приведу тебя в нашу казарму, ты получишь одежду, оружие, место рядом с
солдатами. Ты воевал и прежде, и такая жизнь не будет слишком тяжела для
тебя. Кроме того, ты не очень-то преуспел в столице, так что тебе нечего
терять, верно?
- Не буду врать: хуже, чем сейчас, мне еще не было, - признался
Апокавкос. Но трудная жизнь в столице уже научила его цинизму и горечи, и
следующий вопрос был продиктован подозрительностью: - А что ты получишь с
этого?
Скаурус усмехнулся.
- Во-первых, хорошего солдата. Не забывай, ведь я наемник. Но это,
конечно, не все. Тебе не повезло, и это не твоя вина. Мне кажется, что,
если я поправлю дело, это будет только справедливо.
Изо всех сил - а их было немало - бывший крестьянин сжал руку Марка.
- Считай меня своим солдатом, - сказал он, и глаза его засияли от
радости. - Все, что я хотел, - так это иметь равный со всеми шанс, но я и
его никогда не имел. До этой минуты. И кто бы мог подумать, что даст мне
его именно чужеземец?
После того как римлянин оплатил счет (безумно дорогой, если
задуматься над качеством поданной еды и питья), он попросил Апокавкоса
вывести его из этого квартала-лабиринта. Они прошли несколько улиц, и
вдруг Апокавкос сказал:
- Теперь твоя очередь показывать дорогу. Эта крысиная нора была
единственным районом города, который я хорошо изучил. У меня не было
денег, чтобы увидеть все остальное.
Расспрашивая прохожих, они дошли до Форума Паламас. Здесь Марка снова
стали осаждать любопытствующие, раздражая его своей назойливостью. От
изумления Апокавкос широко раскрыл рот, когда узнал, что его спутник
сражался с Авшаром на мечах.
- Я пару раз видел этого гадючьего сына в битве, когда он командовал
армией кагана Вулгхаша, разгромившей нас. Он один стоит половины армии, он
скользкий, как угорь, и страшно хитрый. Он разнес наш отряд в клочья.
Барки, площади и здания, составлявшие дворцовый комплекс, поразили
его еще больше.
- Теперь я знаю, чего мне ожидать в будущем, - заметил он. - Оно
выглядит совсем светлым, даже если это смерть. Клянусь лучами Фоса! И я
буду жить прямо возле дворца? Ты можешь себе это представить? Невероятно!
Марк был уверен, что Апокавкос больше разговаривает сам с собой, чем
с ним.
Добравшись до римской казармы, они увидели возле нее Зимискеса и
Виридовикса, занятых игрой, напоминающей шашки. Многие легионеры (в том
числе и галл) очень полюбили эту военную игру видессиан. В отличие от тех
игр, которые они знали в Риме, эта требовала не удачи, а лишь ума и опыта.
- Я рад, что ты пришел, - сказал Марку Виридовикс, смахивая фигуры с
доски. - Теперь я могу сказать нашему другу: "я в конце концов побил бы
тебя", - и никто не сможет назвать меня лжецом.
Но трибун видел, как мало продвинулись фигуры Виридовикса и как много
их осталось у Зимискеса. Видессианин, конечно же, держал партию в своих
руках, и все трое хорошо знали это (нет, четверо - если приподнятые в
удивлении брови Апокавкоса что-нибудь означали). Зимискес хотел что-то
сказать, но Виридовикс перебил его:
- Где ты нашел это пугало? - спросил он, указывая пальцем на
Апокавкоса.
- Длинная история. - Римлянин повернулся к Зимискесу. - Нэйлос, я
рад, что вижу тебя. Я хочу, чтобы ты взял под свою команду этого парня. -
Он назвал его имя и познакомил с остальными. - Корми его сытно, дай ему
одежду, оружие и место в казарме. Он будет нашим первым почетным
римлянином. Он... Что случилось? Ты выглядишь так, словно сейчас
загоришься.
- Скаурус, я сделаю все, что ты говоришь, а детали ты объяснишь мне
позднее. Утром от Императора каждый час приходили посыльные. Думаю, что
это имеет отношение ко вчерашнему.
