комсомолочки в ситцевых платьицах. Если появится подозрение на оружие, то
никто из группы цветов не вмешивается: Холованову мигнуть. Он разберется. А
девочкам - цветы искать. Вот и Насте - та же задача. И высматривает. Как
орлица парящая - змею в скалах. Вроде чисто тут. Вроде и тут все хорошо. Всю
толпу не осмотришь. Сотни людей правее и левее ту же работу делают. Цветы
высматривают. Тоже сквозь толпу сейчас продираются. Взгляд вправо. Взгляд
влево. Вот оно! Здоровенная деваха с подругами. Прикрыли деваху подруги, а
она, собака, букет держит. К земле букет опущен, чтоб незаметно. Надеется
товарищу Сталину букет бросить. Не надейся, змея! Локтями Настя как веслами
гребет. Пробилась:
- Отдай, гадина, букет. Застрелю.
Что в цветах может быть? Правильно. В цветах может быть граната. Бросят
товарищу Сталину букет, а букет и взорвется вместе с товарищем Сталиным. Что
еще в букете может быть? Правильно. Цветы могут содержать капли боевых
отравляющих веществ. Как на химической войне. Бросят такой букет товарищу
Сталину, вдохнет он аромата, и все.
Знает толпа, что цветов нельзя, но отдельные несознательные норовят.
Работа эта вообще-то делается органами НКВД. Но кто за надежность НКВД
поручиться может? НКВД подстраховывать надо. Подхлестывать. И вот
доказательства небрежной работы: Настя целую охапку букетов набрала.
Спрашивается, куда товарищ Ежов смотрит? Чем НКВД занимается?
Протиснулась Настя с букетами к самому ларечку "Пиво-воды". Красивый
ларечек. Любо-дорого посмотреть. Только пива нет. Изнутри ларечек фанерными
щитами закрыт, чтоб понятно было: нет пива. И вод прохладительных нет. Но
Насте пива не надо. И народу пива не надо. Чтоб не спился народ. Ларечек
совсем для другой надобности. Стукнула Настя условным стуком, раскрылась
дверь. Внутри за занавесками химик сидит в противогазе. Осмотрел букеты, нет
ли капель маслянистых. Нет таких капель. А мы пробы химические возьмем.
Разбил трубки индикаторные, воздух прокачал: ничего трубки индикаторные не
показывают. Значит, нет в цветах отравляющих веществ. Так, может, граната в
них запрятана. Разобрали по стебельку каждый букет: гранаты в цветах не
спрятаны. Но могут враги в букет гирьку вставить: швырнут такой букет в
товарища Сталина, пусть в букете не граната, а всего лишь гирька, но и
гирькой при желании" так тяпнуть можно... Одним словом, и гирьки в букетах
не обнаружилось. Проверили все - ив кузов. За ларечком машина стоит. Вот в
нее цветы и кидают. Полная машина. Цветы эти можно теперь отвезти на
спецучасток, где враги тысячами захоронены. И вывалить туда. Вроде, вечная
вам память, товарищи враги. А товарищу Сталину преподносить надо совсем
другие цветы. Те, которые в оранжереях цветочного хозяйства Кремля под
особой охраной специально для такого случая выращены. И подносить цветы
товарищу Сталину должен не всякий, кому захочется, а особо для такого дела
подобранные люди.
Раскрыла Настя "Комсомольскую правду", а там на всю страницу - Сталин и
она с букетом. "От имени советской молодежи... Знатная парашютистка
Анастасия Стрелецкая... Любимому Сталину..."
Слухи по Москве: девка-то и впрямь жива-здорова, на всю страницу мордочку
пропечатали. Симпатичная такая. Глазастенькая. С цветами. Советская молодежь
цветы собрала и ей значит. А она от имени и по поручению. От всей советской
молодежи. Прямо товарищу Сталину букетище. А болтали, разбилась... Это все
от Троцкого. Уродила же природа такого брехливого.
Ложатся на сталинский стол оперативные сводки о московских слухах за
прошедшую неделю. За подписью товарища Маленкова. За подписью товарища
Ежова. За подписью Холованова. Еще за чьей-то неразборчивой подписью.
