Главная · Поиск книг · Поступления книг · Top 40 · Форумы · Ссылки · Читатели

Настройка текста
Перенос строк


    Прохождения игр    
Demon's Souls |#15| Dragon God
Demon's Souls |#14| Flamelurker
Demon's Souls |#13| Storm King
Demon's Souls |#12| Old Monk & Old Hero

Другие игры...


liveinternet.ru: показано число просмотров за 24 часа, посетителей за 24 часа и за сегодня
Rambler's Top100
Русская фантастика - А&Б Стругацкие Весь текст 392.21 Kb

Отягощенные злом

Предыдущая страница Следующая страница
1 ... 26 27 28 29 30 31 32  33 34
бледна и печальна.
     А он не смеялся. Сначала он  испугался,  он  решил,  что  его  сейчас
накажут за то, что он полез к меду без очереди. Потом  он  сообразил,  что
его проступка даже не заметили. И  тут  же  почему-то  понял,  что  ничего
смешного не происходит, а происходит страшное. Откуда у него  взялось  это
понимание? Неизвестно. Может, родилось оно от бледной и  печальной  улыбки
Рабби. А может быть, это было просто звериное предчувствие беды.
     Они отсмеялись, погалдели, настроение у всех поднялось, они все  рады
были, что Рабби впервые за неделю отпустил шутку и шутка  оказалась  столь
удачной. Они доели пасху, и ему было велено убрать со стола, а сами  стали
укладываться на ночь. И вот, когда он мыл во дворе посуду,  вышел  к  нему
под звездное небо Рабби, присел рядом на перевернутый котел и заговорил  с
ним.
     Рабби говорил долго, медленно, терпеливо, повторял снова и снова одно
и то же: куда он  должен  будет  сейчас  пойти,  кого  спросить,  и  когда
поставят его перед спрошенным, что надо  будет  рассказать  и  что  делать
дальше. Рабби говорил, а потом  требовал,  чтобы  он  повторил  сказанное,
чтобы он запомнил накрепко: куда, кого, что рассказать и что делать потом.
     И когда, уже утром, он правильно и без запинки повторил приказание  в
третий раз, Рабби похвалил его и повел за собой  обратно  в  помещение.  И
там, в помещении, Рабби громко, так, чтобы слышали те, кто не спал, и  те,
кто проснулся, велел ему взять корзину и сейчас же идти  на  рынок,  чтобы
купить еду на завтра, а правильнее сказать - на сегодня, потому  что  утро
уже наступило, и дал ему денег, взявши их у Петра.
     И он пошел по прохладным еще улицам города, в четвертый, в пятый и  в
шестой раз повторяя про себя: кого; что рассказать; что делать потом, -  и
держал свой путь тупа, куда ему было приказано, а вовсе не на рынок. И  он
удивлялся, почему черное, звериное  предчувствие  беды  сейчас,  когда  он
выполняет приказание Рабби, не только не покидает его, но даже  как  будто
усиливается с каждым шагом, и почему-то виделись  ему  в  уличных  голубых
тенях бешеные глаза опасного Иоанна и чудился леденящий отблеск на  лезвии
его длинного ножа...
     Он пришел, куда ему было приказано, и спросил  того,  кого  приказано
было спросить, и сначала его не  пускали,  и  мучительно  долго  томили  в
огромном, еле освещенном единственным факелом помещении, так что ноги  его
застыли на каменном полу, а потом повели куда-то, и  он  предстал,  и  без
запинки, без единой ошибки (это было счастье!)  проговорил  все,  что  ему
было приказано проговорить. И он увидел, как странная, противоестественная
радость разгорается на холеном лице богатого человека,  перед  которым  он
стоял. Когда он закончил, его похвалили и сунули  ему  в  руки  мешочек  с
деньгами. Все было именно так, как  предсказывал  Рабби:  похвалят,  дадут
денег, - и вот он уже ведет стражников.
     Солнце поднялось высоко, народу полно на улицах, и  все  расступаются
перед ним, потому что за ним идут стражники. Все, как предсказывал  Рабби,
а беда все ближе и ближе, и ничего  невозможно  сделать,  потому  что  все
идет, как предсказывал Рабби, а значит - правильно.
     Как было приказано, он оставил стражников на пороге, а  сам  вошел  в
дом. Все сидели за столом и  слушали  Рабби,  а  опасный  Иоанн  почему-то
припал к Рабби, словно стараясь закрыть его грудь своим телом.
     Войдя, он сказал, как было приказано: "Я  пришел,  Рабби",  и  Рабби,
ласково освободившись от рук Иоанна, поднялся и подошел к  нему,  и  обнял
его, и прижал к себе, и поцеловал, как иного сына целует отец. И сейчас же
в помещение ворвались стражники, а навстречу им с ужасающим  ревом,  прямо
через стол, вылетел Иоанн с занесенным мечом, и начался бой.
     Его сразу же сбили с ног и затоптали, и он впал  в  беспамятство,  он
ничего не видел и не слышал, а когда очнулся, то оказалось,  что  валяется
он в углу жалкой грудой беспомощных костей, и каждая кость болела,  а  над
ним сидел на корточках Петр, и больше в помещении никого не было, все было
завалено битыми горшками, поломанной мебелью, растоптанной едой, и обильно
окроплено кровью, как на бойне.
     Петр смотрел ему прямо в лицо, но словно  бы  не  видел  его,  только
судорожно кусал себе  пальцы  и  бормотал,  большей  частью  неразборчиво.
"Делать-то теперь что? -  бормотал  Петр,  бессмысленно  тараща  глаза.  -
Мне-то теперь что делать?  Куда  мне-то  теперь  деваться?",  а  заметивши
наконец, что он очнулся, схватил его обеими  руками  за  шею  и  заорал  в
голос: "Ты сам их  сюда  привел,  козий  отброс,  или  тебе  было  велено?
Говори!" "Мне было велено", - ответил он. "А это откуда?"  -  заорал  Петр
еще пуще, тыча ему в лицо мешочек с деньгами. "Велено мне было", -  сказал
он в отчаянии. И тогда Петр отпустил его, поднялся и пошел  вон,  на  ходу
засовывая мешочек за пазуху, но на  пороге  приостановился,  повернулся  к
нему и сказал, словно выплюнул: "Предатель вонючий, иуда!".
     На  этом  месте  рассказа  наш  гусенок  внезапно  оборвал  себя   на
полуслове, весь затрясся и с ужасом уставился на  дверь.  Тут  и  мы  всей
бригадой тоже посмотрели на дверь. В дверях не было ничего особенного. Там
стоял, держа  портфель  под  мышкой,  Агасфер  Лукич  и  с  неопределенным
выражением на лице (то ли жалость  написана  была  на  этом  лице,  то  ли
печальное презрение, а может быть, и некая ностальгическая тоска)  смотрел
на гусенка и манил его к себе пальцем. И гусенок с  грохотом  обрушил  все
свои мослы  на  пол  и  на  четвереньках  пополз  к  его  ногам,  визгливо
вскрикивая:
     - Велено мне было! Белено! Он сам велел! И никому не велел  говорить!
Я бы сказал тебе, Опасный, но ведь он никому не велел говорить!..
     - Встань, дристун, - сказал Агасфер Лукич. - Подбери сопли. Все давно
прошло и забыто. Пошли. Он хочет тебя видеть.


