разъединены, и в дальнейшем должны быть приняты меры, чтобы они не
встречались друг с другом и ничего друг о друге не знали. Четвертое. В
дальнейшем они должны получить внеземные специальности. Сами
обстоятельства их жизни естественным образом должны затруднять им
посещения Земли даже на короткие сроки... Я преследовал только одну цель:
когда включится программа, всем этим "подкидышам" должно быть как можно
труднее. Пусть он не понимает, что с ним происходит. Пусть у него не
будет соратников, с которыми он мог бы посоветоваться и объединиться.
Пусть он будет при этом далеко от Земли. И пусть ему будет нелегко
попасть на Землю. Мне повезло. На мою сторону встали не только те, кто
разделял мои опасения, - таких было меньшинство, но и те, кто опасались
за психику "подкидышей". Они считали, что осознание такого необычайного
своего происхождения способно нанести человеку психическую травму... Как
показал дальнейший опыт, они были тоже правы. Как раз в то время, когда
мы с тобой крутились на Саракше, дураки-психологи в порядке эксперимента
рассказали одному из "подкидышей" всю правду о его происхождении. Сначала
все было хорошо, а на сто тридцатый день он погиб у себя на Горгоне.
Скорее всего, покончил с собой. Видимо, это не просто - сознавать, что
ты, землянин до мозга костей, никогда ничего не любивший кроме Земли,
несешь в себе, может быть, какую-то страшную угрозу для человечества...
...Первые десять лет все было хорошо. К этим мальчишкам и девчонкам
были прикреплены самые лучшие врачи и самые лучшие педагоги. Ребятишки
росли самые обыкновенные. В чем-то они были получше, а в чем-то похуже
других детей. Потом у них стали появляться эти значки. На сгибе локтя.
Припухлость, синяк, а через неделю - родимое пятно странной формы. Я
сначала не обратил на это внимания. Потом умные люди принесли и показали
мне фотоснимок "детонаторов"...
...Это сейчас мы называем их "детонаторами", а тогда это называлось
"элемент жизнеобеспечения пятнадцать дробь а". В недрах
саркофага-инкубатора было найдено много удивительных и непонятных вещей,
в том числе и этот ящик с тринадцатью гнездами. Тринадцать замысловатых
иероглифов. Тринадцать сгибов детских локтей. По значку на локоть. Причем
совпадение абсолютное. Вот тогда и было произнесено слово "детонаторы".
Мы еще ничего не понимали и не знали тогда, но это выскочило в нашем
сознании одновременно: тринадцать загорелых исцарапанных бомб лазают по
деревьям и плещутся в речках в разных концах земного шара, а здесь
тринадцать детонаторов к ним тихо ждут своего часа...
...Это была, конечно, минута слабости. Ниоткуда не следовало, что
диски со значками - это детонаторы к бомбам, возбудители скрытой
программы. Просто, когда дело касалось "подкидышей", мы все уже привыкли
предполагать самое худшее... Даже сама связь между "детонаторами" и
"подкидышами" была поначалу только гипотезой. Потом эта гипотеза
подтвердилась...
..."Детонаторами" занялись вплотную. Их обследовали, как умели. И
ничего интересного не обнаружили до тех пор пока не было решено разрушить
один из них. "Детонатор" номер двенадцать, значок "М"-готическое, был
разрушен и не восстановился. А спустя два дня в Северных Андах попала под
горный обвал группа молодых туристов. Двадцать семь юношей и девушек во
главе с инструктором. Многие получили ушибы и ранения, но все остались
живы. Кроме Эдны Ласко. Она была "подкидышем". На локте у нее был значок
"М"-готическое. Эксперименты над "детонаторами" были сейчас же
прекращены. Но через два года, как я тебе уже говорил, покончил с собой
на Горгоне этот несчастный, которому открыли тайну его личности. Он
погиб, а через две недели совершенно случайно было обнаружено, что
соответствующий "детонатор", хранившийся, как и остальные, в Музее, исчез
начисто, не оставив по себе даже пыли...
