когда придется стрелять? А вам придется стрелять, Вадим, когда вашу
подругу-учительницу распнут грязные монахи... И вам придется стрелять,
Антон, когда вашего друга-врача забьют насмерть палками молодчики в ржавых
касках! И тогда вы озвереете и из колонистов превратитесь в
колонизаторов...
- Пессимизм, - сказал Вадим, - суть мрачное мироощущение, когда
человек во всем склонен видеть дурное, неприятное.
Саул несколько секунд дико глядел на него.
- Вы не шутите, - сказал он наконец. - Это не шутки. Коммунизм - это
прежде всего идея! И идея не простая. Ее выстрадали кровью! Ее не
преподашь за пять лет на наглядных примерах. Вы обрушите изобилие на
потомственного раба, на природного эгоиста. И знаете, что у вас получится?
Либо ваша колония превратится в няньку при разжиревших бездельниках, у
которых не будет ни малейшего стимула к деятельности, либо здесь найдется
энергичный мерзавец, который с помощью ваших же глайдеров, скорчеров и
других средств вышибет вас вон с этой планеты, а все изобилие подгребет
себе под седалище, и вся история опять-таки двинется естественным путем.
Саул откинул крышку мусоропровода и принялся яростно выбивать туда
свою трубку.
- Нет, голубчики, коммунизм надо выстрадать. За коммунизм надо
драться вот с ним, - он ткнул трубкой в сторону Хайры, - с обыкновенным
простаком-парнем. Драться, когда он с копьем, драться, когда он с
мушкетом, драться, когда он со "шмайссером" и в каске с рожками. И это еще
не все. Вот когда он бросит "шмайссер", упадет брюхом в грязь и будет
ползать перед вами - вот тогда начнется настоящая борьба! Не за кусок
хлеба, а за коммунизм! Вы его из этой грязи подымете, отмоете его...
Саул замолчал и откинулся в кресле.
Вадим задумчиво чесал затылок.
Антон сказал:
- Вам виднее, Саул, вы историк. Конечно, все это будет очень трудно.
Вадим тут нес, как всегда, легкомысленную чушь. Мы вдвоем с Вадимом или
втроем с вами никогда не решим эту задачу - даже теоретически. Но мы все
знаем одно: не было еще такого случая, чтобы человечество поставило перед
собой задачу и не смогло ее решить.
Саул что-то неразборчиво пробормотал.
- Как это будет делаться конкретно... - Антон пожал плечами. - Что ж,
если придется стрелять, вспомним, как это делается и будем стрелять.
Только, по-моему, обойдется без стрельбы. Пригласим, например, этих
желающих странного на Землю. Начнем с них. Они, наверное, захотят уехать
отсюда...
Саул быстро вскинул и снова опустил глаза.
- Нет, - сказал он. - Только не так. Настоящий человек уехать не
захочет. А ненастоящий... - он снова поднял глаза и посмотрел прямо в
глаза Антону. - А ненастоящему на Земле делать нечего. Кому он нужен,
дезертир в коммунизм?
Почему-то все замолчали. И почему-то Антону стало нестерпимо жалко
Саула и страшно за него. У Саула, несомненно, была беда. И очень непростая
беда, такая же необычная, как и он сам, как его слова и поступки.
Вадим с деланным оживлением вскричал:
- А вот кстати... Мы же забыли! За что меня пырнули мечом эти
угнетенные? Надо выяснить!
Он подбежал к Хайре, у которого ноги подламывались от усталости и
плохих предчувствий и снова прикрепил к его вискам рожки мнемокристаллов.
- Слушай-ка, питекантроп, - сказал он. - Почему преступники, которые
везли тебя, напали на нас? Они что, тебя очень любят?
Хайра ответил:
- По повелению Великого и могучего утеса, сверкающего боя, с ногой на
небе, живущего, пока не исчезнут машины, преступники заточаются здесь до
тех пор, пока не исчезнут машины...
- То есть, навсегда, - пояснил Вадим.
- ...Но если преступник сделает, чтобы машина двигалась, он получает
милость и возвращается за горы. Те, которые везли меня, шли домой. Они
были почти уже люди. На заставе я должен был отпустить их и пересесть на
птиц. Но они не сумели сохранить меня, хотя и хотели, потому что хотели
жить. А теперь их заколют. - Он нервно зевнул и добавил: - Если солнце уже
взошло, то их уже закололи.
