Бросили с четырех с раскрытием на двух.
Хлопнул купол, и зависла Настя над морем. А у Катьки не хлопнул. Мимо
скользнула Катька и вниз, вниз, вниз. В точечку превращаясь. Чем Настя
помочь может? Парашют раскрыт, и никак на нем Катьку не догнать. Катьке
только криком и помочь можно. И кричит Настя:
- Рви! Катька! Рви! Кольцо рви!
На земле Катька смеется. И Холованов смеется. И вся сборная смеется.
Катька уже тренированная. Ей прибор не на два километра взвели, а на двести
метров. Чтоб Настю пугануть.
Настя уж думала, что Катька разбилась.
Смеются все. Одна Настя в себя прийти не может. Сердце не железное.
- Ладно, ладно, Настя, будешь и ты когда-то до самой почти земли летать
не раскрываясь, сама новичков пугать будешь. Иди отдыхай. Больше тебя пугать
не будем. Завтра прыгаем снова с четырех, до раскрытие на километре. Это не
фунт изюму. Иди, морально готовься. Не побоишься на километре раскрыться?
- Не побоюсь.
Бросали с четырех.
С раскрытием на километре.
На километре хлопнул у Катьки купол, а Настя вниз летит, превращаясь в
точку.
Теперь Катьке очередь кричать.
- Настюха, раскройся! Раскройся, дура! Руками рви! Руками!
Ничем не поможешь ей. Зависла Катька на парашюте - быстрее не полетишь. А
Настя, не раскрываясь, - к земле, к земле, к земле. И с земли ей орут: "Рви!
Настюха! Рви!"
Не реагирует.
На двухстах у нее все три автомата сработали. Хлопнул купол. Тут и земля.
Вызывает Холованов.
- Сама на двести поставила?
- Сама.
- Всех нас напугать?
- Ага.
- Но у тебя нет практики даже на восьмистах метрах раскрываться.
- Теперь есть. Сразу на двухстах.
- Это хорошо. За грубое нарушение дисциплины от прыжков отстраняю. Из
сборной отчисляю.
Ходит по пустынной косе.
Шумят волны. В небе купола. В небе планеры и самолеты.
А ей делать нечего. И ехать ей некуда. Сидит на берегу, камушки в воду
бросает. Или лежит и смотрит в даль. Как кошка бездомная. - И есть ей нечего
уже третий день. Кошка мышей бы наловила. А Настя мышей ловить не обучена.
Потому просто сидит и в море смотрит. И никого вокруг. Зато отоспалась за
много месяцев и на много месяцев вперед. Никто не мешает - ложись на камни и
спи. Одеяла не надо. Тепло. Лежит. В памяти статьи устава перебирает.
Зашуршали сзади камушки. Оглянулась. Человечка не видно, потому как в
лучах солнца. Только сапоги видно. Нестерпимого блеска сапоги. Глаза
поднимать не стала. Зачем глаза поднимать. Она и так знает, чьи это сапоги.
И говорить ничего не стала. О чем говорить?
Заговорил он:
- Ты что здесь делаешь?
- Миром любуюсь.
- Жрать хочешь?
- Нет.
- Ну и характер у тебя.
На это она промолчала.
- У меня тоже, знаешь ли, характер. И послал бы тебя к чертям. Но я за
тебя сто американских парашютов отдал. Получается, я их просто пропил,
промотал. Летаю в небе и все тебя высматриваю. Коса песчаная и не могла ты
далеко уйти. От парашютов наших.
- Не могла.
- Тогда пошли.
- Куда?
- Прыгать.
Начали все с самого начала: прыгали с четырех с мгновенным раскрытием,
потом с четырех с раскрытием на трех. На двух. На километре. Добрались и до
двухсот метров.
Поначалу на четыре тысячи вывозил сам Холованов. Потом его вызвали в
Москву по неизвестным делам. Вывозил помощник его. Но с Холовановым лучше
было.
- Какой же дурак такого человека в самый разгар тренировок по пустякам
дергает?
- Дурочка, а ты хоть знаешь, кто он такой?
- Холованов и Холованов. Рекордсмен.
- Ах, глупенькая Настенька. Холованов - личный пилот товарища Сталина. И
телохранитель. Его не зря Драконом зовут.