- Так-так, - буркнул Марк. Это несколько меняло дело. Для города он
был героем дня, но Императору могла не понравиться схватка с послом
соседней державы.
- Интересно, в какую историю я вляпался из-за вчерашнего? Фостис,
отправляйся с Зимискесом. Мне нужно побриться (он все еще отказывался
отпускать бороду), помыться и переодеться.
Следующий гонец от Императора прибыл, когда Марк соскабливал
последние клочки щетины под подбородком. С плохо скрываемым нетерпением он
ждал, пока Марк примет ванну, наденет чистый плащ.
- Давно пора, - проворчал гонец, когда Марк вышел из комнаты, хотя
оба они знали, как быстро трибун привел себя в порядок.
Посланец провел его мимо Палаты Девятнадцати Диванов, мимо Большого
Тронного Зала с громадными дверями, украшенными чеканной бронзой, мимо
двухэтажного здания казарм (возле него прогуливались намдалени, но Хемонда
Марк среди них не увидел) и через сад, где росли вишневые деревья и
розовые лепестки устилали землю. Наконец они вступили в спрятанное в
глубине сада здание - личные покои императорской семьи, как понял Марк. Он
немного успокоился. Если бы Маврикиос хотел наказать его серьезно, он
сделал бы это открыто, и честь Казда была бы таким образом спасена.
Двое ленивых часовых (оба, несомненно, видессиане) сидели на
ступеньках лестницы, ведущей в личные покои повелителя. Они сняли свои
шлемы и наслаждались теплыми лучами солнца: имперцы любили позагорать.
Часовые, видимо, хорошо знали гонца, сопровождавшего Марка, потому что
даже для видимости не спросили его, кто и зачем идет к Императору.
Сразу же за порогом Марка встретил мажордом в кафтане малинового
цвета с золотым орнаментом в виде летящих журавлей. Он вопросительно
взглянул на римлянина.
- Да, именно этот, - сказал посыльный. - Потребовалось немало
времени, чтобы найти его, верно?
И не дожидаясь ответа он ушел, чтобы сообщить Автократору о прибытии
трибуна.
- Прошу следовать за мной, - сказал мажордом. Его голос был скорее
контральто, чем тенор, а щеки - гладкими, словно у женщины. Как и многие
слуги при дворе Видессоса, это был евнух. Марк подумал, что в восточных
царствах его собственного мира евнухов ценили по той же причине, что и
здесь, - они не могли стать владыками царства, потому что у них не могло
быть детей. И тем не менее им не очень доверяли из-за их постоянного
близкого контакта с особами, приближенными к Императору. Разумеется, и у
этого правила могли быть исключения.
Длинный коридор освещался солнечным светом, льющимся через решетки в
потолке, сделанные из алебастра. Когда облака набегали на солнце, мягкие
лучи бледнели. Это напоминало игру солнечных бликов на воде.
Во дворце было много интересного. Множество сокровищ, собранных в
Империи и течение тысячелетий, были выставлены в залах, услаждая взор
императоров - и только императоров. Коридор заполняли мраморные и
бронзовые статуи, великолепные изделия из фарфора и керамики,
безукоризненно раскрашенные тонкой кистью, бюстами и портретами прежних
владык, предметами культа из золота, инкрустированного самоцветами. Был
здесь, например, взвившийся на дыбы конь, сделанный из громадного
изумруда. Многих диковинных вещей Марк не успел увидеть, потому что
гордость не позволяла ему глазеть по сторонам, словно пастуху, попавшему в
большой город на праздник. Даже пол был покрыт причудливой мозаикой на
охотничьи и сельские темы.
В центре этого великолепия ржавый измятый шлем на небольшом
пьедестале показался Скаурусу явно не на месте.
- Почему он здесь? - спросил трибун.
- Это шлем короля Риштаспа из Макурана (сегодня мы называем эту
страну Казд), снятый с его головы Императором Ласкарисом, когда был взят
штурмом Машиз... семьсот... дай подумать... да, семьсот тридцать девять
лет назад. Он был отчаянным воином, этот Ласкарис. Вот его портрет над
шлемом.
