завоеваний захватного права станут организованные общественные силы.
Приобретает некоторую, правда, очень неширокую и неглубокую популярность
идея городской и земской милиции. 8 марта в заседании московской городской
думы были доложены заявления соединенного собрания всех групп помощников
присяжных поверенных и педагогического общества, требовавшие, чтобы
городское самоуправление взяло на себя учреждение гражданской милиции из
всех без изъятия классов московского населения, так как лишь милиция может
явиться действительным средством охраны физической неприкосновенности и
душевного спокойствия граждан. Вот к каким выводам начинает все больше
толкаться демократическая мысль.
Но если политическая агитация еще могла быть рассеянной и вестись
партизанскими средствами, то политическая тактика, даже самая примитивная,
уже требует организации. Нужно организоваться, организоваться во что бы то
ни стало! - одной мобилизации общественного мнения посредством прессы,
резолюций и банкетов недостаточно, чтобы достигнуть цели. Нужна
материальная организация боевых сил.
Пироговский съезд врачей, открывшийся в Москве так называемым "явочным"
порядком, решительно заявил о необходимости врачам сорганизоваться для
энергичной борьбы рука об руку с трудящимися массами против
бюрократического строя - для полного его устранения - и за созыв
Учредительного Собрания, которое должно быть созвано при условии передачи
полиции в руки общественных учреждений и предварительного проведения в
жизнь начал неприкосновенности личности и необходимых свобод. Достаточно
только сопоставить эту часть резолюции с постановлением петербургского
врачебного общества от 8 января о необходимом "изменении правового порядка,
предложенного большинством съезда земских деятелей 6-9 ноября", чтобы
увидеть, какой путь прошла политическая мысль с 9 января до 20 марта, т.-е.
в течение двух с половиною месяцев!
Состоявшийся в марте же съезд агрономов и статистиков, исходя из того, что
все русское общество в настоящее время не может возлагать никаких надежд на
работающие ныне различные правительственные комиссии, пришел к заключению о
необходимости в целях проведения в жизнь выработанной им программы, т.-е. в
целях активного участия в происходящем народном движении, организовать союз
агрономов, статистиков и других деятелей по экономической помощи населению.
Мы, таким образом, подошли к моменту создания многочисленных
"профессиональных" союзов интеллигенции.
IV. Союзы
"Союзное" объединение интеллигенции разных профессий диктовалось
элементарной потребностью оппозиции в сплочении. Это так ясно, что об этом
не стоит распространяться. Формы этого союзного движения складывались
всецело под влиянием общего политического развития страны, появления новых
сил на новой арене.
Идея объединения в профессиональные союзы зарождается независимо у двух
групп: профессорской и инженерской; крайне поучительно, что именно у этих
групп, из которых одна находится в непрестанном общении с самой активной
частью интеллигенции, студенчеством, а другая - с самым боевым классом
общества, пролетариатом.
Мы знаем, что профессора - это самая косная, безличная, на все готовая
корпорация русской интеллигенции. Не было той холопской миссии, от которой
отказалась бы профессура. За чин и плату они играли роль педелей казенной
науки. Не было той полицейской репрессии, аппаратом которой не были бы
профессора. Но непримиримая тактика студенчества, боровшегося за
академические вольности и политическую свободу, сводила к нулю итоги
правительственной и профессорской полицейщины. Антагонизм между
профессорами и студенчеством, не внимавшим сытой либеральной мудрости своих
"наставников", обострился до крайней степени, прежде чем профессора поняли,
что так дальше нельзя: нужно либо закрыть университеты навсегда, либо
добиться для них необходимых условий существования. Таким образом,
профессора не просто додумались до преимуществ конституционного строя перед
самодержавно-полицейским и не просто заразились общим настроением, но были
выброшены, буквально вышвырнуты, боевой непримиримостью студенчества на
путь оппозиции.
Это не единственное явление такого рода, мы знаем другое, гораздо более
крупное. Представители торгово-промышленного капитала были обращены к
оппозиционной "платформе", ничем иным, как грандиозным развитием стачек.
Можно почти считать политической "теоремой", что, если мы имеем две
непосредственно связанные группы или два класса буржуазного общества, из
которых один играет подчиненную, а другой в той или иной степени
командующую роль, то командующий класс не привлекается на путь оппозиции
каким-нибудь мирным договором с классом зависимым, но вынуждается этим
последним к оппозиции путем самой непримиримой боевой тактики. Иными
словами: не соглашения и союз создают увеличение оппозиционных сил, но
принципиальная политическая дифференциация. Отсюда урок для демократии: при
занятии каждой новой позиции нужно больше заботиться об ее укреплении и
использовании всеми боевыми средствами, чем о сохранении союзника,
дотащившегося до этой позиции.
Когда студенты посредством крайне выразительных демонстраций ad oculum (с
очевидностью) доказали все еще колебавшимся профессорам, что наука должна
быть свободной, а свободная наука возможна лишь в свободном государстве,
среди профессоров приобрела популярность мысль о съезде и союзе. Перейдя на
почву политической оппозиции, профессора первым делом ухватились за грозное
оружие буржуазного либерализма: за оппозиционные обеды. Опыт мировой
истории давно уже засвидетельствовал чрезвычайно разрушительное влияние
этого средства на старый порядок. Обед приурочивался к Татьянину дню (12
января, 150-летие московского университета*119), а к обеду приурочивалось
принятие упоминавшейся выше записки о "нуждах просвещения". "К 4 января, -
повествует "Русь", - записка была выработана, и все распоряжения по обеду
были сделаны", причем, по отзыву той же газеты, в редактировании записки и
устройстве обеда принимали деятельное участие наиболее выдающиеся силы
оппозиционной науки. Так шли дела на либеральной кухне русской профессуры,
как вдруг за три дня до предположенного обеда разразилась гроза 9 января.
