выразить сожаление, что он не сотворил все эти чудеса лично и всенародно,
под носом у Пилата, Ирода и Каиафы.
Никогда и никто, за исключением апостолов, даже не слышал об этих чудесах
- обстоятельство поистине достойное сожаления! Ведь грешные скептики могут
сказать, что сын голубя и не собирался воскресать и что просто апостолы
сочинили очередную басню.
Правда, скептики могут пойти ещё дальше: объявить, что Иисуса вообще не
было и что легенду о нем сфабриковали основатели христианской религии не
ранее начала третьего века. Но на то они и скептики.
В самом деле, если ни один историк не сообщает о чудесном воскресении
некоего Иисуса, прибитого к кресту, это бы ещё с полбеды, но, с другой
стороны, ни один историк и ни один подлинный документ того времени не
подтверждают даже факта существования вышеупомянутого индивидуума, а это уже
гораздо хуже.
Различные авторы той эпохи - а их немало, ибо культура Римской империи
была тогда в полном расцвете - часто упоминают о тетрархе Ироде, о правителе
Иудеи Понтии Пилате, о первосвященнике Каиафе, однако нигде, кроме
евангелия, не сказано, что хотя бы один из этих исторических персонажей
когда-либо имел дело с каким-нибудь человеком по имени Иисус. Даже смерть
его, которая неминуемо должна была вызвать какой-то отклик благодаря
сопутствовавшим ей необычным обстоятельствам, не отмечена ни в одном из
трудов современников императора Тиберия.
Таким образом, грешные скептики могут вволю иронизировать над евангелием,
россказни которого не только не подтверждаются ни одним из заслуживающих
доверия авторов, но, кроме того, буквально кишат нелепейшими противоречиями.
Сделав эту оговорку, я без труда могу теперь принять точку зрения
богословов.
- Иисус,-говорят они,-вышел из гроба.
- Ну разумеется, превосходно придумано!
- Он явился апостолам.
- Ещё бы, черт возьми!
- Он повторил всю серию чудес, совершенных до казни.
- Согласен, валяйте дальше!
Для начала, в один прекрасный день, Симон-Петр отправился с другими на
рыбную ловлю и не поймал ни одного бычка. Сын голубя, по своей милой
привычке, явился к ним в тот критический момент, когда апостолы
возвращались, повесив носы, с пустыми руками.
- Дети, есть ли у вас какая пища? - спросил Иисус.
- Нет.
- Ну, ничего! Закиньте сеть по правую сторону от лодки и поймаете.
Петр и его коллеги повиновались. Через несколько мгновений сеть
затрещала, переполненная рыбой, а лодка едва не опрокинулась.
Когда рыбаки добрались до берега, Петр сосчитал добычу и увидел, что
поймал сто пятьдесят три здоровенные рыбы. Не больше и не меньше - так
утверждает евангелие.
- Придите и обедайте,- сказал Иисус.
Апостолы принялись за дело. Но чем усерднее они лопали, тем больше
становилось крупных рыб.
Какая жалость, что бедняки не обладают сверхъестественным могуществом
Иисуса! Оно бы им весьма пригодилось для прокормления своих голодных семей.
Обед удался на славу, рыбы были самых лучших сортов, какие только
водились в тех местах, однако не хватало десерта. На сладкое Иисус угостил
апостолов небольшой речью.
- Петр, ты меня любишь? - обратился он к Симону Камню.
- Да, господи, люблю.
- Тогда я тебя сделаю пастырем агнцев моих. Минут через пять Иисус
повторил свой вопрос:
- Петр, ты меня любишь? Симон-Камень ответил, как и в первый раз. На это
ходячее Слово, обожавшее повторения, снова изрекло:
- Тогда паси овец моих.
Ещё через пять минут глубокомысленный диалог сей повторился почти
дословно. Именно на этом основании церковь утверждает, что Петр был первым
римским папой.
Иисус ещё не раз являлся своим апостолам.
Однажды утром в довольно ранний час он повел их на гору.