Портрет изображал мужчину средних лет с острой бородой и жестким
лицом. На нем была металлическая кольчуга с позолотой, императорская
диадема и пурпурные сапоги, которые мог носить только Автократор. Но
походил он скорее на старшего центуриона, чем на повелителя видессиан.
Левая его рука покоилась на рукояти меча, а правой он держал копье. На
копье реял голубой флаг, а на щите был начертан солнечный знак Фоса.
Мажордом продолжал:
- Ласкарис силой обратил в истинную веру весь Макуран, но так как
впоследствии Видессос не смог удержать его в составе Империи, они снова
ударились в язычество.
Марк внимательно выслушал это, и история ему совсем не понравилась.
Религиозная война была чем-то, о чем он раньше никогда не думал. Если люди
Макурана были так те преданы своей вере, как видессиане - Фосу, то
кровавые схватки между ними могли продолжаться бесконечно.
Евнух провел его в маленькую круглую комнату. Здесь были только
диван, стол, несколько стульев и изображение Фоса на стене. Бумаги на
столе были отодвинуты на край, чтобы освободить место для простого
глиняного кувшина с вином и тарелки с печеньем.
На диване сидели Император Маврикиос Гаврас, его дочь Алипия и
толстый человек, которого Марк видел на обеде в Палате Девятнадцати
Диванов, но не успел узнать, кто он такой.
- Позволь твой меч, - начал мажордом, но Маврикиос перебил его:
- О, ты можешь идти, Мизизиос. Он пришел сюда не для того, чтобы
убить меня, по крайней мере, пока. Ведь он меня почти не знает. И не стой,
как истукан, ожидая, что он упадет предо мной на пол. Это, кажется, против
его религии или еще какая-то глупость в том же роде... Иди, ты свободен.
Слегка шокированный, Мизизиос исчез. Как только он ушел, Император
махнул рукой недоумевающему Скаурусу, приглашая его подойти.
- Когда мы одни, а я в хорошем настроении - можешь забыть о
церемониях. Сегодня же я в духе, - сказал Гаврас.
Да, это был брат Туризина. Огонь был укрощен, но никогда не потухал
окончательно.
- Можешь сказать ему, кто я такой, - произнес пожилой незнакомец. У
него было очень некрасивое лицо, белая с подпалинами борода спускалась до
пояса. Он был похож одновременно и на ученого, и на целителя, но одежда
сразу выдавала в нем жреца: на груди его сиял вышитый золотом и украшенный
драгоценными камнями символ Солнца, обведенный голубым кругом.
- Хорошо, - согласился Император, ничуть не задетый фамильярным тоном
незнакомца. Было видно, что эти двое знали и любили друг друга уже многие
годы. - Чужеземец, этот мешок жира зовется Бальзамоном. Когда я сел на
трон, я узнал, что он - Патриарх Видессоса, и был достаточно глуп, чтобы
оставить его на этом месте.
- Отец!.. - перебила его Алипия, но в голосе ее не было гнева.
Поклонившись, Марк изучающе посмотрел в лицо Патриарха, думая найти в
нем черты той фанатичности, которую он видел в Апсимаре. Но ее не было. Он
заметил только мудрость и присутствие чувства юмора. Несмотря на годы,
карие глаза священника были все еще ясными и куда более твердыми, чем у
большинства более молодых людей.
- Благословляю тебя, мой неверующий друг, - сказал он чистым тенором,
дружески, без намека на превосходство. - Садись, я не опасен, это я могу
тебе обещать.
Совершенно растерявшись, Марк сел в кресло.
- Тогда к делу, - произнес Гаврас и укоризненно ткнул в римлянина
пальцем. - За нападение на посла каганата Казд и нанесение ему большого
оскорбления ты лишаешься недельного жалованья. Свидетелями этого приговора
пусть станут моя дочь Алипия и Патриарх Бальзамон.
Трибун кивнул. Лицо его было неподвижно: он ожидал чего-нибудь в этом
роде. Палец Императора опустился, и на его лице появилась улыбка.
- Ну, а теперь я хочу сказать тебе вот что: молодец! Вчера мой брат
ворвался сюда, разбудил меня и показал мне каждый удар, каждую подробность
