пожалуйста, Максим, навоображал себе невесть что...
- А вот мы сейчас чайку! - воскликнул бодро журналист Каммерер. - А?
С пасифунчиками! А?
- Нет-нет, ни в коем случае. Поздно уже... Так, значит, он к вам так
и не заходил еще... Я имею в виду Леву. Леву Абалкина.
- Он мне звонил. Час-полтора назад. А что случилось?
- И как вы его нашли?
- Да разговор, надо признаться, получился довольно странный, я
ничего не понял... Но ведь они раньше был довольно странный парень, как я
помню...
- Он не оскорбил вас?
- Господи, конечно, нет! Скорее уж я на него накричал немножко... на
правах старшего, так сказать... А что все-таки случилось, Сергей
Павлович?
Сергей Павлович явно затруднился.
- Наверное, мне придется рассказать вам все, - проговорил он. -
Может быть, нам с вами следует сопоставить наши впечатления... Дело в
том, что я видел его сегодня, и до сих пор я чувствую себя... ну просто
взвинченным! Представьте себе, примерно в пять часов я вылетел на своем
глайдере в Свердловск у меня там было свидание в клубе. Через пятнадцать
минут меня буквально атаковал и заставил приземлиться невесть откуда
взявшийся дикий глайдер. Он садится рядом, и из него выскакивает,
представьте себе, Лева Абалкин, весь взъерошенный и совершенно
невменяемый. Не здороваясь, не давши мне раскрыть рта и тем более не
тратя времени на сыновьи объятия, он обрушивается на меня с
саркастическими благодарностями за те неимоверные усилия, которые якобы я
приложил в свое время для того, чтобы засунуть его, Абалкина, в школу
прогрессоров. Понимаете? Он с детских лет мечтал стать зоопсихологом, а
я, видите ли, загнал его в прогрессоры и таким образом, как он выразился,
сделал всю его дальнейшую жизнь "безмятежной и счастливой"! Это было
настолько наглое и беспардонное извращение истины, что поначалу я просто
не нашел слов! Я залепил ему оплеуху, он замолчал, и мы несколько минут
тряслись друг перед другом от бешенства и негодования. Потом мне удалось
взять себя в руки, и я, как мог спокойно, объяснил ему истинное положение
дел. Теперь, когда все участники этой странной истории либо умерли, либо
давным-давно на покое, я мог ему рассказать все. Какую роль здесь сыграл
региональный совет просвещения. Как вел себя Евразийский сектор. Что
говорил доктор Серафимович и что сказал тогда тогдашний председатель
комиссии по распределению... Я ему рассказал все! Как меня унизили, как
меня высекли, как мне предъявили заключение четырех экспертов и доказали,
что они все правы и только один я, старый дурак, не прав...
Дойдя до этого пункта, Сергей Павлович задохнулся и замолчал.
- И что же он? - осмелился спросить журналист Каммерер.
Старик горестно пожевал губами.
- Этот глупый мальчишка поцеловал мне руку и бросился к своему
глайдеру. Я крикнул ему... Я не мог просто так. Я должен был все
объяснить, и я должен был понять, что происходит... А слов не было. И я
только сказал ему про вас.... Что журналист Каммерер ищет его, чтобы
повидаться... И вот тут произошло нечто совсем уж необъяснимое. То, из-за
чего я здесь. Все это время я просидел в клубе как на иголках...
Наваждение какое-то... Представьте себе, он уже садился в глайдер и тут
услышал ваше имя. Лицо его буквально исказилось. Я не берусь передать это
выражение, да я и не понимаю его. Он переспросил меня. Я повторил, уже
сомневаясь, правильно ли я поступаю. Он спросил ваш адрес. Я сказал. И
тогда он проговорил... нет, прошипел!.. что-то вроде: очень хорошо, с
удовольствием с ним повстречаюсь... Я так ничего и не понял. Я пришел к
вам сейчас, во-первых, потому, что мне стало страшно за вас... а
во-вторых, может быть, вы что-нибудь понимаете? Что случилось? Что
происходит с ним?
- Я и сам ничего не могу понять, - сказал Каммерер искренне.