...Теперь ты понимаешь, каково мне было, когда ты доложил, что Майя
Глумова работает в Музее, да еще в том самом секторе, где хранится футляр
с "детонаторами"
Уже светало, когда Экселенц кончил рассказывать. Замолчав, он грузно
поднялся, не глядя на Максима, и пошел снова заваривать кофе.
- Можешь спрашивать, - проворчал он.
"...Теперь с этой тайной на плечах мне ходить до конца жизни, -
думал Максим. - Теперь я принимаю на себя еще одну ответственность, о
которой не просил и в которой, ей-богу, не нуждался. Теперь я обязан
знать хотя бы то, что уже понятно до меня, а желательно - еще больше. А
значит, по уши увязнуть в этой тайне, отвратительной, как все тайны, и
даже, наверное, еще более отвратительной... Спасибо тебе Экселенц, что до
последнего момента ты старался удержать меня на самом краю этой тайны и
будь ты неладен, что все-таки не сумел и не удержал..."
- У тебя нет вопросов? - осведомился Экселенц.
Максим спохватился.
- То есть вы полагаете, что программа заработала, и он убил Тристана
Гутенфельда?
- Мне больше нечего полагать.
- Экселенц аккуратно разлил кофе и уселся на место.
- Тристан был его наблюдающим врачом. Регулярно раз в месяц они
встречались где-то в джунглях, и Тристан проводил профилактический
осмотр. Якобы в порядке рутинного контроля за психикой прогрессора, а на
самом деле - для того, чтобы убедиться: Абалкин пока остается человеком.
На всем Саракше один Тристан знал, что Абалкину запрещено появляться на
Земле. Во всем мире один Тристан знал номер моего спецканала. Это
спецканал для связи лично с ним... И вот в день, назначенный для осмотра,
он гибнет. А Лев Абалкин бежит на Землю, Лев Абалкин скрывается, Лев
Абалкин звонит мне по спецканалу Тристана... - Он залпом выпил свой кофе
и помолчал, жуя губами. - По-моему, ты не понял самого главного, Мак. Мы
теперь имеем дело не с Абалкиным, а со Странниками. Льва Абалкина больше
нет. Забудь о нем. На нас идет автомат Странников! - Он снова помолчал. -
Я вообще не представляю, какая сила способна была заставить Тристана
назвать мой номер кому бы то ни было, а тем более - Льву Абалкину. Ведь
его пытали, Тристана...
- Абалкин пытал Тристана?
Экселенц пожал плечами.
- Программа пытала Тристана, - сказал он. - Абалкина больше нет.
- И вы полагаете, что сейчас программа гонит его на поиски
"детонатора"?
- Мне больше нечего предполагать.
- Но ведь он ничего не знает о "детонаторах"!.. Или это Тристан ему
рассказал?
- Тристан ничего не знал о "детонаторах". И Абалкин ничего не знает.
Знает программа!
- Подождите, - сказал Максим. - А как же остальные... одиннадцать,
десять, сколько их там?
- Все в пределах нормы пока. Но ведь и значки появились у них не
одновременно. Абалкин был самым первым. И у него у первого включилась
программа. И слава богу, это дает нам хоть какой-то шанс. Мы можем сейчас
следить за ними теперь будем знать, как это с ними происходит... хоть
немного сумеем подготовиться...
Максим сильно потер ладонями лицо.
- Экселенц, - сказал он. - Вы только поймите меня правильно, прошу
вас. У меня нет сейчас цели смягчить, сгладить, приуменьшить... Но ведь
вы не видели его. И вы не видели людей, с которыми он общался... Я все
понимаю: гибель Тристана, бегство, звонок по вашему спецканалу,
скрывается, выходит на Глумову с "детонаторами"... Этакая безупречная
логическая цепочка. Но, Экселенц, это ведь только логика! Вы избрали
гипотезу о программе, и получается вот такая логика! Возьмите другую
гипотезу, и появится какая-то другая логика, которая все эти факты
отлично объяснит...
- Например?