Сообщают независимые источники о том, что зарегистрировано новое, не
встречавшееся раньше, оскорбительное выражение: "Брешешь, как Троцкий"
- Тут у меня, Настя, сидят четыре лучших профессионала: карманник,
домушник, медвежатник и липач.
- Липач?
- Липач. Это тот, кто липовые ксивы и липовые денежки рисует.
- А я думала, что советская власть всех, кто липовые денежки рисует,
сразу к стенке.
- Это правильно. Власть рабоче-крестьянская липачей любит не больше
троцкистов. В принципе, троцкист тот же липач, только на политическом
фронте. Советская власть липачей мочит безжалостно. Кроме самых лучших.
Самые лучшие еще послужат делу контроля и Мировой революции. Без липачей и
медвежатников Мировая революция не победит.
- А медвежатники кто такие?
- Это те, которые с медведями работают.
- Дрессировщики.
- Нет. Они с другими медведями работают.
Медведь - это сейф. Глянь вон на того расписного.
Это Севастьян Иваныч. Медвежатник.
Заглянула Настя в дырочку: сидят на полу четверо, ноги по-турецки
крестиком, в карты режутся.
- Это что же, разрешается им в тюрьме в карты играть?
- Понимаешь, Жар-птица, тюрьма у нас особая. С поблажками. Они - наши
учителя. Они и тебя карманному делу учить будут и квартирному. Для контроля
это нужные ремесла. - Тут мы держим самых-самых. Отсюда они никогда не
выйдут. Тех, кто учить не хочет, стреляем. Понемногу, нехотя они нам свои
знания и навыки передают. А насчет карт... Их отнять невозможно. Пробовал.
Все может Холованов. На любом самолете летать может. С любым парашютом
прыгать. Из любого оружия стрелять. А тут вдруг...
- Зайти в камеру и отобрать...
- Заходим, а карт нет. Обыскиваем камеру.
Обыскиваем их. Раздеваем догола, все перетряхиваем. Карт нет. Камера
пустая, спрятать некуда. Но нет карт. Выходим. Как только засов в двери
лязгнет, еще замок не замкнули, а они снова сидят и играют.
Оглядела Настя камеру еще раз. Пустая монастырская келья. Пол каменный.
Стены несокрушимые. На окне решетка - прутья толще, чем руки у Холованова. И
все. И четверо на полу. Чувствуют, что на них в дырочку долго и с
любопытством смотрят, и сами на дырочку морды свои масленые развернули.
Милые такие хари. Хитрющие.
- Дракон, я придумала, как контроль улучшить.
- Докладывай.
- Девочек у нас целый монастырь. И мордочки у всех - загляденье. А что
если после прохождения курса у нас в монастыре, после трех-четырех лет
работы отправлять их в провинции и проталкивать на работу к ответственным
товарищам: секретаршами, телефонистками, машинистками, библиотекаршами,
медсестрами в самые важные правительственные санатории и лечебницы,
проводницами в правительственные поезда и вагоны... Тайн наших девочки не
выдадут: они законы монастырские усвоили. Зато возле каждого большого
начальника будет по нескольку наших девочек. Да так посылать, чтобы они из
разных выпусков были, чтоб друг друга не знали и поставляли бы информацию о
больших начальниках независимо друг от друга, да еще и друг о друге. Каково?
- Умница ты. Жар-птица, только неужто ты думаешь, что товарищ Сталин без
тебя до этого не додумался и не внедрил такую систему с 1919 года?
Севастьян-медвежатник синими картинками расписан. И на щеках, и на шее, и
на ушах картинки завлекательные и надписи романтические. И за ушами. И на
ладонях. И на кончиках пальцев. И под ногтями.
- Здравствуйте, Севастьян Иваныч.
- Здравствуй, коль не шутишь.
- Холованов сказал, что вы меня ремеслу учить будете.
- А чего тут учить? Берешь медведя...
Огромен подвал. Со всей России сюда когда-то большевики сейфов навезли.
Всяких типов. Ключи у Холованова. Холованов сейфы запер. А у
Севастьяна-медвежатника - только проволочки в руках. Севастьяну - отпирать.