- Бедный мальчик... - проговорил учитель. - Вы знаете, ведь ему не
повезло в жизни. У меня такое впечатление, что всю жизнь ему не везло. -
Он помолчал и добавил, поднимаясь: - Вы знаете, Максим, мне сейчас
кажется почему-то, что я больше никогда его не увижу.
У себя дома Экселенц носил строгое черное кимоно. Он восседал за
рабочим столом и занимался любимым делом: рассматривал через лупу
какую-то уродливую коллекционную статуэтку.
- Я понял твою гипотезу, - сказал Экселенц. - Чуть позже мы
поговорим о ней. По-моему, у тебя есть ко мне вопросы.
- Да, - сказал Максим. - Я хотел бы знать, вступал ли Лев Абалкин на
Земле в контакт с кем-нибудь еще. Кроме меня.
- Вступал, - сказал Экселенц и посмотрел на Максима с явным
интересом.
- Могу я узнать - с кем?
- Можешь. Со мной.
Максим вздрогнул.
- Я вижу, тебя это удивляет... - продолжал Экселенц. - Меня тоже. Но
никакого разговора у нас не было. Он проделал такую же штуку, что и с
тобой: не включил изображение. Полюбовался на меня, узнал, надо думать, и
отключился.
- А почему вы, собственно, решили, что это был он?
- Потому что он связался со мной по каналу, который был известен
только одному человеку.
- Так, может быть, этот человек...
- Нет. Этот человек мертв. Его звали Тристан Гутенфельд, он был
наблюдающим врачом Льва Абалкина, как ты должен помнить, и погиб при
довольно странных обстоятельствах.
Некоторое время они молчали, потом Экселенц заговорил снова:
- Что же касается твоей гипотезы, то она никуда не годится. Лев
Абалкин сделался превосходным резидентом. Он любил свою работу, отлично
ее делал, и у него в мыслях даже не было ее менять...
- Однако с детства он мечтал стать зоопсихологом...
- Это не твоя компетенция, - сказал Экселенц резко. - Не отвлекайся.
Ты все время отвлекаешься. Что ты намерен делать дальше?
Максим посмотрел на часы.
- На десять часов у меня назначено свидание с Абалкиным в коттедже
номер шесть, как я вам уже докладывал. Полагаю, это пустой номер. Он не
придет. Тогда я отправлюсь в Канаду. Я еще не говорил вам, Экселенц...
Через информаторий мне удалось разыскать того голована по имени
Щекн-Итрч, с которым Лев Абалкин дружил в молодые свои годы. Так вот, он
сейчас на Земле. Он что-то вроде культурного атташе... или, если угодно,
переводчика референта при постоянном посольстве голованов. Это на реке
Телон, северо-западнее Бейкерлейка...
Экселенц кивнул.
- Хорошо, - сказал он, - Но сначала ты найдешь Глумову. Ты выяснишь
у нее следующее. Виделась ли она с Абалкиным еще раз. Говорил ли Абалкин
с ней о ее работе. Если говорил, то что именно его интересовало. Не
выражал ли он желания прийти к ней в Музей. Все. Повтори.
- Выяснить у Глумовой, виделась ли она с ним еще раз, говорил ли он
с ней о работе, если говорил-то что именно его интересовало, не выражал
ли желания посетить Музей.
- Так. Ты предлагал сменить легенду. Не возражаю. КОМКОН разыскивает
прогрессора Абалкина для получения от него показаний касательно некоего
несчастного случая. Расследование связано с тайной личности и потому
проводится негласно. Не возражаю. Вопросы есть?
- Хотел бы я знать, при чем здесь этот Музей... - пробормотал Максим
как бы про себя.
- Ты что-то сказал? - осведомился Экселенц.
- Нет. Мне все ясно. Кроме того, что неясно совсем.
- Не отвлекайся... - проворчал Экселенц и вдруг грохнул кулаком по
столу и заорал: - Скажи спасибо, мальчишка, что я не рассказываю тебе
всего! Уходи!
Максим вскочил и направился к двери.
- Стой, - сказал Экселенц. - Приказ отыскать Абалкина и взять под
наблюдение я отменяю. Теперь ты пойдешь по его следам. Сейчас мне важнее
всего знать, где он бывает, с кем встречается и о чем говорит. Иди. И
прости меня. По крайней мере, постарайся.