- Я не могу сейчас ничего придумать. Если вы прикажете, я придумаю.
Уверен в этом. Я другое хочу сказать. Обратите внимание: встречается с
Глумовой - и ни слова о Музее, только детские воспоминания и любовь.
Встречается с учителем - и только обида, будто бы учитель испортил ему
жизнь... Разговаривает со мной - обида, будто я украл у него приоритет...
Кстати, в рамках вашей логики, зачем ему вообще было встречаться с
учителем? Со мной - еще туда-сюда: хотел проверить, кто его выслеживает.
А учитель здесь, при чем? Теперь Щекн - дурацкая просьба об убежище...
Это уже вообще ни в какие ворота не лезет!
- Лезет, Мак. Все лезет. Все так, как я и ожидал. Ты пойми:
программа программой, а сознание сознанием. Он сам не понимает, что с ним
происходит. Странники - не люди, и поэтому программа требует от него
нечеловеческого. У него нет понятий для этого, ни слов, ни даже образов,
поэтому он мечется, поэтому он совершают странные, нелепые поступки...
Для этого и нужна была тайна личности, у нас есть теперь хоть какой-то
запас времени. Представь себе, что он шел бы прямо к цели. Ни черта бы мы
не успели его остановить, все было бы кончено еще третьего дня... А
насчет Щекна ты не понял ни черта. Никакой просьбы об убежище там не
было. Просто голованы не люди, они почуяли, что он больше не человек, и
демонстрируют нам свою лояльность... Я вижу, ты сомневаешься.
- Я видел его, Экселенц. Я видел учителя, и я видел Глумову. Он
мечется. Да, он совершает странные поступки. Да. Только нелепого в этих
поступках ничего нет. Есть какая-то цель, которой я не понимаю. И
"детонаторы" здесь ни при чем... Поймите, Экселенц, он жалок, он
несчастен. Я не вижу в нем ничего опасного... Можно еще кофе?
Экселенц поднялся и пошел заваривать новую порцию.
- Сомневаешься... - сказал он, стоя к Максиму спиной. - Счастливчик.
Я бы и сам сомневался, если бы мог себе это позволить. Ты меня знаешь,
Мак, я старый рационалист, я понавидался всякого, и я всегда шел от
разума, и разум никогда не подводил меня. Мне отвратительны все эти
фантастические кунштюки, все эти таинственные программы, составленные
кем-то там пятьдесят пять тысяч лет назад... которые, видите ли,
включаются и выключаются по непонятному принципу! Все эти мистические
внепространственные связи между живыми душами и дурацкими кругляшками,
запрятанными в футляр... Меня с души воротит от всего этого!
Он принес кофе и разлил по чашкам.
- Если бы мы с тобой были обыкновенными учеными, - продолжал он, - и
просто занимались бы изучением некоего явления природы, с каким
наслаждением я объявил бы все это цепью идиотских случайностей! Случайно
погиб Тристан - что ж, не он первый, не он последний. Подруга детства
Абалкина случайно оказалась хранительницей "детонаторов". Сам он
совершенно случайно набрал номер моего спецканала, хотя собирался звонить
кому-то другому... Клянусь тебе, самое маловероятное сцепление
маловероятных совпадений казалось бы мне все-таки гораздо более
правдоподобным, чем идиотское, бездарное предположение о какой-то там
вельзевуловой программе, которую заложили в человеческий зародыш... Но в
том-то и дело, что мы с тобой не ученые. Ученый может ошибаться, каждая
его ошибка - это, в конце концов, его личное дело. А мы ошибаться не
должны. Нам все простят: невежество, мистицизм, суеверную глупость...
одного нам не простят - если мы недооценили опасность. Если в нашем доме
вдруг завоняло серой, мы просто не имеем права пускаться в рассуждений о
молекулярных флюктуациях - мы обязаны предположить, что где-то рядом
объявился черт с рогами, и принять соответствующие меры... вплоть до
организации производства святой воды. И если окажется, что это была всего
лишь флюктуация, и если над нами будет хохотать весь Мировой Совет и все
