Даже фигурки, которая вышла из тени и прошла мимо, ступая мягко, но не
таясь. Тьма снова поглотила ее, а разум стражника, освободившись, не
сохранил ни малейшего воспоминания о чьем-либо воздействии.
В конце потайного подземного хода, начинавшегося от секретной калитки,
появился свет звезд и свежий воздух. Но тут дорогу Элиан преградила чья-то
тень.
И это в двух шагах от свободы... Элиан оскалилась и выхватила кинжал.
Длинные сильные пальцы обхватили ее запястье, заставляя вложить
кинжал обратно в ножны.
- Сестра, - сказал Халенан, - нет никакой необходимости меня убивать.
Вздумай она бороться с ним, он бы победил: он был сильнее, к тому же его
обучали те же самые учителя, что и ее. Поэтому она не шелохнулась.
Халенан отпустил ее. Элиан не пыталась сопротивляться. Глаза ее
встретились с его глазами, впились в них. Он сдастся. Он позволит ей пройти.
Он...
В сумраке тихо прозвучал его голос:
- Ты забылась, Лиа. Эти штучки проходят лишь с теми, кто не владеет
даром проникновения в чужой разум. Я к их числу не отношусь.
- Я не хочу возвращаться, - хрипло проговорила она.
Он вывел ее из туннеля под свет звезд. Взошла Ясная Луна, и света было
достаточно для их привычных к темноте глаз. Халенан провел рукой по ее
обрезанным волосам.
- Выходит, на этот раз ты решилась. Неужели асанианец внушил тебе
такое отвращение?
- Нет. Меня потянуло к нему. - У Элиан застучали зубы, и она крепко
сжала челюсти. - Я не хочу возвращаться, Хал. Не могу. - Он приподнял
бровь, и она заторопилась, пока он не завел старую песню: <Мирейн скачет
на юг. Я перехвачу его. до того, как он вторгнется на землю Ста Царств. Если
он хочет причинить нам страдания, я остановлю его>. - Я не хочу, чтобы он
воевал с нашими людьми.
- С чего ты взяла, что сможешь его отговорить?
- А с чего ты взял, что не смогу?
Он набрал в грудь побольше воздуха и выдохнул.
- Матери твое поведение будет более чем неприятно. Отца ты глубоко
огорчишь. Принц Илариос...
- Принц Илариос озабочен только тем, чтобы заключить союз, который
ему жизненно важен. Отпусти меня, Хал.
- Я тебя не держу.
Он сделал шаг в сторону. За ним в лунном свете топталась какая-то тень.
Теплое дыхание коснулось щеки Элиан: это ее собственная рыжая кобыла
ткнулась ей в ухо. Кобыла была взнуздана и оседлана. На седле Элиан
обнаружила знакомые предметы - лук и колчан, полный стрел.
У нее на глазах выступили слезы. Она яростно смахнула их. Халенан стоял
рядом в ожидании. Элиан подумала, что его следовало бы поколотить. За то,
что он знал, черт его побери. За то, что помог ей. Она крепко обняла брата.
- Передай Мирейну привет от меня, - сказал он, и это прозвучало вовсе
не так беззаботно, как ему хотелось бы. - И скажи ему... - Голос его стал
более грубым. - Скажи этому чертову дураку, что если он и ступит на мои
земли, то пусть сделает это как друг, иначе, хоть он и божий сын, я насажу
его голову на свое копье.
- Я скажу ему, - пообещала она.
- Сделай одолжение.
Халенан переплел пальцы рук; она оперлась на них ногой и легко вскочила
в седло. Не успела она подобрать поводья, как брат исчез, растворился во
тьме туннеля.
3
Элиан уже не оглядывалась назад. Оставив Ясную Луну по правую руку,
она повернула на север.
Она быстро скакала по дороге, доверившись темноте и своей кобылке.
Одинокие всадники в мирном Хан-Гилене были довольно-таки обыденным
явлением: путешественники, гонцы, посыльные князя. Насчет погони Элиан
не беспокоилась: об этом позаботится Халенан.
Первые проблески зари застали Элиан на лесистом склоне холма в
созерцании оставшегося далеко позади родного города. На самой высокой
башне храма Солнца догорал огонь, зажигаемый на ночь. Элиан почудилось,
будто она слышит перезвон проснувшихся колоколов и высокие голоса жриц,
взывающих к богу.
Она с трудом проглотила вставший в горле комок. Мир внезапно стал
очень широким, а дорога - очень узкой, и на другом ее конце беглянку ждал
плен. Восток, запад, юг - всюду, кроме севера, она была бы свободна.