У себя в кабинете Максим позвонил Майе Глумовой домой. На экране
появилась веснушчатая детская физиономия с прозрачными северными глазами,
- безусловно Глумов-младший, одиннадцати лет.
- Гм... - произнес Максим. - Здравствуй.
- Здравствуйте. Вы кто?
- Я - мамин знакомый. Можно твою маму?
- А мамы нет, - сказал Глумов-младший и добавил: - Будет поздно, так
и сказала.
- Ну извини, - сказал Максим. - Тогда позвоню ей на работу.
Он набрал номер Музея и испытал некоторый шок. С экрана приятно
улыбнулся ему Григорий Каммерер, сынишка и чемпион по субаксу. В течение
нескольких секунд Максим наблюдал за последовательной сменой выражений на
загорелой Гришиной физиономии. Приятная улыбка. Полная растерянность.
Веселое недоумение, официальная готовность выслушать распоряжения. И
наконец снова приятная улыбка, правда, слегка уже натянутая.
- Здравствуйте, - сказал Максим. - Попросите, если можно, Майю
Тойвовну.
- Майя Тойвовна... - Гриша огляделся. - Вы знаете, ее нет.
По-моему, она сегодня еще не приходила. Передать ей что-нибудь?
- Передайте, что звонил Каммерер, журналист. Она должна меня
помнить. А вы что же - новичок? Что-то я вас...
- Да, я тут только со вчерашнего дня... Я, собственно, посторонний,
работаю с экспонатами...
- Ага... - сказал Максим. - Ну что ж... Прошу прощения. Я еще
позвоню.
Он откинулся на спинку кресла и заложил руки за голову.
...Так-так-так. Экселенц принимает меры. Похоже, что он просто
уверен, что Лев Абалкин появится в Музее... Попробуем понять, почему он
выбрал именно моего Гришку. Гриша у нас без году неделя. Сообразительный.
Хорошая реакция. По образованию экзобиолог. Похоже, именно в этом все
дело: молодой экзобиолог начинает свое первое самостоятельное
исследование в Музее внеземных культур... Тихо, мирно, изящно, прилично.
И кроме того, Гришка - чемпион сектора по субаксу... При чем здесь Музей?
Почему Экселенц допускает, что имперского штабника, натворившего что-то
такое в сотне парсеков отсюда, может что-то заинтересовать в этих
залах... Когда я сказал ему, что Глумова работает в Музее, он же
испугался! Мне удалось напугать Экселенца! У него зрачки были во всю
радужку!..
...Тайна личности. Самая сумеречная тайна из всех мыслимых. О ней
ничего не должна знать сама личность. Этот Абалкин когда-то что-то
натворил, и сам не знает этого, и все обязаны скрывать от него эту его
собственную тайну... Ненавижу тайны. Терпеть их не могу. По-моему, все
тайны в наше время и на нашей планете отдают какой-то гадостью. Наверное,
Экселенц прав, когда орет на меня, чтобы я не совал носа дальше
необходимого - ведь меня же и стошнит... Наверняка ведь есть люди,
которые посвящены в эту тайну полностью, но они, видимо, не годятся для
розыска. И есть, наверное, куча людей, которые провели бы этот розыск
лучше меня, но Экселенц понимает, что розыск рано или поздно приведет к
тайне, и тут важно, чтобы у человека хватило деликатности вовремя
остановиться. Поэтому Экселенц и поручил это дело именно мне... Ну что ж,
он сделал правильный выбор... Сейчас я позвоню в коттедж номер шесть и
отправлюсь прямиком в Канаду... А Майя Глумова - потом...
Максим посмотрел на часы и набрал номер на видеофона.
Он снова испытал шок. Он увидел на экране Майю Глумову.
- А, это вы... - проговорила она с отвращением.
Обида и разочарование были на лице ее. Щеки ввалились, под глазами
легли тени, но прекрасные волосы ее были тщательно уложены, а поверх
строгого серого платья лежало то самое янтарное ожерелье.
- Да, это я... - сказал журналист Каммерер растерянно. - Доброе
утро. Я, собственно... Что, Лев у себя?
