было... Ну так вот, мы пожениться хотели, а он из богатой семьи, отец его
взбесился как раненый койот, меня побил, мальчика моего запер. Потом шериф
пришел, и сказал моей ма, чтоб я из городка убиралась, не то он меня в
тюрьму упечет. Ты слушаешь меня, правда ведь?..
Мужчина не отвечал. От слушал музыку. Где-то в доме играл патефон, и
звуки тягучего блюза доносились в эту комнату. Переплетались с тяжелыми
ароматами ночных игрищ... Кто сказал: "Блюз - это переживания хорошего
человека, расставшегося с женщиной?" - подумал Мужчина. "Великий Король Би
Би? Или Джеймс Браун?.. Хорошо сказал. Не в бровь, а в глаз попал. Блюз -
музыка мира Бев. Джаз - музыка ее времени...".
- Я сама не знаю, зачем тебе рассказываю... Но ты не дуйся, ладно?..
Ма поплакала, за волосы меня потаскала, чуть не выдрала все, потом собрала
узелок, одолжила двадцать долларов и говорит: "Уходи, здесь тебе жизни не
будет, один раз в шлюхи записали, все, не отмоешься...". Я и ушла, а что
оставалось? Мальчика моего повидать напоследок жутко хотелось, но разве к
нему доберешься...
Мужчина вдруг открыл глаза и хрипло попросил. - Дай папиросу.
- Возьми, котик, возьми! - Женщина вытряхнула из бело-голубой,
мягкого картона, пачки папиросу и осторожно вставила мужчине между губ.
Поднесла огня. - Слушай, малыш, а где это ты взял такие? Странные, я таких
никогда не курила... Не по-нашему написано, это египетские, да?..
Вку-усные...
- Нет, - ответил Мужчина, пару раз глубоко затянулся и смял папироску
в бронзовой пепельнице, лежащей на влажных простынях, между телами, как
пограничный знак, как символ, означающий перекур, временное затишье на
поле битвы. Затем Мужчина перевернулся на бок, вытянул руку и кончиками
пальцев коснулся предплечья Женщины, лежащей на спине, повернув к нему
лицо. - Это русские, - сказал Мужчина, - точнее, малоросские, еще точнее,
новоросские. Там написано "Беломорканал", Одесса. Он еще не построен, этот
канал, но будет... Этих кровавых папирос в твоем мире быть не должно, но
они есть везде, где есть я... Кури, кури. Тебе нравятся?
- Да, - она затянулась последний раз и потушила папироску о край
межевого бронзового знака, как бы разделяющего сейчас их, символически -
всех мужчин и всех женщин. - Бэ... ламур... кэмэл... Верблюжья любовь, да?
А это куда? Я и не знаю... Ты знаешь? Научи, малыш... приятно, наверное?..
- она переложила пепельницу и мундштук (в постели стираются ВСЕ границы!)
на столик, стоящий у кровати с ее стороны, и села. "Красивое тело, -
подумал Мужчина, - сильное тело, умелое... Танцуй... Этот танец -
твой...".
- Ты волшебная женщина, - сообщил он ей. - Ты знаешь? Тебе удалось
меня расколдовать.
И ОН НЕ СОВРАЛ.
- А ты был заколдован? - повернула она к нему личико, еще
неистасканное, но с первыми морщинками, лучиками разбегающимися от глаз. -
Правда? Вот здорово... Ты принц?
- Не сказал бы. - Ответил Мужчина. "Если и принц, то не твой... быть
может, к сожалению", - подумал он. - Я солдат.
- Да-а? - она удивленно посмотрела на него. - А по тебе не скажешь! У
меня много солдатиков побывало в руках и кое-где еще, но они либо совсем
ничего не умеют, бедняжки, либо грубые, как полисмены. Грубее них только
пьяные и женатые. А ты, мой котик, умеешь все на свете, что женщине надо,
и ласковый такой...
- Не называй меня котиком, - вдруг резко велел Мужчина. - Лучше
собакой бешеной.
- Мэ-э-эд дог... - медленно произнесла она, будто пробуя сочетание
слов на вкус, - нет, что ты, - резюмировала, - тебе такое имя не подходит.
- Тогда лучше вообще никак не называй.
- Ну хорошо, - послушно кивнула послушная девочка. - Будешь у меня
Малыш. Ты такой большой, могучий, а играл со мной, как... - она запнулась.