ГЛАВА 3
Поле от горизонта до горизонта. Поперек поля бетонная полоса. У полосы -
трибуна для вождей. Над трибуной - тент: синие и белые полосы. Вокруг
трибуны - охрана.
Вожди через три дня появятся. А трибуна под охраной. Через три дня все,
что с этой стороны взлетной полосы, заполнит толпа. А полоса останется
свободной. И все, что за полосой, - свободным будет. Над той стороной поля
истребители петли вертеть будут, туда парашютисты валиться будут отдельными
снежинками и снегопадом. Воздушный парад, одним словом. Несокрушимая мощь
Родины. Несгибаемые крылья советов.
А пока подготовка.
Бойцы тянут кабели. Верхолазы на столбах дятлами сидят, молоточками
постукивают, репродукторы-колокольчики прилаживают. Кран-исполин с кузовов
автомобильных ларечки снимает и аккуратным рядочком расставляет.
"Пиво-воды", "Мороженое", "Союзпечать". Снова - "Пиво-воды". Плотникиумельцы
из фанерных щитов сортир сколачивают. Сортир-гигант. Крупнейший в Европе.
Но главная забота - безопасность. Навезли из Москвы табуны чекистов.
Тренировка. С виду - просто парни в кепочках, в пиджачках, в футболочках
полосатых. Вроде даже и не чекисты. Присмотришься - они.
И команда над полем: "Ра-а-а-зберись!"
Вроде толпа была, вроде орда неуправляемая, а р-р-раз - и разобрались
цепочками-линеечками. Продольные людские цепочки до самого горизонта. И до
другого - тоже. Еще поперечные цепочки. Цепочки людские своим переплетением
квадраты образуют. Коробочки. Арматуру толпы. Нахлынет народ московский на
поле тушинское, а меж народа - полосы чекистов. С севера на юг, с запада на
восток. В толпе их не увидишь. А сейчас они пока без толпы тренируются:
становись - разойдись. В каждой цепочке свой начальник. В каждом квадрате -
свой. У каждого начальника - трубка телефонная в кармане. Когда толпа
заполнит поле, каждый командир в толпе, в давке, незаметно свой телефон к
подземному кабелю подключит или к ларечку "Пиво-воды", или еще к какому
ларечку. Не зря к ларечкам кабели провешены.
Ближе к трибуне вождей - гуще цепи, коробочки плотнее. У самых трибун
цепи совсем непробиваемые. Как фаланга Македонского.
Под самой правительственной трибуной - кабина комментатора. Так усажен,
чтоб и самолеты увидел, и парашютистов, и лицо товарища Сталина. Чтоб,
значит, реагировал, если что. Рядом с комментатором место Холованова. И ему
самолеты будут видны, и парашюты, и толпа, и лицо товарища Сталина. Сложные
у Холованова обязанности. В лицо Товарищу Сталину смотреть. И в небо. И в
толпу. Еще и на комментатора. На боку товарища Холованова - "Лахти Л-35".
Это если вдруг комментатор взбесится и начнет всякие мерзости в микрофон
выкрикивать: так чтоб долго не кричал, чтоб его сразу тут и порешить
одиночным выстрелом между глаз. Еще у Холованова в руке рубильник: тот
правит, у кого связь в руках. У кого связь, тот команды передавать может.
Кто команды передает, тот парадом командует. Не зря товарищ Ленин в первую
голову телеграф захватывать рекомендовал. Так вот связь в надежных руках.
Рубильник в руках на тот случай, если враги в кабинку ворвутся и в микрофон
начнут передавать толпе не те команды, какие следует. В этом случае дернет
Холованов рубильник и всю систему связи одним электрическим ударом расшибет.
Лучше - никакой связи, чем в руки врага отдать.
Прямо у кабинки, в которой комментатор с Холовановым сидеть будут, - три
чекиста. С виду - техники микрофонные. На самом деле они для того, чтоб
Холованова продырявить, если он взбесится и сам в микрофон гадости кричать
вздумает. Оружие у них - под пиджаками. Оттопыривается оружие на задницах.
Оружие у них - без особых претензий. На всех не напасешь заграничные
"Люгеры", "Кольты" и "Лахти". Потому оружие у них - обыкновенные родные
"тетешники". Ни отделки у "тетешника" элегантной, ни вида заморского. Одно
хорошо: лупит мощно и точно. Надежная штука "ТТ". Никогда не подведет. Но
если у одного микрофонного техника при стрельбе по Холованову осечка выйдет,
так передернет затвор и тут же другим патроном Холованова успокоит. А пока
он передергивать будет, Холованова пробьет восемью дырками другой товарищ.