По дороге апостолы спрашивали себя, что бы это могло означать.
- Может, он собирается снова подбивать нас на бунт? Мало ему, что его
один раз уже распяли? Кое-кто всерьез забеспокоился:
- А что, если пришел наш черед пострадать? Перспектива быть прибитым и
подвешенным к кресту никому не улыбалась.
Когда они достигли вершины холма, ходячее Слово обратилось к ним так:
- Комедия окончена, пора опускать занавес. Моя миссия завершена: в этой
юдоли слез мне больше нечего делать. Посему я возвращаюсь к отцу моему Яхве.
Обнимемся и-до свидания в лучшем мире!
Апостолы остолбенели.
- Как так? Ты нас покидаешь?
- Ничего не поделаешь, надо. Так записано в книге судеб.
- Но что станет с нами, если ты нас оставишь? Кто будет вдохновлять нас
личным примером?
- Не бойтесь, я о вас позабочусь. Я уже дунул на вас, а скоро мой отец
номер два, то бишь дух святой, слетит с небеси, дабы вручить вам обещанные
мною драгоценные качества. Ну же, чмокнемся последний раз! А то скоро третий
звонок.
Апостолы полезли целоваться с учителем.
Затем, обняв на прощание Магдалину, Иисус влез на камень, присел,
оттолкнулся посильнее и прянул вверх.
У Фомы тут мелькнула мысль, что сейчас он свалится обратно.
Ничего похожего.
Сын голубя превосходно держался в воздухе и возносился довольно быстро.
Он летел все выше и выше, пока апостолы не заметили, что больше ничего не
могут разглядеть.
Тогда рядом с ними появились два ангела и пропели мелодичными голосами:
- Добрые галилеяне, полно вам таращиться на свод небесный! Иисус
вознесся, и вознесся надолго. Он вернется только к концу света, чтобы судить
живых и мертвых.
С этим и вернулись апостолы в трапезную. Шли они молча, повесив носы, ибо
хорошо понимали, что отныне путь их будет усыпан отнюдь не розами.
(Об этом заключительном акте христианской комедии смотри евангелия от
Матфея, глава. 28, ст. 16-20; от Марка, глава. 16, ст. 15-20; от Луки,
глава. 24, ст. 44-53; от Иоанна, глава. 21, ст. 1-25.)
Занавес
ЗАКЛЮЧЕНИЕ.
Через несколько дней после вознесения Христа на небеса голубь, третий
член святой троицы, перевоплотился в огненные языки, которые начали щекотать
и обжигать затылки апостолов и их учеников, собравшихся в том же
пиршественном зале.
В память об этом событии церковь установила праздник, названный троицын
день, или пятидесятница, от греческого слова "пентекосте", что означает
пятидесятый день. Согласно легенде явление голубя, превратившегося в
огненные языки, было приурочено точно к пятидесятому дню после воскресения
Христа, которое, как нам известно, произошло в пасхальное воскресенье.
В действительности же христианская церковь, вписав в свой календарь
пятидесятницу, просто-напросто заимствовала этот праздник у иудеев. Причем
даже такой откровенный плагиат она не сумела совершить как следует. Ведь у
евреев был и есть свой праздник пятидесятого дня по случаю того, что
расщедрившийся Яхве на горе Синай вручил своему великому магу Моисею десять
заповедей. Произошло это, если верить Библии, точно на пятидесятый день
после исхода евреев из Египта, а еврейская пасха как раз и отмечает это
знаменательное событие.
Так вот, евреи, которые всегда и везде занимали на математических
конкурсах первые места, совершенно не случайно назначили свой праздник на
пятидесятый день. Первоначально он именовался праздником семи недель.
Название "пятидесятница" возникло позднее, когда Палестина была захвачена
войсками Александра Великого и превратилась при Селевкидах в провинцию
греческой Сирии, именно в эту эпоху греческий язык распространился по всей
территории, занимаемой народом Израиля. Не удивительно поэтому, что иудеи
отмечают праздник десяти заповедей на пятидесятый день после своей пасхи,
независимо от того, на какой день года приходится пасха по иудейскому
календарю. Теперь, например, если иудейская пасха приходится на вторник,
иудейская пятидесятница отмечается не через семь недель на восьмой вторник,
а точно через пятьдесят дней, на восьмую среду. Математика есть математика!