- Pussy-cat - это ты. Я же просил! - урезонил ее Мужчина. Вновь
погладил кончиками пальцев ее предплечье. - Встань, пожалуйста...
- Как ты хочешь? Может, по-собачьи снова?..
Она быстренько приняла упомянутую позу и призывно, соблазняюще
покачала ягодицами.
- Ты уже отдохнул, Малыш, еще будем?
Мужчина открыл было рот, хотел что-то сказать, но промолчал. "И
все-то она понимает слишком буквально...", - подумал. Посмотрел на
соблазнительно прогнувшуюся спину партнерши по плотскому пиру и сказал
себе: "Тело требует ублажения. Кушать хочет. Никуда от этого не денешься.
Триединое естество - душа, тело, разум, - имя ему: Человек".
Улыбнулся Женщине.
- Magic woman... - сказал, а подумал: "Может быть, ей действительно
удалось снять с моей души заклятие, наложенное мной самим. Клин клином...
Следовательно, эта роскошная самочка не только утешила, накормила голодную
плоть, но и непостижимым образом напоила болевшую душу чем-то большим?..
Однако в таком случае она - уже далеко не самка для меня. Она... Даже
глаза у нее - не холодные и циничные, как положено проститутке. Тогда КТО
для меня была Бев, и почему я, вместо того, чтобы наслаждаться очарованием
мгновения, постоянно рефлексирую? Выясняется, что и для плоти моей она
была необходима донельзя, она была настолько великолепной в постели, что я
не хотел других, и это тоже привязало меня к ней, я стал как бы наркоманом
ее тела... Но - клин клином. И вот, вышибив зависимость от ее тела, я
ухитрился снять оковы и с души?.. Теперь химическая лаборатория любви
моего организма начала вырабатывать другие энзимы, реагирующие на другой
объект?.. Но - неужели все так неприглядно-просто? Боже Мой, ну о чем я
постоянно думаю, думаю... ну и зануда же я, е-мое. В шею!".
- Погоди секунду, - он рывком выбросил тело с кровати, приземлился на
ноги, встал во весь рост, сладко потянулся.
- Ка-акой ты! - с восхищением протянула стоящая на четвереньках в
развороченной постели Женщина, ощупывая его взглядом с головы до ног; он
буквально физически чувствовал прикосновение этого страстного взгляда:
Женщина находила в своем ремесле не только лишь источник дохода,
позволяющего жить вообще: деньги - в этом мире, - все! но и нечто большее,
именно то, что спустя тридцать лет отправит "на панель" дочерей богачей -
им казалось, что сексуальное раскрепощение, секс как таковой - путь
обретения настоящей свободы, побег из зоны ханжеской христианской этики...
Бог Мой, подумал Мужчина, нет в мире для МЕНЯ счастья. В постели, где
напрочь стираются все границы, не сыграешь и шлангом не прикинешься...
ЗДЕСЬ ВСЕ СТАНОВЯТСЯ САМИМИ СОБОЙ. ВСЕ, КРОМЕ МЕНЯ... Я в родном мире уже
даже этого не могу. Ну, что ж, о чем просил, то и получил... но, с другой
стороны, разве в физической оболочке дело? Разве не в том суть, что ВНУТРИ
нее?..
- Красив, как бог, да? - спросил он, играя мышцами. И никто в мире,
кроме него, не ведал, с каким сарказмом и злой иронией это было сказано.
- Да-а... малыш... - срывающимся голосом исторгла проститутка.
- Ну смотри, пока даю, - он постоял еще несколько секунд, пожираемый
ее жадным взглядом. Прикосновения бесплотной ладони страсти ощущались в
основном точно посередине туловища, и результат настойчивых этих
"поглаживаний" взгляда партнерши, разжигающего огонь вожделения в мужчине,
немедленно проявился внешне - бурным возгоранием.
- О-о-ох, - вздохнула женщина, - баловник...
Быстро перебирая руками и ногами, она метнулась, как кошка по крыше,
по кровати к мужчине, с явным намерением ухватить взметнувшийся огонь
ртом. Мужчина резко присел, и ее губы с разгону уткнулись в его грудь. -
Погоди... - выдохнул он едва слышно, - не спеши... - он прижал ее голову к
себе, утонул лицом в волосах ее, и прошептал: - Я бездомный, влюбчивый,
ничей... Люди, позабудьте про меня... Я любуюсь пламенем свечей... И
домами, ждущими огня... А когда наощупь, наугад... Я соприкасаюсь с
бытием... Кто я есть, я брошенный солдат... В прогоревшем имени твоем... -
и он настолько неожиданно, насколько и горько, разрыдался, уткнувшись в
мягкое золото волос проститутки, прижимая к груди ее голову, как
величайшее сокровище мира.
