И в свою очередь приблизилась к Петру, чтобы разглядеть его получше.
Апостолу все эти разглядывания начинали уже действовать на нервы. Он
досадливо поморщился.
- Ну а этой... что от меня нужно? - проговорил Петр сквозь зубы.
- Ладно, ладно, без ругани! - осадила его служанка.- Здесь и не таких
видали! А тебя мы знаем как облупленного. Так что можешь не отпираться. Ты
один из тех, кто был с Иисусом из Назарета,- скажи, что нет!
Симон-Петр начал уже терять терпение.
- Послушайте!-сказал он.-Давайте говорить серьезно. Я вам официально
заявляю, что вы ошибаетесь. А если это шутка, то шутка дурного тона.
Разыгрывайте кого-нибудь другого, а меня оставьте в покое.
- Посмотрите на него! - не унималась служанка.- Молчал бы уж лучше или
рассказывал свои басни старым девам. А мы не первый раз замужем, знаете ли,
и нас не аист принес. Тебя видели вместе с твоим хозяином-богохульником, и,
что бы ты ни говорил теперь, никто тебе не поверит.
- В бога, в душу, в печенку и селезенку! - взорвался Петр, стукнув
кулаком по ближайшему столу.- Когда бабе что-нибудь втемяшится, у ней хоть
кол на голове теши! Говорю вам, что ничего не знаю, значит, не знаю, черт
вас всех побери!
Один из солдат, слушавший этот спор, спросил:
- В самом деле, ты не из этой братии? Серьезно?
- Конечно, серьезно.
- Ну тогда ладно.
На сей раз Петра оставили в покое, и около часу он мирно грелся у костра.
На свою беду, вообразив себя в полной безопасности, апостол вскоре
вмешался в общий разговор и начал отпускать разные заумные словечки. Так он
болтал до тех пор, пока другой солдат не воскликнул:
- Тысяча чертей! Ну конечно, он из шайки этого Иисуса! И не втирай нам
очки, старина, твой акцент тебя выдал: ты родом из Галилеи.
- Погоди-ка! - проговорил один из рабов первосвященника.- Ну конечно, ты
один из подручных этого плотника из Назарета! Я даже помню, что видел тебя
вместе с ним в саду этой ночью, отлично помню!
Петр чувствовал себя словно на горящих углях. Раб, который его уличил,
как на грех был родственником того самого Малха, которому апостол отхватил
ухо.
Тогда он решил сыграть ва-банк.
Со всем жаром принялся он уверять собравшихся, что явился жертвой
какого-то рокового стечения обстоятельств и не понимает даже, о чем идет
речь. При этом он божился и клялся, как только мог.
И тогда в соседнем курятнике закукарекал петух. Анекдот с петухом
остается весьма сомнительным для всех, кто хорошо знаком с историей и
обычаями Иудеи. В самом деле, существовал строжайший запрет содержать и
кормить кур в стенах Иерусалима, и правило это благоговейно соблюдалось
всеми.
По странному совпадению, Иисуса, вдоволь вкусившего солдатского юмора,
именно в этот момент вели через двор, чтобы снова доставить к Каиафе.
Проходя мимо Петра, учитель остановил на нем многозначительный взгляд.
Взгляд этот говорил:
"Ну что, Петр, теперь ты убедился, что я слов на ветер не бросаю? Я тебе
предсказал, что ты отречешься от меня трижды, прежде чем пропоет петух.
Слышишь? Петух пропел!"
Симон-Петр понял.
В отчаянии, ни о чем более не заботясь, выскочил он со двора на улицу и
разразился таким потоком слез, что они переполнили придорожную канаву.
(Смотри евангелия от Матфея, глава. 26, ст. 58-75; Марка, глава. 14, ст.
54-72; Луки, глава. 22, ст. 54-62; Иоанна, глава. 18, ст. 15-27.)
Глава 62.
ЧЕМ КОНЧИЛ МОШЕННИК ИУДА.
Тогда Иуда, предавший его, увидев, что он осужден, и, раскаявшись,
возвратил тридцать серебренников первосвященникам и старейшинам, говоря:
согрешил я, предав кровь невинную. Они же сказали ему: что нам до того?
смотри сам. И, бросив серебренники в храме, он вышел; пошел и удавился.
