красных флагов.
Шить красные флаги у Арчеладзе не было никакого настроения. В приемной
ожидали Воробьев, Локтионов и помощник по спецпоручениям. Однако полковник
запросил информацию от Нигрея.
- Ничего не поступало,- ответил начальник оперативной группы.- Есть
другая: по вашему ночному заданию. Все лица, названные Юрием Алексеевичем
Молодцовым, значатся в списках работников третьего спецотдела Министерства
финансов. Установлен адрес Сергея Васильевича Жабина. Владимир Петров в мае
девяностого выехал с семьей в Израиль, проживает в городе Бен-Гурион.
- Появится Нигрей- ко мне,- распорядился Арчеладзе.- Информацию приму
сам.
Он вдруг пожалел, что отдал Нигрею свою "мочалку". Пока она в его
кармане, будешь сидеть как на иголках... А тут еще ночная встреча добавила
работы! Придется сегодня же вылетать в Ужгород, самому посмотреть
контрольно-измерительную станцию, потом встретиться с этим Жабэном и,
пожалуй, можно иди к "папе" с докладом. Разговоры с токарем и лаборанткой,
что амальгамировала золото,- это уже конкретная разработка "жилы"...
"Папа" нравился полковнику, хотя по закону подлости он тоже когда-то был
крупным партийным работником, однако его было за что уважать. После
девяносто первого года "папа" занимал высокий государственный пост и только
недавно ушел в тень, после чего с ним легче стало решать вопросы. Внешне он
не походил на номенклатурщика, к образу которого все давно привыкли - седая,
гладко зачесанная шевелюра, сытое лицо с пустым "партийным" взглядом. Этот
скорее напоминал монаха, наряженного в гражданский костюм,- аскет с тихим,
очень высоким, женским голосом и проницательными, круглыми глазами.
Арчеладзе подозревал, что "папа", будучи партработником, занимался еще
чем-то и был наверняка связан с конспиративной деятельностью. Может,
сотрудничал с ГРУ, может, еще где,- у "папы" неловко спрашивать, скольких он
женщин любил в своей жизни. Родителей не выбирают... За свою работу
Арчеладзе отчитывался только перед "папой", минуя Комиссара, и это,
разумеется, раздражало последнего. О золотом партийном значке НСДАП и о
своих предположениях, связанных с ним, он все еще не докладывал, ожидая
шифровки от сотрудников зарубежного отделения. Когда в картах идет масть,
никогда не нужно спешить.
Ночная встреча с голодающим Молодцовым сильно поколебала его версию
относительно золотого запаса. Он не испытывал удовлетворения, что дело
наконец сдвинулось с мертвой точки, напротив - нечто вроде разочарования
пришло к нему утром, когда он, только проснувшись, сделал переоценку
вчерашней информации. Если золото таким оригинальным способом перекачали по
нефтепроводу, минуя все границы, таможни и прочие службы, то отыскать его за
рубежом практически невозможно. На своей-то территории исполнитель этой
акции выявился чудом, а точнее, голодом; на той стороне нет ни голодных, ни
идейных.
Изобретателю нового слова в контрабандистской деятельности можно при
жизни поставить памятник. И им наверняка окажется какой-нибудь лейтенант или
капитан КГБ, давно убитый где-нибудь в Афганистане или Азербайджане...
Если сейчас доказать, что золото перекачали, отдел разгонят. И куда
приставят потом, в какой аппарат всунут - неизвестно. А "золото Бормана",
между прочим, дело заманчивое и перспективное. Только бы наработок сделать
побольше, чтобы убедить "папу". Кто же подменил значок и когда?..
Он вызвал секретаря:
- Срочный спецрейс в Ужгород, на двенадцать часов. Предупреди
технического эксперта, пусть прихватит микролабораторию. А сейчас давай сюда
Воробьева... Ищи по радио Нигрея!
- Хорошо, Эдуард Никанорович.- Секретарь положил листок на стол
начальника.- Рапорт Локтионова.
- Что у него?
- Просит освободить от должности.
- Ладно, иди!
Воробьев пришел сразу с выпученными глазами, борода торчком.
- Ну что, кошкодав?
- Каюсь, Никанорыч!
- Каяться будешь в свободное время. Докладывай! Воробьев положил на стол
магнитофонную кассету возле себя, накрыл ладонью.