Кобылка забеспокоилась, почувствовав неожиданно натянувшиеся поводья.
Элиан резко развернула ее и пустила ее в галоп. На север, прочь от
асанианца. На север, во имя исполнения клятвы.
На восходе солнца кобыла перешла на шаг. Склон холма и лес скрыли
город из виду. Элиан задремала в седле.
Кобыла споткнулась, и Элиан тут же пришла в себя. На мгновение память
отказала ей, и она стала лихорадочно озираться вокруг. Кобыла, ощутив
замешательство хозяйки, остановилась на поляне и принялась щипать траву.
Элиан спрыгнула на землю. Позади нее высилась огромная скала, с
вершины которой бурно падала вода прямо в заводь у ее подножия. Кобылка
осторожно вошла в воду, фыркнула и стала пить. Спустя мгновение Элиан
последовала ее примеру. Но перво-наперво сняла с лошади удила, сбрую,
седло, а затем уже опустила лицо в воду и принялась пить.
Кобылка ухватила губами ее волосы. Элиан отвела от себя мокрую морду,
засмеявшись, когда вода попала ей за шею. С внезапной безрассудностью она
вдруг окунула голову в заводь, подняв облако ледяных брызг. Сон тотчас
улетучился, и его место занял голод.
Седельные сумки оказались полнехоньки. Элиан нашла в них вино, сыр,
свежий хлеб, фрукты, мясо и пакетик медовых леденцов. Увидев леденцы,
она засмеялась, но потом резко оборвала смех. Кто, кроме Хала, вспомнил бы
об этой ее слабости? <Он знает меня лучше, чем я сама>. Между тем кобылка
облюбовала заросли папоротника и перестала обращать на хозяйку внимание.
Элиан как следует подкрепилась, запив завтрак вином. Солнце согрело ее
мокрую голову. Она прилегла на сладко пахнущую траву и закрыла глаза.
Приснившийся ей сон поначалу казался солнечным и безмятежным. Ей
привиделась женщина в саду под солнцем. На женщине было обыкновенное
белое одеяние жрицы Хан-Гиленского храма, волосы ниспадали на спину,
крученое ожерелье золотилось на шее. В ее черных волосах белым пятном
выделялся цветок.
Женщина с редкой грацией изогнулась, пытаясь воткнуть в волосы еще
один цветок, и Элиан увидела ее лицо, поразительное лицо чужестранки, по-
орлиному острое и очень темное лицо женщины с севера. На груди у нее
красовался золотой диск Высшей Жрицы Аварьяна.
По тропинке прибежал мальчик в рубашке и штанах, которые не мешало
бы постирать, его нестриженые кудри совсем спутались.
- Мама, пойди посмотри! Быстроножка принесла жеребенка, он весь
белый, а глаза голубые. Конюх сказал, что это дьявольское отродье, а
приемный папа сказал, что это чепуха. Я тоже сказал, чепуха. В нем нет
ничего темного, кроме непонятных жеребячьих мыслей.
Конюх хочет отдать жеребенка храму. Пойди и посмотри на него!
Жрица рассмеялась и пригладила его взлохмаченные волосы. Лицо
мальчика было такое же смуглое, как у нее, такое же поразительное, с такими
же огромными черными глазами.
- Приди и потребуй жеребенка, ты хочешь сказать. Именно такого белого
боевого коня ты и хотел, не так ли?
- Не для меня, - возразил ребенок. - Для тебя. Для лучшей наездницы в
мире.
- Подлиза.
Все еще смеясь, она позволила ему подтолкнуть себя к воротам сада.
Они внезапно распахнулись. Мать и сын остановились. К ногам жрицы
бросился человек. Одеяние и лицо выдавали в нем простолюдина,
земледельца Хан-Гилена, к ногам его пристали комья земли.
- Госпожа, - выдохнул он. - Госпожа, страшная болезнь... моя жена,
мои сыновья... все разом... как гром с ясного неба...
Веселость слетела с лица жрицы. Она взволнованно выпрямилась, как бы
прислушиваясь к голосу, находящемуся за пределами слышимости. Лицо ее
исказилось, потом успокоилось. Это спокойствие на только что таком
оживленном лице страшно было видеть. Жрица посмотрела на мужчину.
- Чего же ты хочешь от меня, свободный человек?
Проситель обхватил ее колени.
- Госпожа, говорят, что вы целительница. Говорят...
