- Он украл осла!
И так далее и тому подобное.
- Все это понятно,- ответил Пилат,- но мне-то какое дело до вашего
пленника? Берите его и наказывайте по своим законам.
- Видите ли,- возразил ему один из мудрецов синедриона,- ряд совершенных
им преступлений у нас карается по закону смертной казнью. А вы сами знаете,
что после того, как наша страна вошла в состав Римской империи, мы потеряли
право выносить смертные приговоры без предварительного согласования с
представителями цезаря.
- Это весьма опасный смутьян! - добавил другой, видимо, сборщик местных
налогов.- Неоднократно призывал он народ не платить налоги, говоря, что он
царь иудейский. Кроме того, он уверял, будто он Христос, то есть спаситель,
или мессия, призванный освободить Иудею. А это ещё хуже!
- Хорошо,- согласился Пилат.- Но сначала я хочу его допросить.
Правитель вернулся к Иисусу.
- Послушай, ты в самом деле считаешь себя царем иудейским? - спросил он.
Иисус ответил:
- Вы спрашиваете об этом по собственному желанию? Или по наущению врагов
моих, которые обвиняют меня, будто бы я считаю себя царем иудейским? У него
снова работала только человеческая сущность, а потому Христос просто
увильнул от ответа. Пилат поморщился.
- До твоих врагов мне нет никакого дела. Я римлянин, а не еврей. В ваши
иудейские раздоры я не вмешиваюсь. Твой народ и твои жрецы привели тебя ко
мне. Объясни, что ты сделал?
Однако Иисус воздержался от ответа.
- Скажи хотя бы, что представляет собой твое царство, на которое ты,
говорят, претендуешь?
- Мое царство не здесь. Если бы это царство было на земле, мои
приверженцы сражались бы за меня и не дали бы мне попасть в руки врагов
моих.
- Значит, ты царь без царства?
- Повторяю: мое царство не от мира сего.
- Где бы оно ни было, ты все-таки считаешь себя монархом, не так ли?
Значит, ты царь?
- Вот именно, вы сказали.
"Похоже, бедняга просто слабоумный",- подумал Пилат. Он снова вышел к
первосвященникам и народу.
- По-моему,- сказал он,- ваш пленник не заслуживает виселицы.
В ответ вся толпа дружно завопила:
- Нет, нет! Заслуживает! Смерть ему!
И снова на помазанную миром голову посыпались самые страшные обвинения.
Тогда правитель приказал привести Иисуса и обратился к нему:
- Слышишь, сколько свидетельствуют против тебя? Бывший плотник хранил
молчание. Ему снова предъявили обвинение в подстрекательстве к мятежу, и
Пилат спросил:
- Где же он вел мятежные речи?
- Повсюду! - ответили ему.- От Галилеи до Иерусалима!
Слово "Галилея" подсказало правителю выход из положения: он вовсе не
собирался брать на себя ответственность за это запутанное дело.
- Послушай-ка, Иисус,-обрадовано сказал он,-а ты случайно не галилеянин?
- Конечно, галилеянин!
- В таком случае, господа,- проговорил Пилат, обращаясь к
первосвященникам и народу,- это дело не входит в мою компетенцию. Оно
касается только Ирода. Так что берите вашего обвиняемого, и пусть его вешает
Ирод, если хочет. Я здесь ни при чем.
И вот Иисуса повели к тетрарху. Ирод уже был наслышан о Христе. Как
сообщает евангелист Лука, "Ирод, увидев Иисуса, очень обрадовался, ибо давно
желал видеть его, потому что... надеялся увидеть от него какое-нибудь чудо".
К сожалению, в тот день Иисус был не в ударе и решительно отказался
продемонстрировать даже самый пустяковый фокус. Тщетно упрашивал его Ирод:
бывший плотник, по одному слову которого якобы двигались горы, ничего не
сказал и ничего не совершил.
Ирод, как и Пилат, подумал, что у обвиняемого просто не все дома и что
вряд ли можно возлагать на него ответственность за подстрекательскую
болтовню.
Он приказал облачить Иисуса в белые одежды - общепринятая в те дни форма
для сумасшедших и слабоумных - и в таком виде отослал его обратно к Пилату.