Антон вскочил, опрокинув кресло.
- О господи! - сказал Саул и выронил трубку.
7
Носителя копья из рода холмов посадили между Саулом и Антоном. Он
снова был закутан в свою шубу, от которой теперь пахло дезинсекталем, и
сидел смирно, беспокойно шевеля коротким носом: принюхивался. Было пять
часов утра, занималась бледная ледяная заря. И было очень холодно.
Вадим молча вел глайдер на максимальной скорости и думал только одно:
"успеем или не успеем?". Хотя бы эти бедняги не решились сразу
возвращаться в поселок. Но он понимал, что больше им деваться было некуда.
Это был их единственный шанс на спасение - попытаться смягчить начальника
стражи рассказом о том, как они геройски защищали его посланника. Эта
грубая скотина прикончит их сразу же, с горечью подумал Вадим. Если мы не
успеем. Он представил себе, как они поставят Хайру перед толстым носителем
отличного меча и он, Вадим, скажет: "Кайра-мэ сорината-му каро-сика!" -
"Вот ваш человек!" - и визгливо-жалобно завопит: "Татимата-нэ корису!" -
"Не сметь убивать этих свободных!" Он все время твердил в уме эти фразы, и
в конце концов они потеряли для него всякий смысл. Все это не так просто.
Может быть, придется вести длинный разговор. А вряд ли носитель меча
добровольно согласится прикрепить к своей немытой голове мнемокристаллы.
Вадим покосился на блестящий ящик анализатора. Придется его скрутить. Не
зря же я тащил эти двадцать четыре килограмма от кают-кампании до
глайдера.
Антон спросил:
- А что было в послании?
Вадим достал из кармана помятый листок и, не поворачиваясь, протянул
его через плечо.
- Я немного подредактировал, - сказал он. - Перевод карандашом между
строчек.
Антон взял листок и стал читать вполголоса:
- "Лучезарному колесу в золотых мехах, носителю грозной стрелы, слуге
под самым седалищем Великого и могучего утеса, сверкающего боя, с ногой на
небе, живущего, пока не исчезнут машины, к ступне повергает это донесение
ничтожный стражник из рода вихрей, носитель отличного меча. Доношу первое:
большая машина "воин-купол" пришла в движение от пальца в отверстии пятом
и от пальца в отверстии сорок седьмом, и движение было неодолимое, быстрое
и прямое. Доношу второе: явились на небывалой машине трое, не знающие
речи, не носящие оружия, не понимающие установления и желающие странного.
На зная их сущности, пребываю в ожидании высоких приказаний. Доношу
третье: уголь кончается, а топить мертвецами по вашему милостивому слову
мы за невежеством и недоумием не умеем. При сем прилагаю: первое - чертеж
большой машины "воин-купол" и второе - образцы материй, приклеенных
неизвестными людьми к ранам преступников". Да, здесь ничего нового, -
сказал Антон.
- Феодализм чистейшей воды, - произнес Саул. - Не особенно
церемоньтесь с ними, не то как раз сядете на копья.
Да, церемониться неохота, подумал Вадим. И, конечно, не из-за копий.
Пленник вдруг заерзал на месте и грубым низким голосом заискивающе
попросил:
- Ринга...
- Сэнту! - визгливо крикнул Вадим.
Пленник замер.
- Опять варенья просит, - сказал Вадим.
- Потерпит, - сказал Саул. - "Жрать и пить, морду бить..."
- Ничего, - сказал Вадим. - Он у нас еще захочет странного.
- Вадим, - попросил Антон, - дай-ка пару кристаллов. Я хочу
поговорить с ним.
- В кармашке справа, - сказал Вадим не оборачиваясь.
- Слушай, Хайра, - сказал Антон. - Если мы тебя вернем в поселок,
отпустит твой начальник освобожденных, которые защищали тебя?
- Да, - быстро сказал Хайра. - А вы меня вернете в поселок?
- Конечно вернем, - сказал Антон. - Не убивать же тебя.
Вадим посмотрел через плечо. Хайра приосанился.