     29.  Сегодня  наступило,  наконец,  семнадцатое,  но  не  семнадцатое
ноября, а семнадцатое  июля.  Солнце  ослепительное.  Грязища  под  окнами
высохла и превратилась в серую растрескавшуюся твердь. Тополя на проспекте
Труда клубятся зеленью, сережки с ник уже осыпались. Жарко. В чем идти  на
улицу - непонятно. Самое летнее, что у меня есть, это нейлоновая  майка  и
трусы.
     Прямо с  утра  Парасюхин  облачился  в  свой  черный  кожаный  мундир
эсэсовского самокатчика (а также патрона "Голубой устрицы")  и  пристал  к
Демиургу, чтобы тот откомандировал его в Мир Мечты. Мир - с большой буквы,
и Мечта -  тоже  с  большой  буквы.  Трижды  Демиург  нарочито  настырным,
казенно-дидактическим тоном  переспрашивал  его:  Мир  чьей  именно  Мечты
имеется в виду? Даже я, внутренне потешаясь  над  происходящим,  почуял  в
этом  настойчивом  переспрашивании  какую-то   угрозу,   какой-то   камень
подводный, и некое смутное неприятное воспоминание шевельнулось во мне,  я
даже испытал что-то вроде опасения за нашего Парасюхина.
     Однако румяный болван не учуял ничего  -  со  всей  своей  знаменитой
нордической интуицией  и  со  всем  своим  широко  объявленным  Внутренним
Голосом. Он пер напролом: Мир только одной Мечты возможен, все остальное -
либо миражи, либо происки... Мечта чистая, как  чист  хрустальный  родник,
нарождающийся   в   чистых   глубинах   чистой   родины   народа...   его,
парасюхинская, личная Мечта, она же мечта родов народных...
     С тем он и был откомандирован. Вот уже скоро обедать пора, а его  все
нет.
     Явилась  пара  абитуриентов.  Юнец  и  юница,  горячие  комсомольские
сердца. Оба в зеленых выгоревших  комбинезонах,  исполосованных  надписями
БАМСТРОЙ, ТАМСТРОЙ, СЯМСТРОЙ, такие-то годы (в том числе и 1997, что  меня
несколько удивило). Лица румянятся смущением и пылают энтузиазмом.
     К стопам  был  повергнут  проект  "О  лишении  человечества  страха".
Фундамент и отец  нашей  цивилизации  -  страх...  Совесть  зачастую  тоже
базируется на страхе... и тому подобное. Вообще весь  проект  построен  на
микроскопическом личном опыте и на вычитанной  где-то  фразе:  "Поскребите
любое дурное свойство человека, и выглянет его основа - страх". (Сказано в
манере Бернарда Шоу, но это не Бернард Шоу.) Страх сковывает  и  угнетает:
чувство справедливости, прямоту-честность-откровенность, гордость сюда же,
собственное достоинство, принципиальность...
     Демиург запутал их играючи. Нельзя ведь отрицать, что страх сковывает
и угнетает также: садизм-мазохизм, стремление к легкой наживе,  склонность
к   лжесвидетельству,   мстительность,   агрессивность,    потребительское
отношение   к   чужой   жизни,   склонность   к    анонимкам,    идиотскую
принципиальность... Кроме того, если поскрести кое-какие  ДОБРЫЕ  свойства
кое-каких людей, то и в этом случае частенько вылезает наружу все  тот  же
страх... Впрочем, сама по себе мысль не дурна, есть  о  чем  поразмыслить,
однако требуется тщательная и всесторонняя доработка. Проводить!  Угостить
нашим морсом! Подать пальто!
     Какие пальто в середине июля. Я повел их на кухню поить морсом, и тут
объявился Парасюхин.