Римский правитель был уже сыт этой историей по горло.
- Вы приводили ко мне этого человека,- сказал он первосвященникам,- и
обвиняли его в том, будто он подбивает народ на восстание. Я его допросил и
не считаю опасным преступником. Я отослал его к Ироду, но и тот не счел
возможным предать его смерти. Чего же вы ещё хотите?
Жрецы храма, уже совершившие утренние жертвоприношения и прибежавшие к
тому времени во дворец Пилата встретили его слова глухим ропотом. Им нужно
было отделаться от Назарянина любой ценой! Как известно, священно служители
всех времен и народов отличались одинаковой жестокостью.
Услышав ропот, Понтий Пилат решил их успокоить и предложил:
- За всякие мелкие провинности Иисус будет наказан:
я прикажу его выпороть, но потом отпущу.
- Нет, нет! - закричали иерусалимские попы.- Мы со всем не за этим
пришли! По нашим законам он должен умереть. Смерть ему.
Тогда правителю пришла в голову мысль, лишний раз свидетельствующая, что
он был человеком гуманным. Понтий Пилат вспомнил о своем праве амнистировать
на пасху одного заключенного. Это делалось, чтобы народ не забывал о
милосердии римлян.
Он приказал своим воинам привести из тюрьмы самого мерзкого преступника.
Это был некий Варавва, совершивший на своем веку все мыслимые и немыслимые
злодеяния.
Замысел Пилата был прост.
"Я покажу толпе Иисуса и Варавву,- думал он.- А потом спрошу: "Кого вы
хотите, чтобы я отпустил?" Священники злы на Иисуса, однако народ должен
больше страшиться Вараввы. Кроме того, сегодня здесь у дворца собрался почти
весь Иерусалим. Если этот Иисус действительно исцелил множество калек, как
уверяют его последователи, все эти бывшие хромые, слепые, кривые,
прокаженные и паралитики должны встать горой за своего врачевателя".
Идея была, право же, неплоха!
Но - увы, увы и ещё раз увы! - Пилат не учел человеческой
неблагодарности. Он не подозревал, что бывшие кривые, бывшие хромые, бывшие
безногие и тому подобные первыми потребуют смерти для своего исцелителя и уж
во всяком случае присоединятся к хору врагов Иисуса. Поэтому, когда Пилат
представил народу Иисуса и Варавву, он услышал в ответ единодушный вопль:
- Отпусти нам Варавву! Распни, распни Иисуса!
Это была последняя попытка. Напрасно супруга Пилата, мадам Клавдия
Прокула, которая принимала участие в судьбе сына голубя, послала своему мужу
записку, где говорилось: "Не вмешивайся в это дело. Ночью мне приснился
из-за Иисуса кошмарный сон, это плохая примета". Пилат решил, что перед
лицом столь единодушного и недвусмысленного требования толпы отступать уже
поздно.
Он приказал освободить Варавву от цепей, объявил первосвященникам, что те
могут делать с Иисусом все, что им заблагорассудится, а чтобы яснее
показать, что он умывает руки, велел принести кувшин и таз, и подтвердил
свое заявление действием.
Тем временем солдаты уже бичевали Иисуса к вящему удовольствию
собравшихся.
Богословы христианской церкви, дабы разжалобить паству, рассказывают об
этом бичевании всякие ужасы: с Иисуса якобы сорвали одежды, обнажили его до
пояса, привязали к столбу и принялись хлестать веревками, розгами и бычьими
жилами. На это можно было бы им ответить, что пытки инквизиции были куда
страшнее бичевания Христа, которому не выворачивали ни рук, ни ног, не
дробили в тисках костей, не обливали кипящим маслом или расплавленным
свинцом, не прижигали грудь горящей смолой, не сдавливали череп специальным
обручем и не вливали ему в открытый с помощью особой распорки рот целые
ведра воды, причем не сразу, а капля за каплей на засунутую между зубов
губку или мягкую тряпку. К этому можно прибавить, что иудейские священники
не отрубили Иисусу кисти рук, не размозжили ему ноги в "испанском сапоге",
не вырезали ремни из его спины, не посадили его на железный кол, не
вывихнули ему руки из плеч и не подвесили его за ноги. Плотник из Назарета,
который был одновременно богом и всегда имел в своем распоряжении вторую
божественную сущность, позволявшую ему вообще ничего не чувствовать, если
страдания превышали человеческие возможности, не испытал, таким образом, и
сотой доли того, что претерпели мученики свободной мысли от милосердных
служителей божьих.