- Значит, так. Зямщица-младшего привезли домой в двадцать два часа
тридцать две минуты. С ним вместе приехал отец и еще человек по имени Эрнст
Людвигович. Фамилию установить не удалось.
- Его фамилия- Масайтис,- сказал полковник.- Продолжай!
- Масайтис?.. Так вот, он почти сразу начал делать сеанс гипноза. Мы его
записали.- Воробьев постучал кассетой.- Успокаивал, расслаблял, потом
усыпил. В течение сорока минут Зямщиц-старший и этот Масайтис находились в
кухне, похоже, пили чай и разговаривали. Запись плохая: то ли самовар шумел,
то ли чайник - какой-то фон идет.
- Может, кот мурлыкал? - съязвил Арчеладзе.
- Никанорыч!.. А дальше сам послушай,- он подал кассету.- Перематывать не
нужно.
Полковник вставил кассету в магнитофон. И сразу услышал вкрадчивый голос
с прибалтийским акцентом. "Тебе хорошо... Сознание чистое, память светлая...
Ты отдохнешь и все вспомнишь... Мы с тобой поедем в горы... Ты помнишь горы?
Там лес, птицы поют, речки шумят. Мы пойдем с тобой по горам, по тем местам,
где ты ходил один. Потом мы спустимся в пещеру... Ты же бывал в пещере?.."
И только сейчас, спустя сутки, Арчеладзе вспомнил парапсихолога с
сумасшедшими глазами и ощутил озноб на затылке: все, что предсказывал этот
шарлатан,- сбылось! Другой же шарлатан тем временем почти пел: "В пещерах
растут сталактиты и сталагмиты. Они как сосульки, такие звонкие, если
ударить молоточком... Ты обязательно вспомнишь, где шел, потому что у тебя
светлая и чистая память...
Мы никого не встретим, потому что в горах никого нет. И в пещерах никого
нет... Мы возьмем самые яркие фонари и разгоним тьму. А когда светло, нечего
бояться... Ты же ничего не боишься!.."
Подобных ласковых увещеваний было минут на двадцать. Дослушав запись,
полковник вынул кассету и положил себе в стол. Воробьев ждал реакции
начальника, но не дождался.
- Слушай, Володь,- панибратски сказал Арчеладзе.- Ты веришь этим
парапсихологам, экстрасенсам?
- Не, я не верю,- без сомнения отмахнулся Воробьев.- Но гипноз,
воздействие на подсознание - это да.
- А я, кажется, начинаю верить,- признался полковник.- Ладно, иди
работай.
- У меня еще не все!
- Ну, говори.
- Машинистка стучит.
- Ей положено стучать.
- Никанорыч, она шефу стучит! Полковник встряхнул головой, вскочил,
прошелся взад-вперед.
- Это точно?
- Есть видеозапись,- набирал очки Воробьев.- Сделала третий экземпляр
какой-то сводки аналитической группы. И вложила себе... в трусики. А трусики
у нее!.. А лобок!..
- Ты мне кончай про лобок! - рявкнул Арчеладзе.- Что дальше?
- А дальше она пошла в женский туалет на пятом этаже. Я сразу понял - там
почтовый ящик. Мой человек сразу после нее заперся и обшарил. И нашел под
рукосушителем. Прочитать, что за документ, не успел- время ограничено. Через
восемь минут явилась барышня из левого крыла. На пятом-то как раз переход...
Справила нужду и прихватила почту.
- Что за барышня? Ты когда научишься докладывать?
- Раньше была в контрразведке, сейчас не знаю куда ее сунули,- обиделся
Воробьев.- Не кричи на меня, Никанорыч...
- Хорошо, прости...
- Куда полетела наша бумажка, установить трудно. Да известно куда!
- Машинистку не трогай,- велел полковник.- Подготовь дезинформацию:
какой-нибудь документ, но не сильно горячий. Придумай! Принесешь -
согласуем...
Воробьев помолчал, потрепал бороду.
- Никанорыч, поехали по грибы? Белых нет, но опят - море. Что-то ты злой
стал, сердитый, развеяться бы тебе.
- Эх, брат, тут вокруг такие белые вылазят,- многозначительно сказал
Арчеладзе.- Очень круто все заворачивается... Мне вчера гранату в машину
закинули, с Колхозной площади поворачивал...