Увы, в церкви господа нашего Иисуса Христа нет такого порядка!
Христианская арифметика, допускающая, что единожды три будет один, и в
данном случае утверждает, что семью семь будет пятьдесят. Спаситель наш
вроде бы воскрес в пасхальное воскресенье, голубь в виде огненных языков
спустился пощекотать апостольские затылки через семь недель тоже в
воскресенье, то есть на сорок девятый день после вышеупомянутого события, и
тем не менее этот сорок девятый день, по расчетам церковников, все-таки
пятидесятый - пятидесятница.
Следует напомнить, что согласно священной легенде в тот день в
Иерусалимскую трапезную по случаю визита святого духа набилась помимо
апостолов целая толпа их учеников, так что всего собралось сто двадцать
человек. Тут же, конечно, была и Мария, мать Иисуса. Интересно, узнала она в
танцующих языках пламени своего старого возлюбленного, бывшего голубя, или
нет? Эту проблему следовало бы вынести на обсуждение собора. Ведь в конечном
счете так и не удалось установить, в каком именно образе божественный дух
оплодотворил дочь Иоакима. И если кто-нибудь станет утверждать, что он мог
это сделать только в образе голубя, на это можно ответить, что Юпитер дабы
соблазнить прекрасную Эгину, дочь Азопа, превратился в столб пламени и под
видом огня великолепно сработал ей ребеночка, который впоследствии
прославился под именем Эака. А почему бы и нет? Этот Эак, знаменитый судья,
во всяком случае не менее реальное лицо, чем Иисус Христос!
Какой-нибудь ярый спорщик может нам возразить, что, мол, боги Олимпа были
куда могущественнее трех богов или одного триединого бога христианского рая.
Христианские боги, например, не смогли обойтись без женщины, когда захотели
сотворить мессию, то есть одного из них троих. А вот Юнона, напротив,
сумела-таки зачать бога Марса, не прибегая к помощи мужчины! Задетый за
живое Юпитер решил перещеголять свою божественную супругу и самолично
породил себе дочку Минерву, причем на время беременности он превратил в
живот свою божественную голову, а потому бравый Вулкан вынужден был стукнуть
его топором по темечку, чтобы громовержец смог разрешиться от бремени.
Христианский же мессия был рожден вышеупомянутой Марией, которая, даже
будучи его матушкой, якобы оставалась девицей. Страшно гордясь этим
анекдотом, священнослужители нам говорят:
- Разве это не доказывает, насколько могущественна наша троица? Каково
чудо, а? Первый сорт! На это можно ответить:
- Ничего ваше "чудо" не доказывает! В скандинавской мифологии был
Хеймдалль, чей взор так остер, что различает предметы за сто миль от него, а
слух так тонок, что он слышит, как прорастает из-под земли трава и как
растет шерсть на баранах. Так вот, этот бог Хеймдалль, сын Одина, родился не
от какой-нибудь одной мадам-барышни, а сразу от девяти матерей-девственниц,
девяти дочерей гиганта Гейревдура. Поэтому пока три христианских бога - как
один, триединый,- не совершат подобного чуда, господам священникам лучше
помалкивать!
Нам приходится постоянно повторять защитникам церкви, что различные
языческие мифы при всей их фантастичности все-таки предпочтительнее
христианского мифа, ибо ни в одном из них, взятом отдельно, нет такого
количества вопиющих противоречий. Например, скандинавская религия хороша уже
тем, что, скажем, история Хеймдалля существует только в одной версии и
никакие матфеи, марки, луки и иоанны не портят её, безбожно перевирая важные
подробности.
Вернемся, однако, к нашей пятидесятнице. Едва огненные языки пощекотали
сто двадцать апостолов с учениками, все они тотчас заговорили на сто