Матфей, глава. 27, ст. 3-5
Аврора уже высунула из-за горизонта кончик своего розового носика, когда
Иисус вновь предстал перед синедрионом.
Каиафа и его коллеги - за исключением Никодима, продолжавшего хранить
гробовое молчание,- спешили отделаться от беспокойного Назарянина.
Пока ему дома зашивали тунику, разодранную сверху донизу, верховный
первосвященник сообразил одну вещь, которую чуть было не упустил из виду:
дело в том, что после победы римлян иудейская юстиция утратила право
выносить смертные приговоры - это стало исключительной привилегией
наместников кесаря.
Надо сказать, что Каиафа был рьяным патриотом: будь Иисус просто
отъявленным проходимцем, это бы ещё полбеды, но Каиафа считал, что он весьма
и весьма опасен для всех его сограждан.
Подобно маньяку, Иисус всюду твердил, что он царь иудейский. Это могло
рано или поздно привлечь на его сторону толпу зевак и вызвать беспорядки,
которыми римляне не преминули бы воспользоваться как предлогом, чтобы
учинить новое избиение евреев и обложить побежденных новой данью.
"Надо немедленно осудить задержанного,-рассуждал Каиафа сам с собой.- Он
бесчисленное количество раз нарушал наши законы и заслуживает тяжкой кары.
Таким осуждением мы покажем римским властям, что не хотим иметь с этим
бездельником и его шайкой ничего общего. А потом можно будет отослать его к
Понтию Пилату - губернатор живо сведет с ним счеты!"
Итак, второй допрос Иисуса стал пустой формальностью, не представляющей
никакого интереса.
Его спросили, действительно ли он считает себя Христом, то есть мессией,
или спасителем, который призван освободить евреев.
- Если ты Христос, скажи нам! - потребовал Каиафа.
У Иисуса в этот миг отказала божественная сущность и функционировала
только человеческая слабость, он не ответил ни "да", ни "нет", надеясь
смягчить свою участь.
- Ну да,- пробормотал он,- если я скажу, что я Христос, вы мне все равно
не поверите, а начни я в свою очередь задавать вам вопросы, вы мне не
ответите и меня не отпустите. Лучше уж я помолчу.
- Поскольку обвиняемый упорствует и отвечает двусмысленно, пусть отведут
его к Понтию Пилату! - приказал Каиафа.
Капитан стражи передал приказ своим подчиненным, те поспешили его
исполнить.
Что же происходило в это время с Иудой?
После того как солдаты покинули Гефсиманский сад, Иуда, чуть поотстав,
последовал за ними и так дошел до дворца первосвященников. Пока суд да дело,
он внимательно следил за событиями. И наконец - как говорится, нашел время и
место - он почувствовал угрызения совести.
Он вдруг решил, что непостоянство, бесчестность и прочие пороки Иисуса
все равно не оправдают предательства, совершенного им, Иудой.
Не медля ни минуты, Иуда взял деньги, из которых не истратил ни гроша, и
явился к первосвященникам и старейшинам.
- Что тебе ещё нужно? - спросили его.- Ты считаешь, что тебе мало
заплатили?
- Да нет же, нет! Напротив, я хочу вернуть вам ваши тридцать сребреников.
Мне они не нужны.
- Вот так номер! Все это очень странно. Два дня назад торговался, как на
базаре, из-за каждого динария, а теперь и тридцать шекелей ему не нужны! В
чем дело?
- Возьмите себе ваши деньги! - воскликнул Иуда.- Они жгут мне руки. В
конечном счете Иисус не так уж виноват, как я думал раньше. Я предал
невинного. Я осел и подонок - вот кто я такой! Забирайте обратно ваше
проклятое серебро. Первосвященники и старейшины переглянулись.
- Помилуй, милейший,-сказал один из них,-поздненько же ты спохватился!
Иисус сам себя осудил и подписал себе приговор. Он богохульствует не
переставая... Деньги ты заработал честно, поэтому можешь оставить их себе.
- Да нет же, говорю вам, я не хочу!..
- А кроме того, это запутает нашу отчетность. Мы искренне сожалеем, что
не можем тебя выручить из затруднения, но это уж так... Устраивайся теперь
сам как знаешь.