- Начальник строг, - произнес он. - Начальник, может быть, не
отпустит их и пошлет обратно в котлован. Но вы можете надеяться на
милость. Возможно, он даже отпустит вас, если вы дадите ему ценные
подарки. У вас есть ценные подарки?
- Есть, - рассеянно сказал Антон. - У нас все есть.
- Что он говорит? - проворчал Саул. - Вадим, где мои кристаллы? А,
вот они...
- Может быть, действительно придется выкупить их, - проговорил Антон
задумчиво. - Не устраивать же драку... Мне этого совсем не хочется...
Хайра заговорил снова, и голос его был тверд и визглив.
- А мне вы дадите вот эту куртку, - он ткнул пальцем в куртку Саула.
- И этот ящик, - он показал на анализатор. - И все варенье. Все равно у
вас все отберут перед тем, как отправить в хижины. Вы правильно решили -
не устраивать драку. Наши копья остры и зазубрены, и при обратном движении
они извлекают из врага внутренности. И еще я возьму вот эту обувь. И вот
эту тоже. Ибо все между небом и землей принадлежит Великому и могучему...
И это я тоже возьму.
Хайра замолчал озабоченно. Вадим, развлекаясь от души, оглянулся.
Антон сосредоточенно смотрел в окно - видимо он не слушал. Хайра сидел на
полу, скрестив ноги, и осматривал его ботинки. Саул смотрел на Хайру,
придерживая у виска один из кристаллов. На лице его было бешенство. Поймав
взгляд Вадима, он нехорошо улыбнулся. Хайра наставительно сказал:
- Когда вас будут раздевать, не забудьте сказать, что вот это, - он
показал пальцем, - это и это мое. Я первый.
- Молчать, - тихо сказал Саул.
- Молчи сам, - с достоинством сказал Хайра. - Или мы забьем тебя
насмерть палками.
- Саул, - сказал Антон. - Перестаньте. Что вы как ребенок...
- Да, он не умен, - сказал Хайра. - Но куртка его хороша.
А ведь он действительно уверен, что мы в его власти, подумал Вадим.
Он уже видит это - как нас раздевают и сталкивают в котлован, и мы спим на
земляном полу, покрытом нечистотами, и всегда молчим, а он гонит нас босых
по снегу, колет копьем, бьет по лицу, чтобы не отставали. А вокруг люди,
которые думают только о себе, которые мечтают попасть пальцем именно в ту
дырку, которая приведет машину в движение, и тогда их, радостных и
ликующих, запрягут в сани и погонят по снегу навстречу свободе, босиком,
через заснеженные холмы, под седалище Великого и могучего... У Вадима
круги пошли перед глазами от боли - так крепко он закусил губу. Я бы им
устроил праздничек, подумал он с ненавистью. Это было странное чувство -
ненависть. Он никогда раньше не испытывал ненависти к людям. Он услыхал,
как Саул страшно сопит у него за спиной. Хайра мурлыкал песенку.
Внизу показался грязный котлован. На дне его в беспорядке сгрудились
машины, нелепые и дикие орудия унижения и смерти. Эх вы, пришельцы,
подумал Вадим. Впрочем, что с вас взять! Вы ведь даже не гуманоиды. Вода с
неба... Варенье...
Он снизился и, тормозя, пошел вдоль улицы прямо к домику охраны.
Хайра, узнав родные места, разразился радостными воплями, которые не брал
даже мощный анализатор.
Перед домиком было полно народу. В зеленоватом свете зари мерцал
снег. На снегу, сбившись в кучку, жалкие, голые, стояли, опустив головы,
два десятка бывших освобожденных. Вокруг них, опираясь на копья, расставив
ноги, стояли стражники в шубах. На крыльце возвышался носитель отличного
меча. Отличный меч он держал перед собой и, повернув оттопыренное ухо к
мечу, водил по острию большим пальцем. Потом он заметил снижающийся
глайдер и замер, раскрыв черную пасть.
Вадим посадил глайдер прямо перед крыльцом. Он распахнул фонарь и
крикнул:
- Кайра-мэ сорината-му! Татимата-нэ кори-су!
Он выбрался из-за руля, сгреб носителя копья из рода холмов в охапку
и поставил его на ступеньки крыльца. Начальник опустил меч и с отчетливым