Кровавый день унес с собой, между многими сотнями рабочих, несколько
человек студентов, которым так и не довелось дожить до того часа, когда
воспитанные ими профессора приступят, наконец, к затрапезной борьбе с
абсолютизмом. Обед, впрочем, не состоялся. "Первым движением кружка, -
излагает почтительная "Русь", - было расстроить обед и обратить деньги,
собранные за билеты на обед, на помощь семьям рабочих, убитых или раненых 9
января". Само собою разумеется, это было достойно всякой похвалы. "На
собраниях 10 и 12 января кружок занимался ликвидацией дел обеда", было
избрано бюро, которое выработало основные положения организации союза
профессоров. Эти положения были приняты съездом профессоров и
преподавателей высших учебных заведений 25-28 марта, и союз был создан.
Мартовский съезд происходил уже после закрытия всех высших учебных
заведений волею студенчества в виде протеста против январских
правительственных злодеяний. Таким образом, давление так называемых общих
государственных условий на академическую жизнь равнялось к этому моменту
десяткам атмосфер. Шансы университетской науки стояли гораздо хуже, чем
шансы революции. Тем не менее постановления мартовского съезда профессоров
отличаются немощным характером. Гг. профессора заявляют, что не могут не
взирать с глубокой тревогой на тяжелые условия, переживаемые нашей страной.
Стоит присмотреться научным оком к "грозным симптомам" - аграрным волнениям
и рабочим забастовкам, чтобы увидеть, что Россия находится на краю
пропасти. Каждая минута промедления увеличивает правительственную и
общественную анархию - "ту смуту, которая грозит неисчислимыми бедствиями
стране". Профессорский съезд требует конституционного режима на основе
всеобщего и равного избирательного права, прямого опущено потому, что
профессора стоят за двустепенное, а тайное опущено для того, чтобы
замаскировать отсутствие прямого: обычный прием для всех сторонников
двустепенного голосования. Резолюция молчит о распространении
избирательного права на женщин. Резолюция, разумеется, упоминает об идее
социальной справедливости и угрожает фактами аграрных волнений и рабочих
забастовок, но не выдвигает ровно никакой программы аграрной реформы и
фабричного законодательства.
Тактические выводы съезда еще более поражают своей нищетой. Если не считать
предложения профессорам заниматься распространением знаний по основным
вопросам конституционного права, то останется одна чисто отрицательная
тактическая директива: профессора отныне отказываются каким бы то ни было
образом поддерживать практику полицейско-бюрократического воздействия на
учащееся юношество.
Мы уже сказали, что союз инженеров сложился около того же времени, что и
союз профессоров. Периодические возмущения пролетариата, вызываемые общим
социально-правовым укладом и приводящие к сложным коллизиям капитала, труда
и власти, все чаще и чаще ставили инженеров, находящихся, по образному
выражению юго-западной группы, между молотом капитала и наковальней труда,
в безвыходное положение и лишали их условий "спокойной и достойной работы".
Таким образом, несомненно, что общественно-профессиональные условия,
страшно отягчившиеся "грубой междоусобной войной труда и капитала",
заставили инженеров понять полное "несоответствие новых экономических
устоев с обветшалыми политическими формами". Борьба за создание условий
спокойной и достойной работы превратилась в борьбу за конституционные
гарантии государственной жизни. Для борьбы за эти гарантии 5 декабря
образовался в Петербурге союз инженеров и техников разных специальностей.
Задачи, которые он себе ставил, меньше всего отличались определенностью: 1)
изучение социальных условий, в каких работает русская промышленность, 2)
изыскание и проведение в жизнь улучшения этих условий (sic!)*. Союз,
повидимому, мечтал вначале легализоваться, так как весь декабрь бюро
занималось разработкой каких-то основ деятельности союза, но нагрянувшие
январские события, как объясняет обстоятельный доклад бюро ("Право", N 11),
не позволили ждать выработки какого-нибудь устава, и союз решил считать
себя фактически существующим. Дальнейшая практика упрочила этот метод, так
как для всех стало ясным, что легализованные общества имеют пред
неосвященными, но фактически существующими лишь ту привилегию, что могут
быть по произволу закрыты администрацией.
/* Возможно, впрочем, что эта сугубая неопределенность, не только
содержания, но и формы, сознательно учинена "страха ради цензорска". Мы
должны оговориться, что все наши цитаты сделаны не по подлинным документам,
но по их нередко подчищенным воспроизведениям в прессе. За всякие поправки
мы были бы крайне обязаны. Эти данные нужны будут будущему историку нашего
замечательного времени./
Январские события временно оживили деятельность союза. Он оказывал
материальную помощь раненым и семьям жертв 9 января, затем взял на себя
инициативу в устройстве столовых для пролетарских детей, голодом которых их
отцы оплачивают свою борьбу за лучшее будущее для новых поколений...
Мы уже знаем об интересной записке союза по поводу действительных причин