- Что с тобой, Малыш?.. - растерянно, и немудрено, пробормотала
девушка, - почему ты плачешь, я что-то не так сделала?..
- Жизнь - как луковица, - выдавил он сквозь слезы, - чем больше ее
очищаешь, тем больше плачешь...
Рыдал он недолго, слезы иссякли так же внезапно, как и брызнули.
Мужчина отнял лицо от волос Женщины и сказал окрепшим голосом: - Все
нормально. Ты все делаешь как надо. Не обращай внимания. Плачущий супермен
- это нонсенс, но, выходит, и такие бывают. Настоящие-то мы внутри, и
никакие приобретения разума, всякие скафандры, нас не изменят. Возможности
неизмеримо расширят, это да, но и все. А если бы я, даже в этой ипостаси,
внутри был другой, это уже и не я был бы, знаешь, и тогда вообще не о чем
разговаривать, это был бы совсем другой герой, и меня он не интересует. А
стал я таким, потому что ЗНАЮ, КАКОВО выходить один на один с миром, безо
всяких скафандров и бластеров, и идти по "главной улице городка" с ржавым
смит-н-вессоном. И знать, что у мира сорок пятый кольт-магнум и выбивает
он, в отличие от тебя, девяносто девять "очей" из десяти выстрелов...
Извини, ты ни черта не понимаешь, что я несу. Подари мне еще немножко
тепла, я замерз... Я хочу сохранить хоть чуточку твоего тепла в себе, чтоб
надолго хватило...
Она посмотрела на него, хотела что-то сказать, но промолчала. Она
СДЕЛАЛА.
Ее влажный горячий язычок юрким зверьком скользнул к левому соску
Мужчины, к сердцу его, и обжигающими толчками заелозил по напрягшейся
выпуклости.
Мужчина застонал и дернулся, отнимая от уст партнерши свою грудь. -
Ну я же просил, не спеши... - повторил он. - Ты так меня заводишь, что я
опасаюсь слишком быстрого исхода.
Женщина недоуменно посмотрела ему в глаза. Ее зеленые зрачки,
окаймленные слегка желтоватыми белками и опушенные длинными подрагивающими
ресницами, находились всего лишь в футе от расширившихся в страстном
желании объять необъятное и запечатлеть навеки, если вечность есть,
зрачков Мужчины, и ее пахнущее дымом сгоревших папирос дыхание толчками
овевало его лицо. Мужчина, наученный горьким опытом, снял табу, которое
сам для себя установил относительно проникновений в биоспектры энергетики
женщин, ставшими ему близкими, и сделал отчаянную попытку пробиться в ее
подсознание, в глубину этих пленяющих душу и дурманящих голову глаз, и
ничего, кроме бешеной жажды кайфа, плотского вожделения и неутоленной,
голодной страсти, в душе ее не обнаружил. "Самка ведь! - растерянно
подумал он. - Самка в чистом виде! Как же ей удалось залить пожар,
бушевавший во мне, чем?! Как она сумела сменить острые уколы клыков боли
на истомное, обволакивающее наслаждение, развеять в прах душевный стон, а
не просто накормить изголодавшееся тело?..".
Он ощущал необычайную легкость, прилив сил, во всем теле, будто
каждая клеточка окунулась в живую воду и сейчас, умытая и свеженькая,
готовилась к новой жизни. Это было не совсем понятно, потому что в сексе
обычно витальная энергия перетекает от мужчины к женщине, поэтому, кстати,
и он знал об этом, спортсменам перед соревнованиями категорически
противопоказан секс, а спортсменкам, наоборот, весьма и весьма показан. Но
как бы там ни было, приливная волна памяти отхлынула, унеся боль с собою,
в толще зеленых волн тоски, и на песчаном мягком пляже остались лишь двое,
он и она, и связующее их воедино наслаждение, и ничего, и никого более...
Все миры, все времена отодвинулись куда-то за край горизонтов, за пределы
островка мягкого, как волосы на лобке Женщины, песка, золотистого, как