На то и приставлен рядом с первым. Ну а если и у него заедание или перекос
затвора, то тогда третий товарищ из Холованова решето делать будет. Но это
на самый крайний случай. А в нормальной обстановке, чуть что, они все втроем
по восемь патронов в Холованова врежут, сменят магазины - и еще каждый по
восемь. А пока улыбаются они Холованову. И он им улыбается. Почтительны те
трое: сталинский личный пилот. С таким не шути. С другой стороны, прикажут
завтра - и превратится сталинский личный пилот в обыкновенного клиента с
маленьким входным отверстием в затылочной части черепа и с большим выходным
отверстием в лобовой части. Может быть и наоборот. Можно к товарищу
Холованову в лапы попасть и превратиться в его клиента... Потому лучше с ним
пока не ссориться, а улыбаться: как дела, дорогой товарищ?
Идут часы. Палит солнышко беспощадное. Пылит аэродром. Тренировка
продолжается. Холованов по телефону команду-циркулярку: блокируй! Это
значит, из одной коробочки в другую хода никому не убудет. Выпускай на
север! И это понятно: в каждой коробочке выпускай людей в северном
направлении, а в другие не выпускай. Отпусти блокировку! Это значит, толпа
вообще присутствие чекистов ощущать не будет - ходи в любом направлении. И
опять: блокируй! В южном направлении - выпускай! Так миллионную толпу
контролировать можно. Тут еще рядом пикапчики стоять будут. Чуть что, через
толпу вооруженную группу в любую точку аэродрома перебросить можно.
Если связь телефонная откажет, то и тогда контроль над чекистскими
цепочками не нарушится. Тогда команды другим образом передаваться будут.
Молчаливыми жестами по цепочкам. И подражанием впереди стоящему. Рядом с
комментаторской будочкой поставили детинушку. Выше него во всем НКВД не
найти. Если Холованов прикажет ему сесть, сядет. Тогда все, кто его видит,
тоже садятся. И все, кто их видят, сядут. А садиться зачем? Для дисциплины.
Мало ли что случиться может? Мало ли какая ситуация сложится? И связи нет.
Так вот выполняй команды молчаливые. Любые команды выполняй. Любые!
Выполняй, что прикажут. Потому команды из стеклянной будки так и
сыплются: встать, садись, ложись, встать, садись, разойдись, становись!
Рядом по палю пустому две подружки-хохотушки гуляют. Катька и Настюха.
Перед прыжком своим рекордным пришли просто на поле посмотреть, на котором
приземляться. И все им смешно. Хи-хи да ха-ха. И Холованову рожки
показывают.
Не понимают, что у Холованова за них душа болит. Глупые совсем. Вообще
ничего не понимают. А риск немалый. Надо бы их еще как-то подстраховать.
Настя с Катькой все полем гуляют. Мордочки чекистам корчат. Катьке все бы
хохотать. А Настя нет-нет, да и вспомнит прыжок предстоящий,
- Ты, Катька, не схлюздишь?
- Да я затяжными прыгала, когда ты еще укладку осваивала. Ты бы не
побоялась, раньше времени не рванула бы, не раскрылась бы на пятистах.
Попался тут Катьке в траве жук смешной. Ну такой смешной, что забыла она
прыжок предстоящий и уже хохотала, не переставая.
- Знаете, девоньки, советская техника - лучшая в мире. Но подстрахуемся и
немецкой. Помимо советского прибора РПР-3 дадим мы вам дополнительно и по
немецкому прибору. Страховка хорошо, двойная лучше, тройная лучше двойной, а
мы еще добавим. С другим принципом действия. С секундомером Прибор немецкий,
а часовой механизм" в нем швейцарский. "Ролекс" Желаю удачи.
Выбрались на плоскости. Катька на правую, Настя - на левую. Улыбнулись
пилоту. Тот четыре пальца в кожаной перчатке показывает: точно четыре тысячи
держу. И махнул рукой.
Скользнули девочки в бездну.
Толпа миллионная в небо смотрит.
И товарищ Сталин.
И Холованов.
Предпоследний номер программы. Холованова ответственность. После этого