     Он обвалился в коридоре, как пласт штукатурки с потолка,  и  огромным
мешком с костями дробно обрушился на линолеум. Я только рот разинул, а  он
уже собрал к себе все свои руки-ноги, заслонился растопыренными  ладонями,
локтями и даже коленями и в таком  виде  вжался  в  стену,  блестя  сквозь
пальцы вытаращенным глазом. Волна зловония распространилась по коридору  -
то ли он обгадился, то ли его недавно  окунали  в  нужник,  -  я  не  стал
разбираться. Я просто крикнул бригаду. Бригада набежала, и я распорядился.
Парасюхина поволокли волоком в санобработку, -  Колпаков,  как  обычно,  с
молчаливой старательностью, Матвей Матвеевич - с визгливыми  причитаниями,
а Спиртов-Водкин - поливая окрестности  сквернословием,  словно  одержимый
болезнью де ля Туретта.
     И вот тогда-то я осознал, наконец, смутные свои опасения, отчетливо и
в деталях вспомнив о своем собственном печальном опыте в Мире Мечты Матвея
Матвеевича Гершковича...
     Мир  Мечты,  назидательно  сказал  я  юнице  и  юнцу,  взиравшим   на
происходящее с трепетом и жадным любопытством, Мир Мечты - это  дьявольски
опасная и непростая штука. Конечно же,  мечтать  надо.  Надо  мечтать.  Но
далеко не всем и отнюдь не каждому. Есть люди, которым мечтать  прямо-таки
противопоказано. В особенности - о мирах.
     Юнец с юницей меня не  поняли,  конечно.  Да  я  и  не  собирался  им
что-либо втолковывать, я просто собирался напоить их морсом, что и  сделал
под разнообразные элоквенции, явственно доносящиеся из санпропускника.
     А совсем уже к вечеру объявился Агасфер Лукич, и не один.
     "Эссе хомо!" - провозгласил он, обнимая гостя  за  плечи  и  легонько
подталкивая его ко мне. Гость  растерянно  улыбался  -  небольшого  роста,
ладный человек лет пятидесяти, в костюме странного покроя. На правой скуле
его розовело что-то вроде пластыря,  но  не  пластырь,  а  скорее  остаток
небрежно стертого грима. И с левой рукой у него было не все  в  порядке  -
она висела плетью и казалась укороченной, кончики пальцев  едва  виднелись
из рукава.
     Таким я увидел его в первый раз  -  немного  растерянным,  не  вполне
здоровым и очень заинтригованным.
     - Прошу любить и жаловать, - произнес Агасфер Лукич весело. - Георгий
Ана...
     (ПРИМЕЧАНИЕ ИГОРЯ К._МЫТАРИНА)  На  этом  рукопись  "ОЗ"  обрывается.
Продолжения я никогда не видел и не знаю, существует ли оно. Скорее  всего
весь дальнейший текст был изъят самим  Г.А.  -  например,  из  соображений
скромности. Я вполне допускаю, что вся изъятая  часть  рукописи  посвящена
главным образом Г.А. Разумеется, возможны и  другие  объяснения.  Их  даже
несколько. Да только какой смысл приводить их здесь? Все  они  слишком  уж
неправдоподобны.)



                          НЕОБХОДИМОЕ ЗАКЛЮЧЕНИЕ

     По понятным причинам, на двадцатом дне июля мои записи прерываются  и
возобновляются уже только зимой. Прошло сорок лет, и я не способен  сейчас
Предыдущая страница Следующая страница
1 ... 26 27 28 29 30 31 32  33 34
Ваша оценка:
Комментарий:
  Подпись:
(Чтобы комментарии всегда подписывались Вашим именем, можете зарегистрироваться в Клубе читателей)
  Сайт:
 
Комментарии (1)

Реклама