Она подняла руку. Он застыл. На какое-то мгновение он стал другим.
Разница была едва ощутимой и исчезла прежде, чем приобрела название.
Жрица наклонила голову.
- Веди меня, - сказала она.
Он вскочил.
- О госпожа! Хвала богам, что я нашел вас здесь и никто не помешал мне
вас найти! Поедемте прямо сейчас, поедемте скорей!
Но сын ухватился за нее со всей своей юной силой. Она обернулась к нему
и на мгновение стала сама собой, предостерегающе сдвинула брови.
- Мирейн...
Он еще крепче стиснул ее, широко раскрыв испуганные глаза.
- Не ходи, мама.
- Госпожа, - проговорил проситель. - Ради бога...
Жрица стояла между ними, неотрывно глядя на сына.
- Я должна идти.
- Нет. - Он силился остановить ее. - Там темно. Все темно.
Нежно, но решительно она высвободилась.
- Ты останешься здесь, Мирейн. Меня позвали, и я нс могу отказать. Ты
еще увидишь меня. Обещаю. - Она протянула руку просителю. - Показы-
вай, куда я должна ехать.
После ее ухода Мирейн довольно долго стоял не шевелясь и только сверкал
глазами.
Жрица подозвала своего гнедого жеребца, приказала дать сенеля
просителю, и они поскакали прочь от храма. Никто не придал особого
значения се отъезду. Настоятельница храма часто выезжала кого-нибудь
лечить, сопровождаемая отчаявшимися женой или мужем, родственником
или родственницей, деревенским священником или старостой. Деяния ее
были широко известны и почитались, поскольку умение лечить даровал ей
бог, который избрал ее своей невестой.
Наконец ее сын вновь обрел способность двигаться. Неуклюже спотыкаясь,
не замечая никого и ничего, он вбежал в ворота княжеской конюшни. Князь
был там. Этот смуглый человек с огненной шевелюрой внимательно
осматривал жеребенка Быстроножки. Едва не налетев на князя, Мирейн
посмотрел на него невидящим взглядом и нашарил задвижку стойла. Из
стойла показалась сначала черная морда, затем и все туловище злобного, с
кинжалоподобными рогами и быстрыми ногами пони.
Князь не испугался ни рогов, ни копыт и схватил Мирейна за плечи.
- Мирейн! - Это прозвучало как-то по-особенному. - Мирейн, что это
на тебя нашло?
Мирейн не шелохнулся.
- Мама, - отрешенно произнес он. - Предательство. Она знает о нем.
Она поехала туда. Они убьют се.
Князь Орсан отпустил его. Мальчик вскочил на пони и пришпорил его.
Когда он вылетел на солнечный свет, то услышал позади себя топот рыжего
боевого коня, невзнузданного и неоседланного, но зато в руке у всадника
сверкал вытащенный из ножен меч.
<Усадьба находится очень далеко от города> - так сказан жрице
земледелец, жестоко погоняя сенеля. Ее жеребец, более породистый и к тому
же менее нагруженный, бежал одинаково легко и по равнине, и по холмам.
Они мчались по широкой Северной дороге; те, кто ехал по ней, поспешно
уступали им путь. Некоторые, узнав жрицу, кланялись ей.
Дрога ушла в глубь леса. Мужчина вовсе не собирался снижать скорость.
Он неплохо ездил верхом для человека, который не так уж часто садится на
сенеля и не может потратить лишнюю монетку на урок верховой езды. Жрица
же позволила своему жеребцу бежать медленнее, потому что тут росли мо-
гучие деревья с огромными ветвями и корнями, норовшшими схватить за
ноги.
Проводник понесся по тропинке, на которой то и дело попадались камни.
Его сенель скользил, спотыкался; жрица слышала его тяжелое дыхание.
- Подождите! - закричала она. - Вы что, хотите загнать бедное
животное?
В ответ мужчина хлестнул скакуна поводьями, посылая его вверх по
склону. Впереди обозначился просвет, и всадник исчез в нем.
На мгновение жрица придержала сенеля. Здесь, где никто не мог этого
увидеть, в ее глазах появился страх.
Никто, кроме бога и спящей Элиан. Но бог не стал бы говорить, а Элиан не
смогла бы.
Впрочем, в этом не было нужды. Жрица уже предвидела, чем закончится ее
путешествие. Но она сама решилась на него. Она не должна сворачивать
назад теперь, перед лицом опасности. Губы ее сжались, глаза загорелись. Она
легонько тронула пятками бока своего скакуна.