Но мы не станем говорить всего этого нашим священникам. Достаточно будет
взять в руки евангелие и сказать им, что все басни о бичевании Христа, о
пролитой крови и рассеченной коже - плод их воспаленного воображения. В
Евангелии от Матфея (глава. 27, ст. 26) сказано:
"Тогда отпустил им Варавву, а Иисуса, бив, предал на распятие".
Евангелие от Марка (глава. 15, ст. 15) повторяет: "Тогда Пилат, желая
сделать угодное народу, отпустил им Варавву, а Иисуса, бив, предал на
распятие". Лука об этой детали вообще не упоминает. Евангелие от Иоанна
(глава. 19, ст. 1) гласит: "Тогда Пилат взял Иисуса и велел бить его".
Следует заметить, что в переводе глагол "бить" не передает смысла подлинника
"хлестать", связанного с понятием розги. По сути дела знаменитая мука
господня, из-за которой чувствительные святоши проливают столько слез на
страстной неделе, сводилась к самой обыкновенной порке. Кроме того, из
рассказов евангелистов явствует, что если первосвященники и народ Иерусалима
и требовали смерти Иисуса, то воины стражи ограничивались бранью,
затрещинами и главным образом грубыми шуточками, не имеющими ничего общего с
утонченным садизмом. Пара подзатыльников, полдюжины пинков, презрительный
плевок - вот и все страсти пресловутого бичевания!
Чтобы не отставать от развеселых иудеев, Пилат не только оставил Иисусу
белое одеяние сумасшедшего, но ещё прибавил от себя "багряницу" - плащ из
красной шерсти,- дал ему в правую руку трость и повелел надеть ему на голову
венок, сплетенный из молодого тростника с парой веточек чертополоха. Этот
знаменитый "терновый венец", по уверениям архиепископа парижского, хранится
у него в соборе Парижской богоматери. За умеренную мзду его можно там
увидеть. Я сам его видел. Это обыкновенный веночек из морского тростника, на
котором нет никаких колючек.
В таком наряде Иисуса представили толпе, говоря:
- Вот он, царь иудейский! Радуйтесь!
Солдаты для вящего веселья затащили бывшего плотника на помост, отобрали
здесь у него трость и несколько раз стукнули этой же тростью.
Пилат, как следует вымыв руки, в последний раз обратился к народу:
- Предупреждаю вас самым серьезным образом: раз вы осудили этого человека
и единодушно требуете его смерти, я не стану противиться, однако запомните:
это вы его осудили, а не я. И если он невинен, пусть его кровь падет на вас.
- Согласны! - завопила толпа.- Пусть падет! Не возражаем!
При этом Иисус, должно быть, подумал, что, к сожалению, его кровь не
может пасть ни на кого, ибо он для того и явился, чтобы пролить её на земле
во искупление прошлых, настоящих и будущих грехов всего рода человеческого.
Происходило это между половиной одиннадцатого и одиннадцатью часами утра.
Теперь уже ничто не препятствовало казни осужденного.
(Смотри евангелия от Матфея, глава. 27, ст. 2-31; Марка, глава. 15, ст.
1-20; Луки, глава. 23, ст. 1-25; Иоанна, глава. 18, ст. 28-40; глава. 19,
ст. 1-16.)
Глава 64.
ЛОБНОЕ МЕСТО.
И привели его на место Голгофу, что значит:
"Лобное место".
И давали ему пить вино со смирною; но он не принял.
Марк, глава. 15, ст. 22-22
И вот мы на пути к месту казни. После дуем же с евангелием в руках за
существом с двумя сущностями и посмотрим, сумеет ли оно умереть не дрогнув,
как подобает герою. Прежде всего, куда его повели из претории Пилата?
Римские ликторы смешались с солдатами храмовой стражи, и за ними повалила
вся толпа во главе с первосвященниками, книжниками и фарисеями. Для начала