Иуда плюнул, бросил злосчастные сребреники, повернулся и выбежал из
храма.
Он дошел до слияния Кедрона с потоком Хинном и повесился там на дереве,
стоявшем на поле некоего горшечника. В Деяниях святых апостолов, дополняющих
евангелие, говорится, что веревка при этом оборвалась. Оборвалась так
оборвалась - это мы охотно допускаем.
Великие светочи христианства по-разному освещают обстоятельства смерти
Иуды.
Этот вопрос так и остался невыясненным до конца. Евангелист Матфей
говорит, что Иуда "пошел, и удавился" (глава. 27, ст. 5). Лука в своем
евангелии не говорит об этом ничего, зато в Деяниях апостолов рассказывает,
будто предатель повесился, но веревка при этом оборвалась (Деяния апостолов,
глава. 1, ст. 18-19). Евангелист Марк хранит относительно последних дней
Иуды полное молчание. И наконец, Иоанн, не обмолвившийся об этом в своем
евангелии ни словом, потом вдруг рассказал своему верному ученику Папию, что
нехороший апостол все-таки повесился, что веревка действительно оборвалась и
что недоповешенный счастливо жил потом долгие годы.
Поди разберись в этой куче древних противоречий!
Что касается меня, то вряд ли необходимо излагать здесь мое мнение:
читатель уже с ним знаком. Я уверен, что Иисуса вообще никогда не было,
точно так же, как Иуды. Матфея, Марка, Луки и Иоанна, и что все эти
евангелия написаны в лучшем случае не раньше конца второго века нашей эры,
именно в ту эпоху, когда и была изобретена христианская религия, подарившая
человечеству таких агнцев божьих, как Александр четвёртый Борджиа и Пий
девятый Мастаи.
Глава 63.
ОТ ПИЛАТА К ИРОДУ И ОБРАТНО.
Пилат спросил его: ты царь иудейский? Он же сказал ему в ответ: ты
говоришь.
И первосвященники обвиняли его во многом.
Пилат же опять спросил его: ты ничего не отвечаешь? видишь, как много
против тебя обвинений.
Но Иисус и на это ничего не отвечал, так что Пилат дивился.
Марк, глава. 15, ст. 2-5
- Стража, слушай мою команду! - затянул капитан.- Направление - на дворец
правителя. Вперед, шагом... арш!
И вот Иисус в сопровождении солдат замаршировал к претории римского
правителя Понтия Пилата. Священники остались в храме, где уже начинались
утренние жертвоприношения, остальные же поспешили за солдатами, образовав
довольно многочисленную процессию. Пока она двигалась через город, в нее
вливались любопытные прохожие и зеваки, и вскоре она достигла внушительных
размеров.
К тому времени горожане проснулись и уже собирались приняться за
повседневные дела, но не тут-то было!
Огородники, торгующие морковкой и цветной капустой, продавщицы корма для
птиц, трубочисты, зеленщики, направлявшиеся к рынку с овощами и фруктами,
молочницы с их кувшинами, бакалейщики, уже открывшие свои лавочки, - короче,
весь Иерусалим побросал свои занятия и устремился за осужденным ко дворцу
правителя, ибо всем хотелось поглазеть на даровое зрелище.
Иисуса ввели в преторию. На какое-то время его оставили там одного,
однако стража охраняла все входы и выходы. Пилат вышел к обвиняемому. Крепко
связанный, сын голубя имел такой жалкий вид и настолько не походил на
опасного преступника, что Пилат проникся к нему сочувствием. Он уже слышал о
пророчествах этого темного простолюдина и о его призывах к восстанию против
римлян, однако, пока никакого восстания не предвиделось, предпочитал не
заносить карающую десницу.
Итак, Пилат посмотрел на бывшего плотника, вышел к иудеям и спросил:
- В чем вы обвиняете этого человека, приведенного в мою преторию?
В ответ посыпались обвинения, как из дырявого мешка:
- Он бунтовщик!
- Греховодник!
- Он восставал против наших законов, карающих прелюбодеек!
- Он нарушал закон субботы, запрещающий трудиться в день праздника
саббат!
- Он путался с гулящими девками!
- Он подстрекал народ против правительства!
- Это бродяга!
- Мародер!