- Берешь медведя, к примеру этого. Фирма "Zingel". Британский. Что дальше
делаем? Достаем проволочки. - Прищурился Севастьян на свет, изогнул
проволочку и - в дырочку ее. И еще одну. И еще. Покрутил проволочками. Сейф
- щелк. Повернул Севастьян ручку, сейф и открылся.
- А это германский, крупповский. Что с ним делаем? Открываем его. Зачем
ему закрытому стоять? А это наш родной путиловский. Здоров. Ой, здоров. А мы
его - трык и готово.
На одни сейфы Севастьян по пять минут тратит, на другие - десять.
Маленький зелененький крутил двадцать минут. А потом снова легко у него
пошло. Некоторые и за минуту открывает. Идет Севастьян подвалом, только
замочки щелкают. Он их все давно знает. И каждый уже по сто раз открывал.
Они ему уже, может, и надоели, как старому школьному учителю, который на все
задачи давно-давно ответы знает.
- А теперь сама попробуй.
Остаток ночи Настя сейф вскрывала. Пальцы исцарапала, все проволочки
гнула так и эдак. А Севастьян рядом сидит, посмеивается.
С восьми утра у Насти сон. Но как уснешь? Издевается Севастьян. Не хочет
учить. Не хочет и все тут: вот надо так и так. А как? И Холованову: кого,
мол, учиться ко мне шлете? Неспособность. Ей показываешь, а она ничего не
понимает.
А ведь знает каждый - нет плохих учеников и быть не может. Есть только
плохие учителя. И если ученик не понимает учителя, значит не развил учитель
свои способности так, чтоб всякий его понимал.
И нет ничего более обидного и унизительного, как восемь часов у
путиловского сейфа простоять, тыча проволоками и гвоздиками в отверстие. До
слез Насте обидно. Это выражение такое: "до слез". Обидно Насте, но слез она
ему не покажет. До слез он ее не доведет. Настю и в подушку плакать не
заставишь. Она только зубами скрипит. Бежать восемь часов легко, а стоять
восемь часов у сейфа, в бессильной ярости царапая его, - пытка.
А Холованов посмеивается. Однажды показал Холованов Насте свою слабость:
не знает, как найти у Севастьяна карты, теперь Холованову хочется, чтобы и
Настя свою слабость почувствовала.
Россия во тьме.
Но рассвет уже все заметнее. "Главспецремстрой-12" - на запасном пути.
Вправо пустота. Влево у пустота. Спецпроводник Сей Сеич спит. Он завершил
свой трудовой день. Настя и Холованов не спят. Через час подойдет маневровый
паровоз с одной платформой. На платформе обычный груз - ящики с катушками
тонкой стальной проволоки. Тонкая проволока, но много ее. Ящики неподъемные.
Потому на поездах треста "Главспецремстрой" есть особые подъемные механизмы:
одни ящики принять, другие вернуть. Раз в неделю в ночь с пятницы на субботу
на разъезд 913-й километр подают вагон стальной проволоки. Малыми ручейками
стекаются катушечки из районов, превращаясь в потоки на областных сборных
пунктах. Эти невидимые стороннему глазу потоки сливаются в могучую
информационную реку, которая наполняет бездонный океан знания.
Разъезд 913-й километр - сборный пункт информации для района Среднего
Поволжья и Урала. А на каких-то других полустанках и разъездах сейчас
принимают такие же ящики с катушками.
Принимать груз, перегружать - не Настино дело. На то особые люди есть.
Работа дежурного спецкурьера - быть рядом с грузом. В случае осложнений
немедленно сообщить условным радиосигналом, что груз в опасности. А куда
сообщить? Сообщить - куда следует. Каждому, кто попытается захватить груз,
надо просто предъявить полномочия и сказать: позвоните по такому-то
телефону. Дядя на том конце провода умеет объяснять коротко и доходчиво. В
крайнем случае, от электровоза к платформе с ящиками протянут под вагонами
мощный электрический кабель: только на кнопочку нажать, и размагнитятся все
катушки. И станут обыкновенной стальной проволокой. Кроме всего (это на
самый крайний случай) у Сей Сеича в купе в особом шкафу - пять автоматов
Томсона. Тех самых, с которыми американские гангстеры из Чикаго любят
появляться в обществе.
Но сейчас грузу ничто не грозит. И груза еще нет. Стоит