- Да ты что?!
- Учебная, с боевым запалом... Когда замедлитель горел, вдруг так хорошо
стало. Вишневый "Москвич",- полковник усмехнулся.- Кто там Есенина
преследовал? Черный человек? А меня вот- "вишневый"...
- Слушай, надо же срочно собирать совещание! Никто же не знает!
- Ничего не собирать! Не знают, и хорошо. Я сам тут разберусь. Очень меня
заело. Этот "вишневый" оскорбляет меня лично! А во мне все-таки есть капля
крови горца.
- Ну гляди, Никанорыч,- проговорил Воробьев.- Мне эти игры не нравятся...
Не езди хоть без охраны.
- Спасибо тебе, иди работай,- пробурчал Арчеладзе.- Пригласи Локтионова.
Он уткнулся в рапорт. Старший группы прямо писал о себе, что он
профессионально непригоден к оперативной работе. Кто действительно был
непригоден, тот рапортов обычно не писал. Хотя бы тот же Редутинский,
которого вчера хотелось убить.
Все предсказал проклятый парапсихолог!
Полковник включил селектор.
- Вчера у меня был... парапсихолог,- сказал он секретарю.- Помнишь? Глаза
бешеные?
- Так точно!
- Он сегодня не звонил?
- Звонил, да я ему дал отбой, как вы распорядились,- выжидающим топом
отозвался секретарь.
- Еще позвонит - пригласи ко мне.
- Есть.
Локтионов встал по стойке "смирно" у порога. Арчеладзе подал ему рапорт:
- Возьми и брось в корзину.
- Он от меня ушел,- с внутренней злостью сказал Локтионов.
- Кто - он?
- Объект. Вишневый "Москвич".
- А ты сразу рапорт? - возмутился полковник.- Посмотрите, какие мы
самолюбивые!.. Ничего, он и от меня вчера ушел. Ты его пометил?
- Я лично поставил в задний бампер радиомаяк,- признался старший группы.-
Через три минуты он перестал сначала работать. Потом заработал... Но
оказался на заднем бампере "Жигулей" девятой модели. Я мотался за этими
"Жигулями"...
- Ты в следующий раз привяжи этот "Москвич" тросиком к своей машине,-
посоветовал полковник.- Никуда не уйдет. Или веревочкой. Иди и трудись. Все!
Он ушел в комнату отдыха, налил стакан вина и выпил до обеда, чего
никогда не позволял себе. Ему казалось иногда, что он, как черный таракан,
видит исходящую из тела радиацию. Она представлялась тонкой, бестелесной
пылью, которая остается на стенках гильзы после выстрела. Эта пыль,
прикипевшая в тканях, конечно же, не размывалась красным вином...
Стронций медленно делал свое дело. Неужели и его после смерти похоронят в
свинцовом гробу?
Неожиданно заверещал телефон в кабинете. Арчеладзе давно привык к их
голосам - каждый звучал по-своему, но этот будто бы был незнакомым и
каким-то мерзким. Он выглянул из комнаты отдыха и сразу понял: звонил
красный прямой телефон шефа.
Тот самый, что мертвым простоял все два года.
Полковник не спеша налил еще полстакана, выпил и только тогда поднял
трубку.
- Господин полковник, прошу вас зайти ко мне,- мягко предложил Комиссар.
Он всех называл господами и делал ударение на этом слове. Это был его
стиль. Арчеладзе же принципиально говорил ему "товарищ генерал", тем самым
подчеркивая его комиссарство. А тот ничего не мог поделать, ибо по уставу
все еще были товарищами.
Шеф предложил ему сесть, попутно оценивая психологическое состояние
подчиненного.
- Прошу вас, Эдуард Никанорович, приоткройте заве-су таинственности
вокруг вашего дела,- Комиссар миролюбиво улыбался.- Меня интересует лишь
ваша работа в среде оппозиционных сил.
- Меня эта работа как раз мало интересует,- холодно ответил полковник.- Я
не занимаюсь политикой.
- Но ваша агентура работает в этой среде.
- Да и нет. Потому что мне нужна лишь некоторая информация, связанная с
основной деятельностью отдела. А вообще это бесперспективное дело. За два
года ничего ценного не получил.
